Это было настолько неожиданно, что она ничего не успела предпринять. Остановившись, как столб, посреди улицы, она смотрела застывшим взглядом на эту пару, которая шла обнявшись ей навстречу.
Они о чем-то оживленно беседовали. Максим был настолько поглощен своей рыжеволосой спутницей, что, пройдя в двух шагах от Алины, даже не заметил своей бывшей жены.
Это было просто невероятно. Когда Алина наконец осознала, что Максим только что прошел мимо и не заметил ее, ей снова захотелось смеяться. Смеяться тем самым бессмысленным и нервным смехом, которым так часто смеялась она в последнее время, который так не любила и которого так опасалась ее свекровь. Прошел мимо, рядом, почти коснулся — и не заметил. А она так разволновалась, не знала, что сказать, как себя вести, как смотреть… Напрасно волновалась. Все оказалось гораздо проще. Гораздо проще…
— Девушка, вам плохо? — услышала она чей-то встревоженный голос и увидела рядом с собой пожилую женщину. Она как-то не сразу связала воедино этот зримый образ перед глазами и этот голос, не сразу поняла смысл вопроса и то, что адресован этот вопрос ей. Она смотрела прямо перед собой и видела их — высокую рыжеволосую девушку и Максима, своего Максима, который с трепетом, даже с каким-то подобострастием, как показалось Алине, заглядывает ей в лицо.
Она не помнила, как добралась до дома. Ощущение полной бессмысленности собственного существования снова захватило ее. В тот день она была близка к мысли о том, чтобы расстаться с жизнью, как никогда прежде. Всю ночь не сомкнула глаз, а утром и не подумала пойти на работу, снова потеряв ко всему интерес.
Не пошла на работу и на следующий день, и через день. Отключила телефон, задвинула шторы на окнах и жила, не задумываясь о времени суток. Ходила по квартире, измеряя тысячами шагов привычный метраж. Ложилась на диван, изредка и ненадолго засыпала, снова вставала, снова ходила.
На третий день ее затворничества опять появилась Елена Михайловна. Открыла дверь своим ключом и застала Алину в состоянии, которое критическим назвать было бы мягко. Вызвала «скорую», врачи поставили диагноз — полное нервное и физическое истощение, отвезли в больницу. Там в течение недели ей делали какие-то уколы, витамины, глюкозу, а приходившая каждый день Елена Михайловна заставляла есть апельсины и яблоки. Алина смотрела на врачей, на медсестер и удивлялась, искренне не понимая, почему они все так заботятся о ней, зачем им-то всем понадобилось, чтобы жизнь ее продолжалась, когда для нее самой это не слишком-то важно?
Но именно здесь, в больнице, она впервые и ощутила то чувство, которое в дальнейшем помогло ей обрести внутренний стержень — тот самый стержень, который и стал основой ее существования на все последующие годы. Она подумала: если все вокруг придают жизни такое большое значение, так, может быть, есть в ней какой-то смысл? Есть какое-то будущее, ради которого стоит жить?
Ей вдруг стало стыдно перед Еленой Михайловной за собственную слабость. «В самом деле, ведь я ей — никто, она со мной носится, как с собственной дочкой, переживает, а у меня — ни капли благодарности, как будто так и должно быть… Надо взять себя в руки!»
Сделать это было нелегко и удалось не сразу. Несколько раз срывы все же случались, и только спустя год после разлуки с Максимом Алина наконец почувствовала, что жизнь начинает обретать какой-то новый смысл.
Из суда она уволилась, потому что ей просто стыдно было возвращаться туда и выслушивать сочувственные речи сотрудников, которые были не в курсе событий ее личной жизни, но знали, что она пролежала почти две недели в больнице с диагнозом «нервное истощение», что делало Алину мишенью для любопытства. Она ушла из суда и решила начать строить свою жизнь с самого начала, при этом без чьей-либо помощи, а только своими силами. Так было сложнее, но в то же время она понимала: чем сложнее, тем лучше для нее.
Чтобы не сидеть дома и зарабатывать хоть какие-то деньги, она устроилась работать в отдел фототоваров — собственно, это была единственная более или менее приличная вакансия, которую она отыскала в газете «Карьера». Восстановилась на четвертом курсе и через год окончила институт. Продолжая работать в отделе фототоваров, попутно подыскивала себе работу по специальности, однако осуществить задуманное оказалось не так-то просто, поскольку юристы без опыта работы не слишком-то были нужны. Но она не отчаивалась, регулярно ходила на собеседования и рассылала резюме, каждый раз выслушивая уже привычное: «Предпочтение отдали другому кандидату. Ничего, вам повезет в следующий раз…»
Алина верила, что в следующий раз ей непременно повезет. Что у нее все получится — заставляла себя верить и верила. У нее появилась цель, появились планы на будущее… Жизнь начинала обретать смысл. И вот вдруг однажды ей приснилось море — и все полетело к чертям, и снова захотелось наглотаться таблеток и — не видеть, не слышать, не думать, не чувствовать. Не жить…
* * *
«Ненавижу. Ненавижу эту стерву. Увидела бы сейчас — глаза бы выцарапала. Если бы он был с ней счастлив — тогда еще полбеды. Только ведь не принесла она ему счастья. Год промучился и сбежал от нее. А вернее, судя по всему, она сама его турнула. Господи, прости меня за такие слова, но разве не заслужила она их? Разве не искалечила целых две жизни — мою и его, разве мало зла она причинила, чтобы заслужить мою ненависть?»
О том, что Максим и Лариса расстались спустя год после их разрыва с Алиной, она узнала все от той же Елены Михайловны, которая продолжала изредка навещать бывшую невестку. Алина восприняла известие внешне спокойно и на тревожный немой вопрос бывшей свекрови ответила однозначное «нет». Нет, конечно, она не будет искать встречи с Максимом, не будет пытаться реанимировать их отношения. Слишком поздно, слишком многое изменилось, да и она сама стала другой. «Объедки с барского стола» были ей ни к чему. Она и не подумала позвонить Максиму, встретиться с ним. И он тоже не позвонил.
Теперь опять как с маленьким ребенком Елена Михайловна была вынуждена возиться с собственным сыном. Результата пришлось ждать долго. По словам свекрови, Максим так и не стал прежним даже спустя год после разрыва с Ларисой.
Через некоторое время Алина подала на развод.
Тогда, увидев Максима после двухлетней разлуки, она была на самом деле поражена. Перед ней стоял совершенно изменившийся, как будто состарившийся человек. Они не сказали друг другу почти ни слова. Брак расторгли без суда, потому что общих детей и взаимных претензий ни у кого не было. Алина стала свободной женщиной…
