Темные с поволокой глаза в нескольких дюймах от ее лица смотрели с отсутствующим выражением, — Вам больно?
— Вы ударили меня! — крикнула Габи. — Слезайте сейчас же!
— Я не мог вас ударить. — Нижняя часть его тела слегка ожила под ее рукой. — Я не бью женщин.
Габи почувствовала головокружение, словно она погрузилась в стремительный водоворот времени. Они совсем не знали друг друга, и Габи вряд ли могла объяснить интимные прикосновения этого стройного мускулистого тела, придавившего ее всей тяжестью. Рука, случайно прижатая к его паху, ощущала нарастающее напряжение мужской плоти.
Габи почувствовала смятение. Нет, она не готова к этому! Секс. Напор. Пальцы ее судорожно сжались.
Она подавила неожиданно подступившие слезы. От его мокрой одежды стали влажной и ее блузка, и юбка. Легкий аромат мыла и мускусный запах мужского тела распространялись в воздухе. Но Габи отказывалась во все это верить. Это всего лишь ночной кошмар, пыталась она убедить себя. В действительности нет никакого незнакомца, который лежит, прижавшись к ней, на кушетке в гостиной, нет бури за стенами дома, нет и яхты у причала Кольеров. Происходящее слишком невероятно, чтобы быть реальным. Утром она проснется в своей постели и посмеется над причудливым сном.
Габи зажмурилась, уверенная, что, открыв глаза, обнаружит, что все ей привиделось.
И тем не менее таинственный гость не исчез.
Точеное лицо находилось прямо перед ее глазами. Она даже различала во мраке его блестящие зубы.
— Вы такая… — пробормотал он.
Его лицо приблизилось. Парализованная, не смея даже дышать. Габи почувствовала теплое прикосновение его губ.
Это был осторожный, словно бы изучающий, поцелуй, но он оказал на нее ошеломляющее воздействие. Ее губы изумленно приоткрылись.
У него вырвался тихий страстный стон, потом он с жадным, почти грубым вожделением прижался губами к ее рту. Он целовал ее шею, висок, мочку уха, как будто стремился насытиться, прежде чем она успеет его остановить.
Адское пламя вспыхнуло между ними, застав обоих врасплох. Габи не могла перевести дух. «Так вот она — знаменитая латиноамериканская страсть?» — мелькнуло у нее в голове. Ощущение напряженного мощного тела, навалившегося сверху, жадные прикосновения горячего рта казались всепоглощающими. Она сама увлеклась происходящим! Если и суждено было произойти чему-то ужасному, она знала, что у нее не хватит воли сопротивляться.
Он сам внезапно остановился, разрушив темные чары момента. Отпрянув и посмотрев на нее сверху вниз, Джеймс Санта-Марин пробормотал:
— Я, должно быть, сошел с ума! Да. я, верно, совсем потерял голову, если творю такое!
Габи была словно в тумане. Она не замечала промокшей одежды, запаха затхлости кушетки, напрочь забыла, что наверху спит пьяным сном ее мать. Она чувствовала себя так, будто никогда не целовалась прежде, и к ней ни разу не притрагивались мужские руки. Возможно ли, чтобы человек вложил в свой поцелуй столько страсти и нежности? Каждый дюйм ее кожи был наделен теперь особой чувствительностью — напрягшиеся трепещущие груди, пальцы, погрузившиеся в его густые волосы, налившиеся сладкой тяжестью бедра, льнувшие к нему.
Габи предпринимала отчаянные попытки стряхнуть с себя это наваждение. Она внушала себе, что этот сильный мужчина с привлекательной внешностью социально опасен, способен к насилию, и полиция уже наверняка идет по его следу. Но ее тело стало неуправляемым, и, несмотря ни на какие доводы рассудка, ее неудержимо влекло к этому человеку. Это было похоже на безумие. Темнота каким-то образом заворожила ее. Более того, Габи не могла отделаться от странного ощущения, что эта непостижимая магия мрака, напоенного бушующей стихией, застала врасплох и его.
Он расстегнул до конца пуговицы на ее блузке.
— Позволь мне, — прошептал он, почувствовав ее слабый протест. Легчайшие прикосновения ласкали шею, тонкую ключицу, округлость ее груди. — Ты так свежа, так прелестна. — Голос его низко завибрировал, когда он приспустил блузку с ее плеч. — Как лунный свет. — Большой палец потерся о нежный бутон ее соска через шелковистую ткань бюстгальтера, и она застонала.
В густой темноте Габи охватило возбуждающее ощущение своей полной наготы, хотя она и оставалась одетой. И ей совсем не хотелось, чтобы он остановился. Черные цыганские глаза, прикрытые густыми ресницами, внимательно изучали ее. Его губы изогнулись в чувствительной усмешке, многообещающей и соблазнительной. И Габи зачарованно глядела на него, думая лишь о красоте этого рта. Она жаждала поцелуя и страшилась собственного желания. Прикосновения его рук, ласкающих ее груди, сбрасывающих одежду, мешающую ему прильнуть разгоряченной кожей к ее телу, раздували между ними жаркий огонь страсти, поразительный по своей силе.
Габи почувствовала, как его влажный настойчивый рот прикоснулся к ее плечам, потом опустился вниз и прижался к кружеву бюстгальтера.
Габи понимала, что не станет сопротивляться ему. Это было безумием. И в то же время казалось неизбежным. Джеймс Санта-Марин что-то прошептал ей на ухо, скользнув пальцами под бюстгальтер. Расстегнув его и откинув в сторону, он прильнул ртом к обнаженной груди.
Габи полностью отдалась во власть своих ощущений. Она желала, чтобы этот прекрасный мужчина, пахнущий дождем, ночью и бурей, касался всего ее тела. Его губы нежно сжали ее сосок, Габи изогнулась, широко раздвинула ему навстречу ноги, и гортанный звук сорвался с ее губ. Она не могла больше ждать, желая лишь одного: сорвать с него одежду, принять в себя его мощное тело и утолить разгоревшееся желание. Ее ищущая рука коснулась мужской плоти под мокрой тканью брюк. Раздался стон, свидетельствующий о том, что Джеймс Санта-Марин мог в любой момент потерять самообладание.
Потом последовал звук расстегиваемой «молнии», и его рука увлекла за собой ее руку.
— Не говори мне «нет»! — властно приказал он. — Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя!
Габи и не помышляла о сопротивлении. Его рука прижала ее ладонь к отвердевшей, горячей плоти. Она и представить себе не могла такую мощь, такие размеры. Искаженное страстью лицо Джеймса Санта-Марина находилось совсем рядом. Габи видела, как он остро реагирует на ее прикосновение.
Затем он впился в ее губы таким властным поцелуем, что, стоило ему оторваться, она широко открыла глаза, безмолвно умоляя о продлении сладостного момента.
— Скажи… — выдохнул он едва слышно, — скажи, что ты против…
Она молча глядела на него, изо всех сил пытаясь сосредоточиться, не совсем понимая, что он говорит.
Каким бы странным ни был этот момент, напоминающий сон, чувственная фантазия во мраке, нарушаемом вспышками молнии, она не хотела его прекращения. Для нее уже ничего не имело значения, кроме неземного желания, сжигающего ее тело!
Не дождавшись ответа, Джеймс Санта-Марин крепче сомкнул руки вокруг ее тела, опустил голову и прижался лбом к ее лбу. Пролетело несколько долгих мгновений.
— О черт, — простонал он, — о черт!
Его тело было по-прежнему напряжено, неутоленная страсть требовала своего. «Что случилось? — в отчаянии подумала Габи. — Почему он остановился, когда я меньше всего хотела этого?»
— Не могу, — пробормотал Джеймс Санта-Марин, будто обращаясь к самому себе. — Не так…
Она услышала тяжелый вздох, почувствовала, как еще больше напряглось его тело. Узкие бедра конвульсивно дернулись, потом он замер.
Габи свободной рукой нежно прикоснулась к его щеке. Джеймс наклонился и прижался губами к ее шее. Они лежали без движения. Она чувствовала тяжесть его тела, улавливала порывистое дыхание.
Он остановился. Страсть угасла. Все было кончено.
Одним движением Джеймс Санта-Марин поднялся с кушетки, натянул рубашку и поспешно дернул вверх «молнию» на брюках. Не говоря ни слова, он посмотрел на Габи со странным выражением на красивом лице и резко отвернулся.
Габи медленно приподнялась на локте. Буря миновала, молнии уже не освещали комнату. Что же наконец произошло? — подумала она, напряженно всматриваясь в темноту. Блузка на ней была распахнута, груди обнажены, волосы рассыпались по плечам. Должна ли она радоваться, что так ничего и не произошло? И отчего этот сильный, привлекательный мужчина не тронул ее?
Джеймс Санта-Марин, как догадалась Габи, привел в порядок одежду и направился к выходу. Проходя через темную залу, он наткнулся на кастрюлю с дождевой водой и, выругавшись, сердито пнул ее ногой. Потом уже с веранды до Габи долетела его энергичная ругань, но что на этот раз послужило ее причиной, осталось ей неизвестно.
Входная дверь захлопнулась, и наступила тишина.
Габи лежала на кушетке, прислушиваясь к последним низким раскатам грома, удалявшимся по Бискайнскому заливу. Ее тело все еще трепетало от неудовлетворенного желания. Лицо горело. Габи чувствовала усталость и какую-то опустошенность.
