Прошло немало времени, прежде чем она собралась с физическими и душевными силами и завела двигатель. Вцепившись в руль и сосредоточенно хмуря лоб, Маргарет безуспешно старалась отогнать от себя мысленный образ Джорджа, который мешал ей следить за дорогой.
Если она так бурно реагирует всего лишь на его присутствие, что же будет, если он прикоснется к ней? Даже подумать об этом страшно.
Прикоснется к ней! Истерический смешок клокотнул в ее горле. Последний раз Джордж касался ее, когда они занимались любовью меньше чем за неделю до того, как он сказал, что намерен развестись с ней.
Ее охватила нервная дрожь, глаза наполнились слезами. Лишь пронзительный сигнал какой-то машины вернул Маргарет к действительности и напомнил об ответственности водителя.
Когда Маргарет добралась до дому, ее в буквальном смысле сотрясали эмоции. Она никак не могла оправиться от шока и смущения. Маргарет сразу поднялась в ванную, чтобы окатить холодной водой свое пылающее тело и попытаться вернуть его в нормальное состояние, загасив одновременно и тревожное пламя, сжигающее ее изнутри.
Как же она объяснит свое дурацкое поведение Джиму? Она солгала ему так неловко, что он наверняка должен был ее раскусить. Маргарет ненавидела ложь во всех ее проявлениях, особенно с тех пор, как поняла, что, даже занимаясь любовью с ней, Джордж наверняка думал о другой женщине. О женщине, которой она никогда не видела, но о существовании которой догадывалась, причем это продолжалось некоторое время. Поскольку не может же мужчина разлюбить одну женщину и полюбить другую в одночасье. Но Маргарет могла бы поклясться, что, когда они были вместе, в его прикосновениях наравне с желанием и страстью чувствовалась еще и любовь…
Довольно долгое время после того, как Джордж оставил ее, она не позволяла себе думать о его предательстве. Беременность помогала ей отвлечься от подобных саморазрушительных мыслей.
Но вот Оливия появилась на свет и прошли первые суматошные месяцы, когда Маргарет была всецело поглощена новорожденной дочерью. Неизбежно настал день, когда она с болью и отвращением спросила себя, как мог Джордж заниматься с ней любовью с такой страстью, по-видимому искренней, с такой неистовостью и неподдельной любовью, а спустя всего лишь несколько дней с отвращением уклониться от легчайшего прикосновения, молящего жеста руки, протянутой к нему с просьбой объяснить, куда делась его любовь, как мог он сказать, что их брак не имеет смысла.
Тогда-то и пришли мучительные, пугающие сны, в которых Маргарет снова и снова пыталась оживить их физическое единение. В этих снах не было ни страданий, ни боли, ничего реального — только сверкающий калейдоскоп воспоминаний о былых удовольствиях и наслаждениях. Однако по утрам возвращаюсь и реальность, и боль, и стыд за то, что она продолжает так глупо и сентиментально мечтать о человеке, который давным-давно забыл о ее существовании…
Маргарет позвонила мисс Хопкинс и спросила, нельзя ли навестить ее и Джека раньше назначенного времени. Это могло бы, по крайней мере, придать некое правдоподобие нелепому объяснению, которое она дала Джиму.
Время, проведенное в уютном домике мисс Хопкинс, как обычно, оставило в душе Маргарет чувство приподнятости и одновременно тоски. Несмотря на огромное горе, которое Джек пережил совсем недавно, — смерть матери, единственного близкого ему человека, — мальчик был на редкость светел, добр и жизнерадостен. По-видимому, его мать была удивительным человеком, если сумела привить сыну такое отношение к миру.
Легко понять, что он не выдержал того разительного контраста, который являла жизнь в приюте, с той, к которой он привык. На второй день пребывания в приюте Джек сбежал. Его не оставляло ощущение, что где-то на улицах большого города ходит мама и ищет его. Не может такого быть, чтобы среди всего этого множества людей нет единственного нужного ему!
Общение с Джеком должно было бы отодвинуть собственные эмоциональные проблемы Маргарет на задний план, на их истинное место. Но сиротство мальчика, как она поняла позже по дороге домой, вновь напомнило ей о том, что сблизило их с Джорджем.
В ее восемнадцать и его двадцать один, как готова была теперь признать Маргарет, им было еще слишком рано вступать в брак. И все же они сделали это — по настоянию Джорджа, а не Маргарет. Она тогда снимала квартиру с двумя другими девушками, также вышедшими из приюта. Джордж занимал три комнаты над аптекой, доставшейся ему по наследству от деда. Его мать умерла, когда ему исполнилось девятнадцать лет.
Маргарет узнала, что родители Джорджа развелись, когда он был совсем маленьким. И сын едва помнил отца, который, по-видимому, уехал в Штаты сразу же после развода. Мать вернулась к своим родителям, которые были рады и ей, и ребенку. Детство Джорджа — в противоположность ее собственному — было устроенным и защищенным, однако он, казалось, инстинктивно понимал, как страдает Маргарет от своего одиночества.
Он разделял ее желание обзавестись большой семьей, детьми и шутил, что его стремление поскорее сыграть свадьбу вызвано тем, что ему не терпится основать собственную династию. Они часто смеялись в те дни, а может быть, так казалось сейчас, когда Маргарет оглядывалась на далекое прошлое.
Их свадьба была очень скромной. А медовый месяц длился всего неделю. Они провели его в Брайтоне. Джордж снял домик на вершине холма, откуда открывался замечательный вид на море. Каждое утро Маргарет просыпалась, разбуженная теплом солнечных лучей, касавшихся ее закрытых век, и поцелуями Джорджа…
Она снова обнаружила, что не помнит, как добралась до дому. Маргарет попыталась открыть дверь, однако руки так дрожали, что она выронила ключ. Зазвонил телефон, но, когда ей наконец удалось справиться с замком, звонки прекратились.
Наверное, это Джим, решила она. Звонит, чтобы выяснить, чем вызвано ее странное поведение.
В голове нарастала тупая, ноющая боль, предупреждающая о приближающейся мигрени. К счастью, с годами приступы повторялись все реже и реже, к тому же у Маргарет накопился солидный опыт противодействия болезни. Теперь она знала, что самый действенный, если не единственный, способ справиться с ней — это немедленно принять лекарство и лечь в постель.
И нет нужды гадать о причинах приступа. Стресс, душевное расстройство, как ни назови, а это прямой результат ее встречи с Джорджем.
Морщась от боли, она поднялась наверх и достала таблетки из шкафчика в ванной. Они лежали на верхней полке, и ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться. Старые привычки живучи, и она продолжала предпринимать меры предосторожности, которые были необходимы, пока дочка была маленькой. Сейчас Оливия без труда достает до верхней полки буфета, в то время как Маргарет для этого требуется встать на табурет.
