Потанцуй со мной
Анна Белинская
1. Константин
Паркую машину в двух переулках от офиса. Стараюсь как можно быстрее преодолеть это расстояние и оказаться в спасительной тишине. Я ненавижу большое скопление людей и шум, но именно здесь находится мой офис. На главном Бродвее страны — Арбате. В 40 кв. метрах здания памятника архитектуры.
Если вы считаете, что это недешевые понты, то абсолютно правы. Потому что я могу себе позволить. Большие деньги любят красивую обложку. Было бы глупо и смешно принимать «большие бабки» в скромной адвокатской конторе где-нибудь на улице Кирпичные выемки. Согласитесь, адвокат на Арбате, как бы пафосно это не звучало, впечатляет?!
Поэтому всю эту арбатскую клоаку я потерплю.
Ради моих бабок.
В моем мире существует три устойчивые константы, которые я искренне люблю: работа-деньги-комфорт. И определённо в такой последовательности, потому что от количества и качества первого зависит количество второго и качество последнего.
Да, я циник, меркантильный подонок и перфекционист до мозоля на пятке. А еще патологический интроверт. Я ненавижу людей, проблемы и пустой треп. Как раз из-за первых возникают последующие. Но именно эти три компонента меня кормят.
Я адвокат.
Вот такой парадокс.
Я ненавижу людей, но работаю с ними. Ненавижу трепать языком, но чем умелее я это делаю, тем больше зарабатываю. Ненавижу проблемы, но отлично решаю их. Не выношу шум, но работаю на Арбате.
Арбат…
Арбат никогда не спит. В этом мы с ним похожи.
Арбат живет: днями, ночами, в любое время года, в любую погоду, вне политики и социальной обстановки. Он живет в музыке уличных музыкантов, в шаржах никому неизвестных художников, в пестрящих сувенирах и калейдоскопе запахов и звуков. Здесь смешались гении и аферисты, таланты и мошенники, качество и брак. Арбат хранит и помнит. Каждый переулок, каждый дом с мемориальной табличкой «В этом доме жил…».
— Константин Николаевич! — Тимур мчится ко мне на всех парах, ловко маневрируя между снующими туда-сюда бездельниками, разгуливающими по Старому Арбату в пятницу днем. — Добрый день!
— Приветствую, — останавливаюсь и дожидаюсь своего помощника-ассистента.
Тимур сует в подмышку огромный кейс с документами и протягивает руку для приветственного рукопожатия.
Пожимаю.
Тимур Кайманов — полная моя противоположность. Он постоянно улыбается, и у меня иногда складывается такое ощущение, что он всегда под чем-то. Ну невозможно всегда оставаться таким приветливым, когда ты работаешь со мной.
Потому что я тот еще говнюк. Но каким-то невероятным образом мы неплохо сработались. Моему помощнику 23 года, он — сын моих хороших знакомых и года два назад проходил у меня практику. Я тогда еще его приметил, но в то время у меня уже была ассистентка.
Несмотря на то, что Тимур у меня, как говорится, «по блату», Кайманов перспективный и неглупый парень. У него есть целеустремлённость, адвокатская хватка, высокая работоспособность и, главное, терпение.
Вытерпеть и не придушить меня — то еще качество, которым не каждый может похвастаться.
А зря. Имеющий терпение — имеет всех.
Закон выживания.
Вот бывшая помощница не справилась. И ушла в декрет. От моего хорошего знакомого судьи.
Я принципиально не говорю «друга», потому что у меня друзей нет, да и в дружбу я, априори, не верю. Есть взаимное сотрудничество, когда кому-то или обоим выгодно общение друг с другом. Рано или поздно один из названных друзей все равно предаст. Дружить надо с тем, от кого точно не светит подставы. Поэтому я дружу с капиталом. Я люблю бабки, а они любят меня.
— А я думал, что вы уже в аэропорту, — мы протискиваемся сквозь толпу зевак, обступивших очередных выходцев из самодеятельности, возомнивших себя рок-группами.
Вообще-то, Тимур прав. Я уже должен быть в аэропорту как минимум полчаса назад.
За то недолгое время работы со мной Тимур неплохо меня узнал. Ему известно, что я никогда не опаздываю и не переношу, когда опаздывают другие. Я всегда и везде появляюсь заранее, у меня всегда все под тотальным контролем, поэтому я нисколько не удивлен вопросу моего ассистента.
— Заберу кое-какие документы и поеду.
— Я так понял, в выходные вас не ожидать? — не унимается парень, — вы, наверное, хотите с дочкой провести это время?
Единственный и раздражающий меня минус в моем молодом помощнике — его чрезвычайная болтливость. Но он называет ее общительностью.
Я бы поспорил.
— Пока не знаю, — как всегда односложно отвечаю я.
Душевные разговоры и беседы вне территории юрисдикции суда не про меня.
Я предпочитаю думать, а не болтать.
— Дядь, не хотите поддержать молодых талантливых музыкантов? — передо мной возникает какое-то фиолетовое чудо со шляпой в руках.
Кто?
Дядь?
Слышу приглушённый смешок со стороны своего помощника, и меня передергивает от этого самого «дядь».
Перемещаю свое дорогостоящее внимание на предмет, только что пошатнувший мою мужскую стабильность.
Это девчонка в коротком джинсовом комбинезоне, поверх которого на бедрах завязана клетчатая фланелевая рубашка. У нее длинные темные волосы, кончики которых выкрашены в яркий фиолетовый оттенок, а на макушке накручена гулька. Одной рукой она удерживает шляпу для вымогательств, а во второй зажат вейп.
Девчонка вызывающе смотрит в глаза и улыбается, а потом дерзко, прямо в лицо, выдыхает сладковатый дым.
Морщусь, пренебрежительно скосив физиономию.
Не переношу курящих женщин, а эта еще девчонка совсем.
— Нет, — брезгливо бросаю я и обхожу малолетку слева.
— Вот старый жлоб, — долетает до меня вдогонку как топором.
Старый жлоб?
Я не заметил сегодня утром в зеркале, что как-то в одночасье постарел.
Так какого хрена?
И я не жлоб.
Просто я на дух не переношу вот этих уличных попрошаек, которые так навязчиво вымогают из тебя твои же бабки.
Я не всегда к ним так относился. Но однажды я вот так же встал послушать уличную группу. Минуты не прошло, как ко мне подлетела озабоченная фанатка с коробкой для пожертвования.
Я дал. А потом она еще раз пять подошла, собирая повторно.
С тех пор я не даю.
Медленно оборачиваюсь и встречаюсь с тем же самым наглым выражением лица этой малолетней выскочки. По-хорошему, мне сейчас нужно плюнуть, развернуться и уйти. Потому что я не ведусь на провокации, потому что умею владеть эмоциями и практически каждой ситуацией, потому что начинаю опаздывать в аэропорт и потому, что я взрослый мужик, а она сопливая девчонка.
Но меня задело.
Тридцатисемилетнего мужика, у которого за плечами полный рюкзак из дерьма, угроз, проклятий и выигранных даже самых сомнительных и неперспективных дел, задела какая-то несовершеннолетняя соплячка.
— Тимур, набери Протасова. Кажется у ребят проблемы с разрешением на выступление, — говорю громко и предельно четко.
Это блеф.
Я не знаю, есть ли у них qr-код Департамента культуры, дающий право выступать на Арбате, или нет, но судя по сползающей наглой ухмылке девчонки, понимаю, что точно второе.
Но мне этого мало, и я решаю наказывать дальше:
— Вся эта богадельня смахивает на несанкционированный митинг с вовлечением несовершеннолетних, — выгибаю бровь и расстреливаю нахалку глазами.
— Я совершеннолетняя, — задирает свой аккуратный подбородок мелкая бунтарка и скалится.
Серьезно?
Ты смотри, какая говорливая.
— Тогда пойдешь «по-хулиганке». Персонально. Так что сворачивайте свой «Олимпийский», либо вызываем сотрудников. Тимур, — оборачиваюсь к своему ассистенту, который застыл с таким восхищением на лице, будто я назвал все статьи Уголовного кодекса со всеми пунктами и подпунктами, — ты — свидетель.
Кивает.
У мелкой отвисает челюсть, а я настолько доволен собой, будто выиграл крупное дело в суде.
