Мой самый-самый бывший
1. Лиза
1. Лиза
Я сползаю по спинке и вытягиваю ноги, положив их на соседний стул. Тело устало гудит. В голове шум от долгого пребывания на солнце и почти бутылки выпитого шампанского на пару с Кирой, моей университетской подругой, которая приехала со своим мужем на наш курорт в эти январские праздники.
Кухня- гостиная, занимающая практически весь первый этаж моего дома, слабо покачивается перед глазами в такт тихо плескающемуся белому вину у меня в бокале.
Да, я в курсе, что мешать нельзя.
Но настроение такое, что...Лучше бы водки.
Взгляд рассеянно скользит по просторной столовой зоне, погруженной в полумрак. Пустой дом обволакивает меня непривычной тишиной - обычно у нас достаточно шумно. Настолько, что иногда я не слышу даже собственных мыслей. О желаниях нечего и говорить. Их я давно потеряла в этой бесконечной однообразной суете устоявшейся, расписанной жизни.
Муж, дети, собака, родственники, друзья, работники... Вечно к нам кто-то заходит, вечно всем что-то надо...
В нашем поселке, и уж тем более в нашем гостиничном комплексе, не сильно принято решать вопросы по телефону. Зачем, если можно просто сделать пару шагов и вломиться в нужный дом. Помню, первые лет пять меня это даже умиляло...
За распахнутыми тяжелыми гардинами панорамные окна практически в пол, за ними огни засыпающего курорта, вечная зелень сосен, чернота бездонного неба и белоснежные горы...Ты словно смотришь на умопомрачительные обои на рабочем столе своего ноута, отснятые талантливом фотографом.
Влюбляет. Завораживает.
Вот только это жизнь, и эти "обои" не поменять щелчком мышки. Я приговорена разглядывать их вечно. От этой мысли в груди ожидаемо ширится едкая тоска. Я так устала, боже...
Неужели это навсегда?
Делаю маленький глоток, вино противно кислит на языке. Открытая бутылка стояла в холодильнике уже давно и, похоже, все-таки выветрилась. Плевать...Еще отпиваю и прикрываю глаза, пытаясь расслабиться, пока вокруг безлюдно и тихо. Всю нижнюю половину лица сводит от того, как много и натужно я сегодня улыбалась Кире, пытаясь убедить и ее, и себя заодно, что у меня все хорошо. Не то, чтобы мне хотелось ей врать, но чем она мне поможет? Я сама-то себе помочь не могу...Я просто не знаю как. Только смириться и радоваться тому, что есть. И я честно пытаюсь.
Чаще всего это достаточно просто. Ежедневные хлопоты кружат тебя в привычном ритме, и нет ничего, кроме смутного ощущения скуки и дня сурка.
Но бывают дни...
Такие, как сегодня.
Когда ты отчетливо видишь, какой жизнью ты могла бы жить (на примере той же самой подруги, успешного московского юриста), и уже не будешь жить никогда. Потому что твой дом там, где твоя семья. Твоя семья - это прежде всего твой муж. А твоему мужу кроме этой чертовой горной деревни в сто домов и возможности двести дней в году торчать в лесу или в горах, больше ничего и не надо.
А что надо лично тебе, никому не интересно. Мы же выходим ЗАмуж, да?
Хлопок входной двери заставляет нервно вздрогнуть и чуть не опрокинуть наполовину пустой бокал. Приподнимаюсь на стуле, чтобы посмотреть кто там, и обратно лениво стекаю по спинке, прикрывая глаза, но перед этим взглянув на настенные часы. Пол двенадцатого...
Ощущение, что одиночество нарушено, давит и вызывает глухое раздражение.
- Ты рано, - ехидничаю я, делая еще глоток этой убийственной кислятины у меня в фужере.
Вместо ответа щелкает выключатель. Гостиную заливает электрическим светом, и я раздраженно морщусь от рези в глазах.
- Бухаешь? - летит мне в тон от мужа, который, и не думая мыть черные черти от чего руки, сразу лезет в холодильник, - Лиз, что пожрать есть?
- Ничего, я не готовила, я с Кирой весь день была, - лениво пожимаю плечами, наблюдая за хмуро взирающим на пустые полки Сашкой. Не выдерживаю и едко добавляю, - Мог бы, кстати, и подойти поздороваться.
- А ты могла бы принести еду из ресторана, - муж поджимает губы, стреляя в меня своими льдистыми серыми глазами. Дверь холодильника с грохотом захлопывается. Сашка лезет в морозилку, глухо бурча, - И Кире твоей на хрен мои приветы не нужны. У меня были поважнее дела.
- Мог бы тогда сам зайти на кухню ресторана и поесть между своими важными делами, - парирую равнодушно.
- А детей тоже в ресторан отправила? - косится с сарказмом на меня.
- Алиса пошла ночевать к бабушке, Левка отпросился к Тихонову. Думаю, и там и там им что-нибудь дадут, - покачиваю фужер в руке.
- Ясно. Пельмени сваришь? - еще один режущий взгляд через плечо.
- А сам? - выгибаю бровь, поднося к губам бокал.
Внутри тихо подкипает. Это обязательно - меня со стула поднять, да?
- Я грязный как черт. Я в душ хочу и переодеться, - Сашка кидает пачку замороженных пельменей на кухонный островок, тяжело смотря на меня.
- Кто же тебе виноват, если сам лезешь машины чинить, будто у нас больше некому в старом пазике ковыряться, - закатываю глаза.
Шумно вздохнув, встаю. Муж складывает руки на груди, наблюдая, опирается задницей о кухонную столешницу. Передергивает - его джинсы выглядят так, будто он снял их самого бухого в регионе механика.
- Михалыч просил помочь...Считаешь, не барское это дело, да, Лиз? - подкалывает меня Сашка, сверкнув серыми глазами, - Надо оставлять холопам? А то статус сразу не тот, м?
Игнорирую, только плечевой корпус напрягается. Похоже, не одна я сегодня не в настроении.
Приезд Киры вообще всегда будоражит не только меня после того, как лет пять назад она, не разобравшись, пьяная, предлагала Сашке деньги, чтобы он "наконец расширился, построил отель хотя бы в Сочи и вывез семью из этого захолустья". Теперь он с ней не общается. Совсем. И косо смотрит, накручивая себя, когда общаюсь я. И это напряжение, оно плотным облаком сейчас повисает между нами на кухне. Сгущается так, что меркнет электрический свет.
Сашка думает, что я жалуюсь ей на него...И от этого бесится. А я бешусь от того, что на самом деле молчу и никому ничего не говорю...
Кроме него самого.
А меня уже разрывает от желания сказать. И попытаться как-то вырваться из этого замкнутого круга.
Прохожу мимо мужа к кухонному шкафу, в нос врезается запах солярки. Морщусь, доставая кастрюлю и, не глядя на Сашку, бросаю.
- Ты хотел идти мыться - иди.
***
Пельмени медленно всплывают в кипящей воде. Доливаю в бокал остатки вина и выкидываю в мусорку бутылку. Усталость, раздражение и длинный день награждают легким чувством дурноты. Сашка возвращается в гостиную, когда выключаю конфорку. С его потемневших от воды волос практически капает, хлопковая ткань серой футболки влажно липнет к широкой груди. Даже эти мелочи меня сейчас триггерят. Муж вообще не в состоянии нормально пользоваться полотенцем...
Ставлю тарелку с пельменями на стол, пока Сашка выуживает из холодильника сметану и бутылку пива.
Рассаживаемся напротив друг друга. Молчим. Он увлечен своими гребаными пельменями, а я - остатками кислого вина.
- Как посидели? - мне достается быстрый взгляд исподлобья, просверливающий насквозь.
- Хорошо, - поджимаю губы, крутя между пальцами тонкую ножку бокала, - Мы на склон пошли. Кирин муж там катался с приятелем, а мы в "Пике" на террасе проторчали почти целый день.
- Я так и понял, у тебя лицо загорело, - замечает Сашка, опуская взгляд в тарелку, будто еда выглядит гораздо интересней, чем собственная жена, - Всем кости перемыли?
- Нет, только тебе, - не сдержавшись, ехидничаю я.
И тут же жалею об этом, потому что Сашка награждает меня таким взглядом, что вино встает комом поперек горла.
- Мне что? Теперь ждать очередного "щедрого предложения" от твоей сердобольной подружки? - он разваливается на стуле напротив, отставив практически доеденные пельмени, и тянется за пивом.
