А вот теперь Меган действительно почувствовала себя глупо. Ее поведение по отношению к Натаниэлю граничило с грубостью с того самого момента, как она его встретила. И происходило это потому, вынуждена была признать Меган, что ее смущала ее собственная на него реакция. Но, проклятье, ведь он смотрел на нее так, будто желал откусить кусочек от аппетитного пирога.
— Простите. — Извинения прозвучали искренне, хотя и немного суховато. — На меня свалилось много нового, и я чувствую себя немного не в своей тарелке. А то, как вы на меня смотрите, меня смущает.
— Что ж, честный ответ. Но должен сказать, что, по-моему, это мужское право — смотреть. Все остальное требует приглашения, в той или иной степени.
— Ну, тогда давайте положим конец всем недоразумениям и начнем все сначала, поскольку должна предупредить, что вовсе не собираюсь расстилать перед вами ковровую дорожку. Итак, Натаниэль… — это была уступка, на которую она пошла с улыбкой, — как вы думаете, вам удастся раскопать ваши налоговые декларации?
— Попытаюсь достать их. — Нэйт откатил свой стул назад. Скрипение колесиков внезапно сменилось резким взвизгом, заставившим Меган отшатнуться и выронить из рук бумаги. — Черт побери, я и забыл, что ты здесь. — Он подхватил повизгивающего, вырывающегося из рук черного щенка. — Он столько спит, что я в конце концов забываю о нем и наступаю на него или наезжаю этим чертовым стулом на хвост, — поведал ей Натаниэль, в то время как песик неистово облизывал его лицо. — Сколько бы я ни пытался оставить его дома, он принимается скулить и не останавливается, пока я не сдаюсь и не беру его с собой.
— Он такой замечательный. — Ее пальцы так и тянулись его погладить. — Он очень похож на того, что есть у Коко.
— Из того же помета. — Правильно прочитав чувства, написанные на лице у Меган, Натаниэль протянул ей щенка через стол.
— О, да разве ты не милашка? Разве не красавчик?
Едва Меган запричитала над щенком, Натаниэль заметил, что вся ее напускная оборона пала. Когда она забыла, что надо быть деловой и суровой, внезапно проявилась вся ее женственность и теплота. Красивые, изящные руки, поглаживающие щенячью шерсть, нежная улыбка, блестящие от удовольствия глаза.
Ему даже пришлось напомнить себе, что ее обращение распространялось на собаку, а вовсе не на ее хозяина.
— Как зовут песика?
— Пес.
Она едва отвела восхищенный взгляд от милого животного.
— Пес? Я не ослышалась?
— Ему нравится. Привет, Пес. — Заслышав звук голоса своего хозяина, Пес немедленно повернул голову к Натаниэлю и гавкнул. — Вот видите?
— Да. — Меган улыбнулась и уткнулась носом в мохнатый комок. — Просто это имя кажется немного… свидетельствует о недостатке воображения хозяина.
— Напротив. Сколько вы знаете псов по кличке Пес?
— Да уж, беру свои слова обратно. А теперь вернемся к делу — вы не поможете мне с этими чеками?
Натаниэль подбросил мячик, и щенок весело кинулся за игрушкой.
— Это займет его на какое-то время, — заметил он и обошел вокруг стола, чтобы помочь ей собрать разлетевшиеся бумаги.
— Вы не похожи на человека, любящего возиться со щенками.
— Напротив, всегда хотел иметь собаку. — Нэйт присел рядом с Меган и принялся складывать бумаги в коробку из-под сигар. — Когда я был ребенком, мне очень нравилось играть с одним из его предков у Бредфордов. Однако на корабле очень трудно держать собаку. Поэтому я и завел Птицу.
— Птицу?
— Лет пять назад где-то на Карибах я подобрал попугая. Кстати, еще одна причина, по которой я беру Пса с собой. Его может заклевать Птица.
— Птица? — Она подняла глаза, но смех так и застрял у нее в горле. Почему он всегда оказывается ближе, чем она этого ожидает? И почему этот его долгий, испытующий взгляд скользит вдоль ее трепещущих нервных окончаний, словно ласкающие пальцы?
Он перевел взгляд на ее губы. Натаниэль заметил, что ее дрожащая улыбка так и не исчезла. Было что-то необыкновенно привлекательное в этой робкой застенчивости, скрытой под напускной самоуверенностью и строгостью. Глаза ее казались теперь не холодными, а слегка настороженными. Нет, это все еще было не приглашение, напомнил он себе, но уже значительно ближе. И черт возьми, соблазнительнее.
Как бы пробуя под собой почву, он потянулся, чтобы заправить ей за ухо выбившуюся прядку. Меган так стремительно вскочила, словно рядом выстрелили из пушки.
— Вас легко напугать, Меган. — Закрыв крышку коробки из-под сигар, Нэйт тоже встал. — Однако я погрешу против истины, сказав, будто мне не доставляет удовольствия сознание того, что я заставляю вас нервничать.
— Вовсе нет. — Однако, говоря это, она старалась не смотреть в его сторону. Меган никогда не была хорошей лгуньей. — Я возьму все это с собой, если вы не возражаете. Когда я разберусь с бумагами, то обязательно свяжусь с вами или с Холтом.
— Прекрасно. — Звонил телефон, но Нэйт не обращал на него внимания. — Вы знаете, где нас найти.
— Когда я приведу в порядок все бухгалтерские книги, вам придется ввести новую систему хранения финансовой документации.
Ухмыляясь, он присел на угол стола.
— Ты теперь босс, милочка.
Меган с резким щелчком закрыла портфель.
— Нет, напротив, босс — вы. И не зовите меня «милочка». — Она вышла из здания, села в машину, развернулась и выехала с парковки. Уверенно чувствуя себя за рулем, Меган миновала городок, направляясь к Башням. Приблизившись к подножию длинной, петляющей серпантином дороги, ведущей домой, она съехала на обочину и остановилась.
Меган подумала, что ей просто необходимо провести несколько минут в одиночестве, прежде чем встретиться с кем-либо из домашних. Закрыв глаза, она замерла, откинув голову на спинку сиденья. Она вся дрожала, внутри ее словно взмывали трепещущие бабочки, которых нельзя было успокоить одним усилием воли.
Собственная слабость бесила ее. Натаниэль Фьюри[4] приводил ее в ярость. Прошло столько лет, она приложила столько усилий, уязвленно размышляла Меган, а всего-то и понадобилось несколько мужских взглядов, чтобы напомнить ей, и весьма недвусмысленно, что она по-прежнему женщина.
И что хуже, значительно хуже, Меган была уверена, что Фьюри прекрасно понимал, что делает и как это на нее действует.
Она уже попадала под очарование одной смазливой физиономии и его романтических басен. В отличие от любящих домашних Меган совсем не считала свою юность и неопытность оправданием безрассудного поведения. Она помнила, что однажды уже послушалась голоса сердца и поверила в это проклятое «вместе и навсегда». Довольно, больше этому не бывать. Теперь она знает, что прекрасных принцев не существует, что тыквы не превращаются в кареты, а за́мки чаще всего оказываются воздушными. Есть лишь реальность, которую ей следует построить самой — и не только для себя, но и для своего ребенка.
