Энни влетела в комнату и поцеловала подругу в макушку.
– Ну, как самочувствие? Ты хорошо спала?
– Нет, – ответила Эми, потирая виски.
– Как насчет того, чтобы пойти куда-нибудь позавтракать?
– Можно. А потом ты посоветуешь, что мне делать с моим агентом.
– А что не так с милашкой Дрисциллой?
– Кажется, она решила от меня избавиться.
Энни нахмурилась и присела рядом с Эми на диван.
– Почему ты так решила?
– Она только что позвонила мне, чтобы сообщить, что я не получила роль, на которую вчера пробовалась. И даже не стала говорить со мной – просто оставила сообщение.
– Мне это не кажется таким уж убедительным.
– Просто у меня сложилось такое ощущение, – ответила Эми, поджав губы. – В этом году я не получила от нее даже открытки на Рождество. Когда я только переехала в Лондон и подписала контракт с агентством, были и ленчи в Сохо, и телефонные звонки дважды в неделю, чтобы узнать, как у меня дела. А теперь мой палец «является проблемой». Я думаю, что со мной собираются распрощаться. Даже Дрисцилла не хочет иметь со мной дела, Энни, – сказала Эми, ложась на диван и драматично закидывая руки за голову.
– Тебе нужен протеин. Яйца, бекон… Или можем отправиться в «Фортнум», выпить чая. Мне не нужно появляться на работе раньше двух.
– А у меня две смены в баре «У Форджа» начиная с часу, и они нужны мне так же, как пуля в голову, – сказала Эми, размышляя о том, не оставить ли шторы Птичьего Гнездышка задернутыми и не просидеть ли в нем до следующего тысячелетия.
Энни вышла из комнаты, чтобы одеться, а Эми села, скрестив ноги, и потянулась за телефоном, почти надеясь на то, что Дэниел передумал и снова решит с ней связаться. В почте ее ожидал поток сообщений, который обычно приходил каждое утро, – от «Скидочника» и прочих веб-сайтов со скидками и акциями, на которые она когда-то подписывалась.
Однако один адрес был ей незнаком. Джорджия Гамильтон.
Нахмурившись, Эми щелкнула по сообщению и начала читать.
«Дорогая мисс Кэррелл.
Благодарю за то, что откликнулись на мое объявление, размещенное в журнале “Леди”. Возможно, нам лучше встретиться, чтобы подробнее обсудить ситуацию? Поскольку я собираюсь уезжать всего через три дня, встретиться желательно как можно скорее. Вы сегодня свободны? Прошу Вас перезвонить по указанному ниже номеру. Очень жду встречи.
С наилучшими пожеланиями,
Джорджия Гамильтон (магистр искусств, выпускница Кембриджского университета)».
– Что-то случилось? – спросила Энни, возвращаясь в комнату и протягивая подруге чашку черного кофе.
– Вчера ночью я сделала нечто безумное.
– Мне позвонить адвокату?
Эми объяснила, что нашла в «Леди» объявление и ответила мисс Гамильтон.
– Рождественское чудо! – ахнула Энни, хватая журнал, который Эми прошлой ночью бросила на пол. – Это как в «Запахе женщины».
– В «Запахе женщины»?
– Я имею в виду фильм, в котором Крис О’Доннелл везет слепого человека в Нью-Йорк. Аль Пачино. Представь только, вдруг тебе придется отправиться в путешествие с кем-нибудь столь же сексуальным, как Аль Пачино, – сказала Энни, часто дыша от восхищения.
– Ну, насколько я знаю, Джорджия – это женское имя, – заметила Эми, совершенно не разделяя энтузиазма подруги по поводу нового поворота сегодняшнего дня.
– Эми, прошлой ночью ты сказала, что хочешь вернуться в Нью-Йорк, и вот тебе шанс это сделать.
– Только сопровождать я буду не Аль Пачино. В лучшем случае это окажется странная мадам без друзей, а в худшем… психопатка, которая захочет меня убить и закопать под своими петуниями.
– Это маленькая старая леди, которая не может сама носить чемоданы… А теперь давай, звони ей и договаривайся. Иначе тебе придется отправиться на Рождество к моим родителям и мы выделим тебе комнату с собакой.
Час спустя Эми вышла из метро на Чок-фарм-стейшн. Она до сих пор неважно себя чувствовала, а выглядела еще хуже. Встреча с Джорджией Гамильтон была назначена на одиннадцать утра, чтобы Эми успела в бар «У Форджа» после обеда. Это означало, что она не сможет вернуться в собственную квартирку на Финсбури-парк и переодеться, но Эми не хотела идти на собеседование в вечернем платье, на котором осталась половина пайеток, и поэтому ей пришлось подобрать себе что-нибудь из эклектичного гардероба Энни: лимонно-желтое платье в стиле пятидесятых годов с юбкой-колокольчиком. Платье оказалось на два размера больше, а к нему нашлись только серые замшевые туфли-лодочки на размер меньше, чем нужно. Это были самые консервативные вещи, которые Эми смогла отыскать. В том, что на Энни выглядело сногсшибательно, Эми чувствовала себя одной из сумасшедших старых леди, которых в девяностых годах видела в районе Пенн-стейшн.
Когда Эми поворачивала к пешеходному мосту, соединявшему Чок-фарм и Примроуз-Хилл, ее телефон запищал, принимая сообщение от Нэйтана: «Ну что, пятикаратная блестяшка уже красуется на твоем пальце?»
Фыркнув, девушка выключила телефон и ускорила шаг. Начинался дождь, а розовый зонтик Энни едва ли мог справиться с декабрьской стихией.
Как только Эми перешла по мосту через канал Регента, она словно очутилась в параллельном мире – так резко маленькие лавочки и буфеты с карри, которые усеяли Чок-фарм со стороны рынка Камден, сменились спокойным сельским пейзажем. Примроуз-Хилл был чудесен, с его григорианской архитектурой и зеленью, булочными, бутиками и кафе, стоящими на брусчатке. Эми задумалась о том, почему не приходила сюда чаще.
Она остановилась перед маленьким викторианским домиком и сверила адрес, который нацарапала на клочке бумаги.
Джорджия Гамильтон. Чалкот-террас, 27 Б. Конечно, Эми поговорила с мисс Гамильтон по телефону, но разговор был очень коротким и формальным, сплошные «буду рада с вами познакомиться» и «буду счастлива, если вы придете на встречу». Эми не сумела составить образ этой женщины по ее голосу. Это была дама в возрасте, вежливая, с хорошими манерами, но так, скорее всего, можно было описать половину людей, живущих в этой части Лондона. Эми проверила имя потенциальной работодательницы через Гугл – примерно с таким же результатом. Джорджия Гамильтон могла заниматься реставрацией гобеленов, могла оказаться директором издательства или второсортной актрисой, которая не снималась с 1976 года. Кем бы она ни была, она была богата. Эми увидела две кнопки звонков у двери – это значило, что дом разделен на две квартиры, но девушка любила просматривать по воскресеньям объявления в газетах и знала, что двойные апартаменты в Примроуз-Хилл стоят дороже, чем особняк с конюшнями где-нибудь за М25.
«Была не была», – подумала Эми, нажимая кнопку рядом с латунной табличкой, на которой значилось «Гамильтон», и подпрыгнула, когда дверь зажужжала и бесплотный голос произнес: «Прошу вас, поднимайтесь на второй этаж».
