Пролог
Только спустя годы понимаешь, как все это время ты зависела от одного-единственного человека, от его взгляда, его улыбки, его появления здесь и сейчас. Только глядя на старые школьные фотки с загнутыми углами, помятые, замызганные, спрятанные стопочкой в старый альбом с прозрачными кармашками, порванными чьей-то неосторожной рукой, ты осознаешь, что назад не вернуться, не исправить того, что уже сделано и сказано. Только сидя перед экраном ноута и дрожащей рукой тыкая стрелочку и натыкаясь на очередное видео вашего с ним прошлого, ты принимаешь реальность, в которой больше нет этого человека. Нет и никогда не будет, потому что лимит его терпения исчерпан, потому что он устал ждать, когда твои глаза откроются и когда ты, наконец, поймешь, что ваши с ним чувства настоящие, те самые, которых порой ждут всю жизнь. Ты никогда не верила, считала, что слишком рано, боялась, что упустишь жизнь, веселье, гулянки с подружками, пока он терпел все твои капризы и ждал. Но и его терпению пришел конец, и тебе нашлась замена, пусть не такая желанная, яркая и родная, но все же любимая.
Ритка разрыдалась, сползая со стула с таким стенанием, что из соседней комнаты прибежала младшая сестра и испуганно спросила, в чем дело. Завидев стопку разбросанных по белоснежному ковру фотографий, разорванное приглашение на свадьбу и улыбающееся лицо Антона на экране ноутбука, Аленка тяжко вздохнула и прикрыла дверь, оставаясь в коридоре. Она уж точно ничем не поможет Ритке, только не она! У Аленушки и своих проблем столько, что ни один год разгребать, а уж как утешать сестру, которая профукала любовь всей своей жизни, она понятия не имела. Пусть отец успокаивает депрессивную Ритку, а не она, школьница, которую любимый папочка определил совсем недавно в школу для местной бедноты.
— Дура! — обозвала Аленушка Ритку, которая ревела белугой и стучала по полу ладошками, заставляя сердце младшей сестры разрываться от непонятного чувства. И ведь ничем она не поможет, потому что Антон завтра женится, оставляя Ритку ни с чем. И ведь сестра сама во всем виновата, потому что отвергала ухаживания Антона раз за разом. А все равно жаль сестру и утешить хочется и не понятно, как это сделать.
Аленушка представила Антона — приятного парня с темными и очень красивыми глазами, но слишком худого и высокого. Аленушка помнила, как при встрече с Антоном приходилось задирать голову, чтобы заглядывать в его глаза цвета горького шоколада, а там всегда одно и то же: тоска и печаль, ожидание и желание, предвкушение встречи с Риткой.
Сколько бедный парень оббивал пороги их дома, настаивая на том, чтобы Ритка с ним поговорила? Да, ни один парень на такое не способен, никто так не станет унижаться ради девчонок. Правда, ее сестра очень красивая, вся в маму: с каскадом белоснежных волос до самой талии, с огромными синими глазами и тонкими чертами лица. Ритке бы в кино сниматься, а она поступила в университет на скучную специальность «Программирование компьютерных систем». Что-то сложное и непонятно, порой недостижимое для гуманитарного мозга Аленушки, которая и вникать-то боялась во все эти заумные программистские штучки.
— Мама! — завывала Ритка, а у Аленушки снова екнуло сердечко. Она спустилась спиной по стеночке и уселась под дверью сестры, обнимая себя за коленки и раскачиваясь взад-вперед.
«Боже, как же не хватает мамочки! Ее ангельской мягкости и понимания, ее ласкового голоса и нежных рук, ее любви!»
И Аленка тоже заплакала, кусая пальцы и стараясь не выдавать своего присутствия за дверью. Она слышала голос сестры, слышала, как Ритка говорит с мамой, как рассказывает ей о своей любви к Антону, о своих порушенных надеждах, а сама думала о новой школе и вспоминала сегодняшний день. Самый худший день в ее жизни.
Глава первая
Ультиматум Жукова
(Аленушка)
— Как же меня достал этот маменькин сынок! Таскается за мной с самого первого класса, никак понять не может, что противен одним своим видом! — я кричала так, что в классе химии тряслись колбы и реторты, которые никогда не наблюдали реакций, подобных моей на Константина Жукова.
— Аленушка, ну, перестань беситься, — уговаривал меня Андрей, обтирая о кожанку разбитые в кровь костяшки. — Я проучил этого хлюпика, теперь он к тебе не сунется!
«Как же, не сунется он!»
Я села за парту, уронив на согнутые локти голову и вспоминая то, что произошло на школьном дворе каких-то десять минут назад. Отец мне этого никогда не простит, а мама… Надеюсь, небеса — это лишь азот и кислород, и она не сидит сейчас на облаке, свесив ноги вниз, и не наблюдает за тем безобразием, которое творит ее любимая дочь.
«Прости, мама, я не хотела! Все как-то само собой закрутилось!»
Андрей продолжал успокаивать меня, противно растягивая слова в этой дичайшей манере, которая считалась модной среди подростков нашей школы и особенно нашего класса. Папа запихнул меня в это убогое место только потому, что я стала персоной нон-грата для всех районных школ, наслышанных о нестандартном поведении наследницы выдающегося магната, промышленного гиганта и экономической шишки нашего города.
Фамилия Городничих на слуху у каждого, но никто не представляет, насколько отец погряз в создании денег буквально из всего, что он видел на своем пути. Лес для него — это столько-то кубометров, свободная территория — новый проект по преумножению денег, который нужно сдать к следующему году, а самый лучший вид — это чад из труб его заводов, заполнивших всю промышленную зону.
Деньги, деньги, деньги!
Он помешался на них с того самого момента, как умерла мама, заполнил работой все свое существование, записав меня и сестру в невидимки. Теперь пожинает плоды собственного воспитания и предпринимает шаги к примирению, вернее, предпринимал до тех самых пор, пока я не разбила третью по счету тачку о шлагбаум, перегородивший вход в престижный лицей для обеспеченных девочек и мальчиков. Ритка и того хуже, совсем от рук отбилась, став программистом и наплевав на папенькин запрет поступать в университет в другом городе.
Кстати, папочка спонсировал постройку моего лицея и очень гордился тем, что старшие классы его родная кровиночка отучится в столь прекрасном месте, а она изволила противиться! Так, на тебе, доченька, посмотри, какими бывают школы, зацени плесень в женских переодевалках и отсутствие санузла на третьем этаже, где проходят практически все занятия десятиклассников.
Меня запихнули в этот клоповник, а папочка перешел от мирных переговоров к конкретным угрозам и запоздалому воспитанию, а я послушалась, сделала вид пристыженной девочки, получала пятерки. И, если бы не Константин Жуков, к новому году меня бы перевели в прежний лицей, но нет, мямле и хлюпику нужно было все испортить!
— Ненавижу! — взревела я, заставляя стеклянную колбу на парте жалобно звякнуть. — Как же я его ненавижу!
Даже Андрей — местный авторитет, которого боялись не только школьники, но и взрослые мужики — физруки — отошел от меня на приличное расстояние, слившись с учебно-наглядными пособиями. Однажды он увидел, как я дралась на кулаках с наркоманами, решившими отобрать мой кошелек и новенький айфон.
В тот вечер отец повез меня в самый убогий район нашего города, чтобы показать новую школу, а я психанула и выбежала из машины. Долго бежала, не разбирая дороги, и очухалась в каких-то трущобах, где меня заприметили нарики. Они решили, что я — легкая добыча, и отобрать мои вещи не составит труда, но не зря говорят, что внешность обманчива!
Я дралась, как богиня, выплескивая на них всю накопившуюся злость и обиду и оттачивая умения, приобретенные за годы практики общения с папиными охранниками. С семи лет я начала осваивать приемы самообороны, пока Ритка плавала в бассейне и ходила на балет. Вопреки моим стремлениям, мамочка называла меня «нежным цветочком», считала хрупкой тростиночкой, а я рвалась в бой при каждом удобном случае, и маме пришлось уступить. Я била грушу крошечными кулаками и приводила этим папочку в дичайший восторг, пока он не понял, во что вылились многолетние тренировки. Пока Ритка росла домашним цветочком, я превратилась в сорняк, от которого тщетно пытаются избавиться и которой невозможно превратить в нечто культурное. Папочка до сих пор называет Ритку цветочком, а меня сорняком.
