Глава 1
Я слышу детский плач. Оглядываюсь, пытаясь понять, откуда доносится этот тоненький надрывный звук. Сердце ёкает в груди, я болезненно реагирую на детские слёзы. Малыши не должны страдать.
Сбрасываю внутреннее оцепенение и захожу в класс, где недавно закончились занятия. За последней партой сидит Ксюша, второклассница, которая учится в нашей школе всего полтора месяца. Она ведёт себя отстранённо: с другими детьми не общается, смотрит на всех волчонком, редко веселится на переменах. И взгляд порой грустный-грустный. У меня дрожь по телу от того, что семилетняя девочка с такой печалью смотрит на мир.
В первую же неделю я вызвала её родителей для знакомства, хотела спросить, почему их ребёнок плохо социализирован. Пока другие дети по кучкам разбегаются, Ксюша сидит в одиночестве и листает учебники. На встречу пришла мама девочки, красивая брюнетка с высокомерным взглядом. Она не восприняла мои слова всерьёз, отмахнулась от вопросов и сказала, что я ничего не смыслю в детях. Подумаешь, особняком держится ребёнок — что в этом такого? Ксюша не дружит с кем попало, а я просто тупая училка, получившая диплом в захудалом университете с устаревшей системой образования.
После той встречи я пыталась связаться с отцом Ксюши, надеясь, что хотя бы он окажется адекватным родителем. На мои звонки никто не ответил. И вот теперь я нахожу Ксюшу в слезах, растерянную и напуганную. Она вытирает мокрые щёки, но продолжает всхлипывать. Тихо, сдерживаясь.
— Что тебя расстроило, Ксюш? — спрашиваю я, присаживаясь рядом.
— Ничего, — она трёт покрасневшие глаза.
— Хорошо, как скажешь. А почему ты ещё не дома? Уроки давно закончились.
— Тётя Рита заболела, а папа… — Ксюша не договаривает, закрывает личико руками и снова плачет.
Я теряюсь. В мои обязанности входит ведение уроков во втором, седьмом, девятом и одиннадцатом классе, но не оказание психологической помощи маленьким детям. Я бы не учила второклашек, если бы Надежда Григорьевна не уволилась аккурат перед началом учебного года. Дмитрий Платонович наотрез отказался работать с малолетками, так что учительницей английского назначили меня. Я даже обрадовалась: новый опыт как-никак, да и с малышами должно быть легче, чем с агрессивными подростками. Вышло всё немного иначе. И слёзы Ксюши яркий тому пример. Я не знаю, как правильно успокоить ребёнка.
— Папа задерживается на работе?
— Да, — кивает девочка. — Он постоянно работает, я его почти не вижу.
Знакомая песня. Чтобы обеспечить ребёнка, нужно много трудиться, но при этому дети чувствуют себя брошенными или ненужными. Моя двоюродная сестра воспитывает сына в одиночку, и племяшка по секрету рассказал мне, что безумно тоскует по маме, ведь она пашет даже в выходные. Просто закрывается на кухне и доделывает незаконченные проекты, а Лёва на неё злится. Он не понимает, что мама ради него старается, пока его отец в очередной раз ищет своё призвание.
— А мама твоя где?
Не успеваю договорить, как личико Ксюши страдальчески кривится.
— Мама уехала… Они с папой разводятся. Это я виновата, — она склоняет голову и шмыгает носом. — Я была непослушной.
— Ты ошибаешься. И мама, и папа очень сильно тебя любят. Их развод никак не связан с тобой.
— Но мама говорит, что это всё из-за моих капризов... Из-за этого папа нас разлюбил...
Я качаю головой. Что это за мать такая? Как она может внушать своей дочери чувство вины? Ксюша — замечательный ребёнок, очень жаль, что ей пришлось выслушивать обвинения от родного человека.
— Иногда люди говорят одно, а подразумевают совсем другое. Особенно когда им больно. Вот как твоей маме сейчас, из-за развода… А папа тебя не разлюбил, это невозможно. Родители всегда любят своих детей.
— Вы правда так думаете?
— Да.
Ксюша улыбается, а в её голубых глазах появляется радостный блеск. Как мало нужно ребёнку для счастья! Всего лишь поддержка и ласковое слово от чужого, по сути, человека.
— Виктория Андреевна, вы классная, — пылко говорит Ксюша и обнимает меня своими тоненькими ручками. Помешкав, я отвечаю ей взаимностью, хотя и понимаю, что это неправильно.
Дверь с грохотом распахивается, и в класс заходит высокий темноволосый мужчина. Он сразу же подавляет своей энергетикой, кажется, что помещение уменьшается в несколько раз. Его взгляд не внушает ничего хорошего. Создаётся впечатление, что мужчина готов убить меня на месте.
— Убери руки от моей дочери! Немедленно! — грозно рявкает он.
— Пап, всё в порядке, — лепечет заплаканная Ксюша. — Это Виктория Андреевна, моя учительница. Она помогла мне.
Я встаю из-за парты, делаю несколько шагов к мужчине и смело заглядываю ему в глаза. Они тёмные, озлобленные, словно я не дочку его обняла, а совершила ужасное преступление. Мне не нравится отец Ксюши. С первого взгляда я нахожу этого человека неприятным. Вместо того, чтобы разобраться в ситуации, он кричит на меня на виду у своей расстроенной дочери.
— Здравствуйте, — говорю холодным тоном. — Извините, я поддалась эмоциям. Больше это не повторится.
Свои ошибки я признавать умею. Нельзя обнимать чужих детей, в нашей школе это запрещено. Учителя должны вести уроки, объяснять непонятные моменты, помогать детям, но никак не проявлять свои личные симпатии. Я оступилась.
— Ксюш, подожди меня в коридоре, — требовательно говорит мужчина, не сводя с меня гневного взгляда.
— Пап, папуль, всё правда хорошо. Я сама виновата, Виктория Андреевна мне помочь хотела, — бедный ребёнок чуть ли не плачет, а её отец даже бровью не повёл!
— Я не буду второй раз повторять, — чеканит мужчина.
Ксюша всхлипывает и медленно, постоянно оглядываясь и замирая, идёт к двери. В лице её отца что-то неуловимо меняется, оно словно добрее становится, человечнее.
— Я скоро к тебе подойду, — уже мягче произносит он, и Ксюша, виновато взглянув на меня, покидает класс.
— Как вас зовут? — спрашиваю я. Хочу
