Топ-модель 2. Я хочу развод - Ольга Вечная

Все вымышлено. Любые совпадения случайны

Я облокачиваюсь на стол в магазине «Мир колясок» и делаю медленный вдох-выдох. Тренировочные схватки совсем болезненные.

Скоро, малышка. Каких-то три-четыре недельки осталось, и можно встречаться. Транспорт тебе выберем только. Самый красивый и самый лучший.

Поглаживаю живот.

— Аня, все в порядке? — спрашивает обеспокоенная Папуша.

Если не считать того, что твой брат уже две недели не ночует дома, а у меня с утра до ночи адские треники, бессонница и изжога, — просто превосходно. Сжимаю зубы и стараюсь продышать боль.

— Да, в порядке.

— Когда ты к врачу, кстати? Тебя положат заранее, как обещали?

— Завтра на УЗИ. Посмотрим. Малышка никак не ляжет правильно.

Мы проходим вдоль ряда колясок — тут на любой вкус и цвет. И правда — целый мир.

— Мне почему-то хочется белую. Непрактично, зато красиво. — Тянусь к одной, катаю.

— Давай розовую! — смеется Папуша. — Умираю от желания увидеть Максима с розовой коляской!

Я вспоминаю нашу последнюю встречу с Максимом, когда он демонстративно прошел мимо, собрал некоторые вещи и ушел. Просто ушел, будто в кресле никого не было. Будто не было меня с огромным животом, в котором толкалась его дочка. Каким же козлом он может быть! Папуша себе даже не представляет.

Новый спазм скручивает едва ли не пополам. Я стискиваю ручку коляски, зажмуриваюсь. Считаю про себя: «Один, два, три…»

Господи, надо терпеть… Ощущаю тошноту. И так долбит уже второй месяц, то сильнее, то мягче.

— Аня, зайка, ты как? — Папуша берет за руку.

— Что-то мне и правда нехорошо. Поторопимся. — Обращаюсь к консультанту: — Я возьму эту. Давайте оформим доставку. — Протягиваю карточку.

У меня есть свои собственные деньги. За последние две недели я не сняла ни рубля с карты мужа. Он ни разу не поинтересовался, на что я живу и как.

Закончив с покупкой, выходим на улицу. Майское солнышко приятно греет лицо, я опираюсь на руку Папуши и достаю из сумки темные очки.

— Немного осталось, и увидим нашу девочку. Напиши завтра, что скажут на УЗИ. Я переживаю, что у тебя слишком аккуратный живот. И вообще, ты со спины не похожа на беременную.

— Я же кобыла высокая. Врач сказал, будь я ростом метр шестьдесят, смотрелась бы по-другому А так… дочка там потягивается в удовольствие. Фух! Как больно. Аж слезы выступают.

В этот момент, к своему полнейшему удивлению, осознаю, что по ногам что-то течет. Прямо на асфальт капает. Пульс взрывается, боль становится на миг просто невыносимой.

— У тебя воды отошли, милая! — вопит Папуша. — Господи! Срочно в машину! Бегом!

Я сжимаю зубы. Бегом — сильно сказано. Опираюсь на руку Папуши и спешу, как только могу.

Папуша прыгает за руль, пристегивается. Говорит:

— Наберу Макса, пусть привезет вещи в роддом.

— Я думаю, у него найдутся дела поважнее.

— Аня…

— Твой брат сказал четко и ясно, что на родах присутствовать не собирается. Я скажу Семёну, он привезет.

Достаю мобильник и звоню охраннику. Затем сообщаю врачу, что случилось и как себя чувствую.

— В роддом, — командует тот.

— Едем!

Папуша выжимает газ, а я хочу позвонить еще кому-нибудь.

Почему так рано? Вдруг что-то идет неправильно? Папуша так нервничает, что приходится быть сильной, иначе мы обе начнем паниковать и рыдать. Сильной в этой машине оказываюсь именно я, как ни странно. Внутри же плещется море страха. Я кладу руку на живот.

— Доча, доченька. Ты как там? — шепчу.

Вспоминаю, что нельзя сидеть в родах, и съезжаю пониже.

— Папуша, она не шевелится. Затаилась или что? Папуша. Господи, Папуша.

Та достает из бардачка шоколадку и протягивает мне.

— Поешь сладкого. По навигатору осталось двадцать минут. Скоро, Аня, приедем. Потерпи.

Киваю, открывая шоколадку. Аппетита совсем нет, но дочка и правда реагирует на сладкое, а мне сейчас и без ее активности жутко! Поэтому откусываю и нервно жую. Глажу живот без остановки.

Малышка моя. Доченька.

Новая схватка поясом боли сжимает поясницу. Живот напрягается. Я вдруг осознаю, что совершенно не готова рожать сегодня. Я думала, придется перехаживать.

— Не переживай, — говорит Папуша, — если что, я приму роды.

Застываю. Перевожу обалделый взгляд на бледную как мел золовку и… хохочу.

Она тоже улыбается, а потом смеется. Я качаю головой.

— Доченька, доча, — причитаю. — Как ты там, крошка моя?

Через секунду чувствую движение, потом еще. Шоколадка дошла по назначению? Дочка вытягивает ноги, и они врезаются под ребра. Это больно, но и одновременно радостно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Шевелится! — ликую я. — Реагирует на шоколадку.

— Фух! Она, видимо, готовится к рождению.

— Видимо, — шепчу я. Губы пересохли, тело ломит.

— Ну ты даешь, Аня! — ругается Папуша. — Я знаю, что девка ты жизнью не обласканная, но, будучи в родах, шататься по магазинам… это же надо!

— Боль была терпимой.

— Стальная ты.

Папуша находит мою руку и сжимает. Машина летит по улицам так быстро, как только позволяют утренние заторы.

Дорога занимает полчаса, все это время схватки идут одна за другой, по нарастающей. Мне так больно, что к концу пути получается только беспомощно хныкать. А когда машина останавливается, я понимаю, что идти не в состоянии.

Неимоверным усилием воли, и не без помощи Папуши, заставляю себя выйти на улицу. Опираюсь на капот тут же. Скручивает так, что глаза закатываются.

— Аня, надо идти. Аня, — торопит золовка.

— Сейчас. Сейчас, Папуша… — задыхаюсь я.

К нам кто-то подбегает. Решив, что это Семён с сумками, я оборачиваюсь, готовая опереться на охранника, но замираю. Даже боль будто стихает. Потому что передо мной стоит Максим, ненавижу тебя, Станиславович Одинцов.

Впервые его вижу. Впервые за прошедшие две недели.

Как всегда с иголочки, в дурацкой белоснежной рубашке и брюках, несмотря на жару. Клоун.

— Максим, слава богу! — восклицает Папуша.

— Я же попросила ему не звонить! — накидываюсь на нее в каком-то безграничном, опустошающем отчаянии.

— Меня набрал Семён, — перебивает Максим.

— Помоги ей, что ты, блин, стоишь!

Я закрываю глаза, проживая новую схватку.

— Иди сюда. Анют. Аня.

Меня обнимают. Держат крепко, так что наконец получается расслабиться. И я… обезумев от страха и боли, забываю все, что было в последние месяцы. Послушно обнимаю за шею.

— Вот так. Умничка. Идем.

Максим подхватывает на руки.

— Все будет хорошо. Эй. Малыш. Посмотри на меня.

Его глаза черные, как сырая земля. Любимые глаза. Он мой самый любимый человек. На целый миг мы снова