— У меня нет переломов, — заверила Алиса. — Потому что у меня ничего не болит.
— Это пока, — утешил ее врач.
— Ладно, — кивнула Алиса. — Пойду, возьму вещи…
— Не волнуйтесь! — второй врач попробовал ее удержать. — Милиция вам все привезет…
— Вы что, думаете, я оставлю сумку за тысячу двести долларов, бумажник, кредитки, мобильный и карманный компьютер на растерзание нашего уважаемого ГАИ, которое пока что даже не соизволило явиться? — возмутилась Алиса. — Отстаньте от меня! — она отмахнулась от второго доктора, который бубнил что-то об успокоительных.
Алиса прорвалась к машине, вытащила — не без труда, но одежда и так уже была грязная и рваная — сумку, документы, все необходимое, и прошествовала в карету «Скорой помощи».
— У меня страховка от Кремлевской больницы, здесь не далеко, вам подсказать адрес? — сообщила она врачам, которые лишь переглянулись, но ничего не сказали.
Они отвезли ее в больницу, сдали на руки дежурному и, кажется, вздохнули с облегчением.
— Э-э… — запинался доктор. — Дело в том, что…
Алиса, развалившись на кровати в одноместной палате, допивала компот. Больница есть больница — даже здесь еда не вполне съедобная. Алиса только что приняла душ, накинула халат и с нетерпением ждала результатов анализов, которыми ее мучили последние полтора часа — ей уже побыстрее хотелось домой. Она чувствовала себя замечательно — кроме сожалений по поводу уничтоженной машины, ее ничто не тревожило.
— Доктор, у меня что, перелом основания черепа? — поинтересовалась она.
— Нет, все в порядке! — оживился врач. — Все просто замечательно — ни сотрясения, ни переломов, ни ушибов. Как будто вы не летели через лобовое стекло.
— Чудесно! — Алиса вскочила с кровати. — Тогда я вызываю такси.
— Но… — застеснялся доктор.
— Что «но»? — рассердилась Алиса.
— Это странно, — произнес тот. — Такая авария…
— Значит, мне повезло, — заверила его она, подхватила вещи и ушла в ванную переодеваться.
Минут через сорок приехало такси, Алиса устроилась на заднем сиденье и выслушала отчет таксиста о жуткой аварии на Рублевке.
— Я из Успенского ехал — вез туда писателя, знаете, Вадим Панов такой?..
— Знаю, — кивнула Алиса.
Таксист обрадовался, что Алиса в курсе, какого замечательного человека он катал сегодня на машине, и даже сделал потише музыку — чтобы не мешала уже почти дружеской беседе:
— Вот, а на обратном пути смотрю — гаишники, эвакуатор, кто-то в обрыв рухнул, машина всмятку, ужас, небось насмерть…
— Это моя машина и моя авария, — заявила Алиса, хотя не следовало, конечно, этого делать. — И я жива.
Пришлось рассказать таксисту, как все было, похвастаться, что ни переломов, ни контузий у нее нет, и мужественно вынести все его ахи-охи.
— Ну, видно, Господь вас уберег, — предположил таксист.
Алиса пожала плечами — какая разница? Она устала, хотела домой, в ванну, в постель, хотела отдохнуть и разобраться со своими чувствами. Может, у нее действительно шок?
Она смутно, но все же помнила тот страх — ты летишь в машине и в лучшем случае надеешься на то, что тебя не парализует, что хоть какая-то часть твоего, пока еще молодого, сильного и здорового тела окажется без переломов, надеешься не почувствовать боль и очень-очень хочешь жить. И все происходит так медленно и так быстро — одновременно…
Зазвонил телефон.
— Алиса, это Женя… — Женя была артдиректором «Глянца». — Мы вас уже три часа не можем найти, тут прислали негативы с Мальты…
— Я в аварию попала, — сообщила Алиса.
— А… как вы себя чувствуете? — спросила Женя.
Между этим «а» и этим «как» Алиса почувствовала такую надежду, такое вдохновение: «Неужели эта стерва осчастливит нас своим отсутствием?», что не смогла не ответить:
— Все ужасно. Машина вдребезги, рухнула с обрыва на Рублевке, несколько раз перевернулась… — она сделала паузу. — Но со мной все в порядке, еду домой. Ни царапинки.
— О-о… — не без труда справившись с разочарованием, Женя рассталась с мечтами о вольнице. — Тогда я вам завтра покажу макет…
— Жень, ты знаешь, я, возможно, завтра не приду на работу — нужно еще раз съездить в больницу на повторное обследование, так что не могла бы ты подъехать ко мне домой, я буду через полчаса?
Было восемь вечера.
— Ну… — задумалась Женя.
— Ты знаешь мой адрес?
— Записываю, — вздохнула Женя.
Что делать, была у Алисы такая слабость. Ее обижало, когда к ней плохо относились. Она сама умела уважать — не любить, но признавать чужие достоинства, а другие — вроде Женечки — ценили только «человеческие отношения», то есть Олю, которая никого не заставляла сидеть после шести на работе, которая все что угодно могла перенести на завтра и для которой обеденный перерыв был святыней, отдыхом от работы.
Алиса сама от работы не уставала — она вообще никогда не уставала, а если и утомлялась, так это была сладкая, блаженная истома — как после целого дня, проведенного в море, после танцев всю ночь напролет, после секса с новым страстным мужчиной — такая усталость, от которой получаешь наслаждение, а не измотанность рабочей клячи, на которой весь день воду возили.
Только она разъединилась с Женей, телефон опять заиграл мелодию из «Амели».
Дима.
— Да, — ответила она.
— Ну, ты где? — строго спросил он.
Дима веселил ее тем, что постоянно находился в образе начальника. У них в корпорации субординация была построже, чем на морском флоте — Алиса живо представляла, как он идет, весь из себя важный, по коридорам, а сотрудники склоняются ниц. Он был такой серьезный, так искренне верил в то, что перепродажа природного газа — высший промысел, а сам он, видимо, кто-то вроде пророка, что за это Алиса его и полюбила.
В одно мгновение она поняла, что устала от богемных мальчиков, которые и такие непредсказуемые, и такие занятные, и так с ними жарко, что ей хоть на полгода захотелось, чтобы все было «как у людей» — привет теть Вале. Она приходит домой, он приходит домой — может, вместе поужинают в ресторане, может, сходят в кино, красивый дом — буржуазный до противности, никаких запоев по вторникам… И чтобы он чувствовал себя эдаким рыцарем, охотником-добытчиком, а ее, кем бы она ни была, считал слабым полом, о котором надо заботиться…
Правда, когда он стал называть ее «котенок», Алиса задумалась — а все ли правильно в ее жизни, но, с другой стороны, жить с членом совета директоров газоперерабатывающей компании было так уютно, так удобно, что она все откладывала и откладывала на завтра размышления о разрыве.
