Она представила себе Серену в объятиях блондина из пансиона «Гановер». Они прислонились к стволу огромного старого дерева, блондин набросил ей на плечи свою куртку. Серена убежала из спальни без пальто. Ей очень холодно, в ее волосах смола, но она ни о чем не жалеет. Затем Дженни представила себе Серену уже с другим парнем на лыжном подъемнике. Подъемник застопорило, и Серена прильнула к своему другу, чтобы согреться. Они начали целоваться и не смогли остановиться. Затем подъемник заработал, но их лыжи запутались, и им пришлось сделать еще один круг на подъемнике, и они снова занялись этим.
«Вот круто!» — думала Дженни.
Положа руку на сердце Серена Ван дер Вудсен была самой потрясающей девушкой на всем белом свете. Гораздо круче любой другой выпускницы. Только она могла себе позволить явится в школу в середине семестра, с опозданием, да еще и в таком виде.
Как бы богат и знаменит не был человек, жизнь в пансионе накладывает свой отпечаток неприкаянности. Серена казалась идеалом неприкаянности.
Она не была у парикмахера уже год. Накануне ее волосы были собраны в хвост, но теперь распустились по плечам и выглядели растрепанными. Белая мужская рубашка протерлась на воротнике и манжетах. Через ткань просвечивался фиолетовый кружевной лифчик. На ее ногах были старые коричневые ботинки на шнуровке, на черных колготках чуть ниже колена поползла зловещая стрелка. Что самое мерзкое, ей пришлось купить новую форму — старую она отправила в мусорный бак, когда собиралась в пансион. И эта новая форма бросалась в глаза прежде всего.
Новая форма стала проклятием всех шестиклассниц, которым приходило время сменить платье на юбку, юбку из полиэстера, с невероятно жесткими складками. Юбка страшно лоснилась и была, только подумайте, бордовой. Полный отстой. Именно такую юбку купила Серена для возвращения в школу. Более того, юбка доходила ей до самых колен! Все прочие старшеклассницы носили темно-синие юбки, в которые их переодели в шестом классе. С тех пор, они так выросли, что юбки им стали коротки до невозможности. Чем короче юбка, тем круче девушка!
Кстати, Блэр выросла не слишком высокой и ей пришлось втайне от всех укоротить свою юбку.
— Что за фигню она на себя нацепила? — прошипела Кати Фаркас.
— Думает, раз бордовая, значит от Prada, — хихикнула Лаура.
— Хочет нам всем утереть нос, — шепнула Изабель. — «Смотрите, я Серена, и я так прекрасна, что меня ничем не испортить».
«А и правда ничем», — подумала Блэр. Вот что ее всю жизнь раздражало в подруге. Ей все было к лицу.
Да какая разница, как выглядела Серена. Всех, включая Дженни, мучил другой вопрос: почему она вернулась?
Девочки вытянули шеи, пытаясь разглядеть Серену. Не подбит ли у нее глаз? Не беременна ли она? Не под кайфом ли? Все ли зубы на месте? Ну хоть что-то в ней изменилось?
— Мне кажется или у нее действительно шрам на щеке? — шепнула Рейн.
— Ее пырнули ножом, когда она продавала наркотики, — подхватила Кати. — Я слышала, ей делали летом пластическую операцию, но так и не смогли убрать все следы шрама.
Миссис М читала вслух. Серена откинулась на стуле, скрестила ноги и закрыла глаза, погрузившись в знакомую атмосферу занятий и слушая привычный голос Миссис М. она не поняла, что заставило ее волноваться по утру. Серена проспала и собралась за пять минут, сломав ноготь и порвав им колготки. Она ухватилась за старую рубашку, потому что ее запах напоминал ей о нем. Эрик учился в том же пансионе, что и Серена, но на класс старше. Он уехл в колледж, и ей его страшно не хватало.
Когда Серена уже собиралась выходить из дома показалась мать и хотела заставить ее переодеться, но было уже и так слишком поздно.
— В выходные мы идем по магазинам, а потом в салон красоты, — сказала миссис Ван дер Вудсен. — В пансионе ты могла одеваться как хотела, но тут так не ходят. — Она чмокнула дочь в щеку и отправилась досыпать.
— Боже, да она заснула, — прошептала Лауре Кати.
— Бедняжка устала, — ответила Лаура. — Я слышала, ее восстановили за то, что она переспала со всеми парнями пансиона. Она ставила галочки над кроватью. Ее соседка донесла директору, иначе бы никто ничего не узнал.
— А в свободные ночи танцевала с петухами, — добавила Изабель, и девушки покатились со смеху.
Блэр прикусила губу, борясь с весельем. Все шло забавнее некуда.
Если бы Дженни Хамфри услышала, какие сплетни распускают старшеклассницы про ее кумира, она бы набросилась на нее с кулаками. Едва закончился урок, Дженни растолкала одноклассниц и вылетела в холл, чтобы позвонить. Ее брат Дэниел выпрыгнет из штанов, услышав новости.
— Да? — сказал Дэниел Хамфри, поднимая трубку после третьего гудка.
Он стоял на углу Семьдесят седьмой и Вест-Энд, у дверей школы «Риверсайд», и курил. Он щурил темные глаза, которые слепило яркое октябрьское солнце. Дэн не любил солнечный свет. В свободное от уроков время он запирался у себя в комнате и читал вредные для здоровья стихи экзистенциалистов о мучительном человеческом существовании. Его кожа была бледной, волосы растрепанными, он был тощий, как рок-звезда.
Экзистенциальная поэзия напрочь отбивает аппетит.
— Угадай, кто вернулся? — пискнул в трубке взволнованный голос сестры.
Как и Дэн, Дженни была волком-одиночкой. Если ей хотелось с кем-то поговорить, она звонила брату. Это она купила им по сотовому.
— Дженни, это что, так срочно… — начал раздраженно выговаривать сестре Дэн — так, как умеют только старшие братья.
— Серена Ван дер Вудсен! — перебила его Дженни. — Она снова будет ходить в Констанс Биллард. Я видела ее на молитве. Подумать только!
По тротуару прошуршала крышка от пластикового стакана. Красный «Сааб» проскочил авеню Вест-Энд на желтый свет. Ноги Дэна в коричневых замшевых «Хаш паппис» внезапно вспотели.
Серена Ван дер Вудсен. Он глубоко затянулся сигаретой. Руки так дрожали, что он едва не пронес ее мимо рта.
— Дэн? — пискнула трубка. — Ты слышишь? Я говорю, Серена вернулась. Серена Ван дер Вудсен!
Дэн резко выдохнул.
— Ну, слышал, — сказал он с наигранным безразличием. — И что с того?
— Как — что с того? — недоверчиво сказала Дженни. — Брось, Дэн, я-то знаю, что с тобой чуть не приключился сердечный приступ. вечно ты прикидываешься, Дэн.
— Я — вполне серьезно, — раздраженно бросил Дэн. — Чего ты звонишь? Мне-то что за дело?
Дженни тяжело вздохнула. Дэн положительно выводил ее из себя. Ну почему он не может открыто радоваться, как другие люди? Ей так надоела его бледная кислая мина поэта, погруженного в свой внутренний мир.
