— Нет, — ответил я, немного подумав.
— Приходило ли тебе в голову, что ты интересен именно тем, что не похож на других?
— Нет.
— Послушай меня. — Она сделала какое-то движение обеими руками, которое, наверно, специально репетировала. — Ты боишься оказаться хуже других. Более того, должна тебе сказать, что ты, возможно, и правда самый нелепый парень в университете. Знаешь, я наблюдала за тобой. Ты как бы примеряешь маски всяких известных людей. Помню, однажды на семинаре по политике ты в течение недели побывал Хамфри Богартом, Джеймсом Мейсоном и Джином Келли. А все, что ты говорил на занятиях, шло от Уолтера Липпмана или Уэстбрука Пеглера. Хорошенькое сочетание! Я никогда не знала, кем ты будешь в следующую минуту.
Как она догадалась про Джеймса Мейсона? Действительно, я, наверно, как раз тогда прочитал "Африканскую царицу" и "Американца в Париже", но я мог бы поклясться, что это невозможно было определить, что я всегда оставался самим собой. Еще больше меня удивило то, что она вообще интересовалась книгами, тем более теми, которые я читал.
— Что, разве не правда? — спросила Сара Луиза.
— Тебе виднее.
— Ты сам не знаешь, что у тебя на уме. Ты и идеи тоже примеряешь. То ты за религию, то против, то за социализм, то нет. Видишь, мне кое-что про тебя известно, кое-что я слышала.
Я пожал плечами. Впечатление было такое, будто у меня свидание с агентом ЦРУ.
— Сара Луиза, — сказал я, помолчав, — допустим, что все это так. Но тогда тем более непонятно, зачем тебе встречаться с таким нелепым человеком, как я.
Она тяжело вздохнула.
— Я хотела узнать тебя получше именно потому, что ты нелеп, потому что ты пытаешься как-то изменить себя. Если бы ты был собой доволен, ты бы этого не делал.
Что-то творится в твоей нескладной голове. Ты размышляешь. Ты надеешься когда-нибудь стать интересным человеком. А, по-моему, ты уже сейчас интересный человек.
Она обнаружила во мне нечто такое, о чем я и понятия не имел. Можно ли быть интересным тем, что ты смешон?
— Все равно, — сказал я, — зачем встречаться со мной? Проще спросить, что глупого я сделал за последнее время.
— А для смеха! Ты ведь это хочешь услышать? Ну что, давай еще поиздеваемся над тобой? — Она вздохнула. — Честно говоря, единственное, что мне в тебе не нравится, так это то, что ты любишь прибедняться. Ты ругаешь моих поклонников — и впечатление такое, что это говорит какой-нибудь подневольный батрак. Если хочешь встречаться со мной и дальше, брось эту манеру.
— Это не ответ на мой вопрос.
— Не хочешь ли ты сказать, что ты, без пяти минут выпускник университета, еще не усвоил простой вещи: то, что считаешь само собой разумеющимся, не так важно, как все прочее? Ребята, с которыми я встречаюсь, — они для меня как братья. Когда мы целуемся, у меня такое ощущение, будто я совершаю кровосмешение. Я точно знаю, что они скажут и сделают в следующую минуту, и уверена, что никогда в жизни им в голову не придет ни одной оригинальной мысли. Общаться с ними забавно, но жить — жить было бы ох как скучно! — Она снова замигала. — Не знаю, как было бы жить с тобой. Пока об этом нечего думать, но ты по крайней мере не похож на остальных. Ты достаточно воспитан, чтобы не быть навязчивым, но в то же время достаточно необычен, чтобы быть интересным. Все. — Она посмотрела на часы. — Мне пора домой.
Вот так началась та полоса в моей жизни, которая теперь кажется одним долгим, грустным свиданием. Мы встречались с Сарой Луизой каждый день, кроме того, с зимы до лета редко какие выходные обходились без вечеринки. По мере приближения последних экзаменов мы, будущие выпускники, становились все сентиментальнее, но Сара Луиза держалась молодцом и терпела нас. Сколько раз мы в своей компании заводили пластинки Бобби Хэккета, пили виски и разговаривали о том времени, которому скоро суждено закончиться! Мы твердо верили, что и после университета будем дружить, что всегда будем следовать своему девизу: "Купить, разлить, поговорить". Сколько раз мы устраивали пикники в Уорнер-парке, сколько раз пели песни, которые тогда были в моде, — "Холодным зимним вечером" и "Вдова Мими"! Сколько безумных затей мы придумали в те последние месяцы своей юности! Одна из них была такая: плотно закрыть телефонную будку, наполнить ее водой и пустить туда кальмара, которого мы рассчитывали украсть из Детского музея. Или еще: заказать сотню саженцев на станции в Дель Рио, посадить их потом ночью на дворе, а утром посмотреть, как будет вести себя наше начальство, когда вдруг увидит весь этот лес. Потом у нас был такой план: взять в Дейтоне напрокат рыцарские доспехи, и один из студентов должен был появиться в них на берегу и спросить, не Индия ли это. Впрочем, насколько я помню, мы исполнили только одну шутку в этом роде: попробовали вырастить ананас на террасе Рэнд-холла. Растение продержалось несколько недель, потом загнулось.
Сара Луиза принимала в наших забавах самое активное участие — наверно, ей было с нами весело. Я познакомился с ее друзьями. Раньше я считал их избалованными, но теперь увидел, что это вполне приличные ребята. Первое появление Сары Луизы в общежитии нашего братства произвело сенсацию. У нее вообще была классная грудь, а в тот день она еще надела обтягивающий свитер. Разговаривая с ребятами в гостиной, она отводила руки назад так далеко, что локти почти сходились за спиной. Проходивший мимо Лэнс Ларкин поймал мой взгляд и приподнял брови. Лэнс был у нас главный дамский угодник, и мне было приятно, что он одобряет мой выбор.
Через две-три недели после того как мы начали встречаться, Сара Луиза заговорила о сексе. Надо сказать, что по тогдашним меркам она не очень-то стеснялась в выражениях, и в запасе у нее всегда были довольно-таки неприличные стишки и анекдоты. Когда мимо проходила какая-нибудь девица с пышным бюстом, Сара Луиза обычно говорила: "Гляди, сколько у нее всякого добра". Я надеялся, что все это было каким-то намеком, и в некотором смысле оказался прав. Однажды вечером, когда мы целовались на боковой просеке, Сара Луиза сказала:
— Тебе, наверно, этого мало?
— Чего именно? — спросил я, не будучи уверенным, что правильно ее понял.
— Ну, этих поцелуев. Ты хочешь чего-нибудь еще. Мне показалось, что она и раньше репетировала все это, только с другими.
— Послушай, Сара Луиза, мужчина всегда остается мужчиной, но я старался не поставить тебя в неловкое положение. Если я был чересчур настойчив, извини.
— Сейчас разговор не о твоем примерном поведении.
— А о чем?
— О том, хочешь ли ты не только целоваться, а чего-нибудь еще.
— А не знаю, что ты привыкла делать.
