А любовь… – Тёткина улыбка стала грустной, беспомощной. – Была и у меня любовь… Да вот только опоздала. Я-то дождалась, он не дождался. Женатым был мой Степан, детишек трое… Не сложилось у нас…
С колотящимся сердцем Максим набрал знакомый номер. Трубку сняла Евгения. Её голос слегка изменился, из звенящего стал более низким, глубоким.
– Вау! Привет! Куда пропал?! – как будто расстались неделю назад. – Как поживаешь? Хорошо? У нас тоже всё окей! Ты в Москве? Ну да, я хотела сказать, в Балашихе. Всё время забываю. А у меня завтра вечеринка! Приходи, я тебя приглашаю. К трём часам. Муттер до вечера на дачу свалит. Мы будем одни гудеть, мне ж уже шестнадцать исполнилось, прикинь!
– Совсем взрослая. – Слегка ошалев от напора словесного потока и обилия информации, вставил Максим. – Замуж пора выдавать.
– Хи-хи! – Донеслось из трубки. – Я жду белый «мерс», забыл? Он у тебя уже есть? Нет? Тогда отдыхай. До завтра, чао-какао!
Максим повесил трубку на рычажки и отёр взмокший лоб.
– Всего шестнадцать… Чёрт возьми, как медленно летит время…
О том, что в доме вечеринка, можно было догадаться ещё на улице. На балконе курили три подростка, методично сплёвывая вниз. Из открытого окна на всю ивановскую орал модный немецкий дуэт.
Дверь открыла Евгения. Светлое летящее платье – юбка до колен с воздушными оборками, цветок в волосах. Губы тронуты перламутровым блеском. Ещё не взрослая, уже не дитя. За год повзрослела, вытянулась. Щёки утратили детскую округлость, зато формы её обрели. Угловатая неуклюжесть сменилась вкрадчивой грацией, движения стали плавными, походка лёгкой, бесшумной, как у кошки перед прыжком. Даже улыбка сделалась другой – вдумчивой, сквозящей, и взгляд прозрачно-зелёных с янтарным отблеском глаз из-под пушистых ресниц – затаённый, с секретинкой.
– Вау! – Воскликнула, приняв букет, – спасибки? А что это? Вау! Французские? Из самого Парижа?
– По-моему, они пахнут сиренью. – Сказал Максим и почему-то оробел.
Вот ей, девчонке другого поколения, не пришлось объяснять, что делать с флакончиком Диора. Моментально распечатала наманикюренными ноготками, блаженно повела носиком, вылила на волосы почти половину, прошептала, смежив ресницы:
– Кайф!
Чмокнула Макса в щёку и унеслась ставить цветы. Он машинально провёл пальцами по щеке, чтобы стереть след помады, не удержался, попробовал на вкус – сладковатая, отдалённо напоминающая персик… Тотчас одёрнул руку, словно сделал нечто ужасающе непристойное.
В комнате стоял сигаретный чад. Вдоль стены валялись пустые бутылки из-под Советского шампанского. Вокруг стола и на диване сидели парочками тинейджеры. Кто пил, кто жевал, прыщавый паренёк что-то нашёптывал на ухо девчонке в очках, та периодически разражалась взрывами визгливого хохота. Посреди комнаты двое, склеившись друг с дружкой, танцевали и целовались взасос. Евгения тыкала пальцем в присутствующих, называла имена, Максим рассеянно кивал, мысленно спрашивая себя, что забыл на тусовке малолеток.
– А это Маша, моя лучшая подруга. – Евгения подвела Максима к полноватой ярко накрашенной акселератке-брюнетке в блузке с невероятным вырезом, демонстрировавшим всем желающим и нежелающим вполне сформировавшуюся грудь и в юбчонке, оголявшей толстые ляжки в чёрных сетчатых колготках. Та жеманно протянула ладонь и глупо захихикала.
– Очень приятно. – Буркнул Максим.
– Ты танцуешь? – заглянув ему в глаза, спросила Маша, – Хорошая музыка. Потанцуем?
– Обязательно. – Отстранился Максим, – чуть попозже, ладно?
– Я вас оставлю. – Лукаво улыбнулась Евгения, вперила в подружку многозначительный взгляд и куда-то испарилась.
Маша стала рассказывать, что видела фотку Максима в Женькином «вернисаже», что он классно получился, и что Женька давно обещала познакомить.
– А где же фотография? – Полюбопытствовал Максим.
– Как, ты не видел?! Идём. – Знойная Маша повела Макса в комнату Евгении, предусмотрительно постучала.
– Можно? Женечка, я на минутку. Только покажу Максу фотку. Я думала, он видел.
Евгения сидела на кровати, сбросив туфли, рядом с патлатым доходягой в драных джинсах, расстёгнутой до пупа рубахе, в цепях с крестами и прочей дребеденью на поросшей чёрным курчавым волосом груди. Тот бренчал на гитаре, что-то шептал ей на ухо, Евгения улыбнулась, вскинула глаза на Макса.
– Это Павлик, мой парень. – объявила она, – А это Макс, мой старый друг.
– Ага, очень старый. – Недобро усмехнулся Максим.
Среди множества снимков Максим нашёл себя в окружении сиреневых цветов. Пошловатый фон. Смотрел, не отрываясь, и не узнавал. Естественно, парень на снимке был похож на Макса Протасова: небрежно зачёсанные назад светлые волосы, длинный нос, прищуренные серые глаза, тонкие губы, сложившиеся в улыбку. Но взгляд… Макс никогда не думал, что может так смотреть. В том взгляде был свет задумчивой нежности, свет, льющийся изнутри, так смотрят счастливые родители на своих детей, так смотрят безумно влюблённые на предмет своего обожания.
– Я хотела отдать при встрече, но ты же исчез. – Укоризненно сказала Евгения. – Забываешь старых друзей. Пожалуй, сделаю ещё один. На память.
– У Жеки талант репортёра, – заблеял патлатый. – Может делать потрясный компромат! Папарацци! – И похлопал Евгению по колену, сделав мимолётное движение вверх по ноге навстречу светлым оборкам юбки.
Евгения стряхнула его ладонь, но парень тотчас водрузил её обратно.
Максим сам не ожидал от себя такой вспышки ярости. В один прыжок оказался возле парочки, сгрёб ухажёра за ворот. Брякнули под пальцами цепи, мотнулись нечёсаные патлы.
– Эй ты, обезьяна, убери лапы!
– Да ты чё, сдурел? Отпусти! – захрипел доходяга.
– Макс, ты с ума сошёл! – Выкрикнула Евгения. – Прекрати немедленно! Ты его задушишь!
Максим расцепил пальцы, парень кулем свалился на пол и забормотал ругательства.
– Пойдём, поговорим! – Скомандовал Евгении Максим.
Та недобро зыркнула на него, но, как ни странно, молча подчинилась.
В гостиной погасили цвет. Со всех сторон доносились причмокиванья, шёпот, приглушённые смешки.
– На улицу! – Максим схватил Евгению за руку.
Она безропотно шла за ним.
Порыв прохладного ветра несколько остудил пылающее лицо, но не сумел потушить огонь внутри. Этот пожар рос, ширился, грозясь вырваться на свободу в любой момент.
– Ты что себе позволяешь? – Крикнул Максим, тыча пальцем одной руки в лицо Евгении, другой продолжал крепко сжимать её запястье. – Мать тебе поверила, уехала, а ты притон навела! Девочка созрела?!
– Ничего такого не было! – Пытаясь высвободиться, жалобно пробормотала девушка. – Мы только целовались, и всё! Не говори маме!
