Сара уставилась на него, в глазах заплясали радостные искорки.
— Вы это серьезно? Можно?
— Думаю, да. В конце концов, какой прок от гувернантки, если мы не можем обеспечить ее элементарными вещами, доступными каждому английскому ребенку? — В голосе его слышался сарказм, но Сара была готова броситься ему на шею и расцеловать.
— Спасибо! — воскликнула девушка, выдавая внутреннее волнение.
Она повернулась к выходу, но по пути припомнила вчерашний разговор с Иреной и остановилась. Вряд ли той понравится, что дети будут плавать в бассейне прямо под ее окнами.
— Можно вас спросить кое о чем, сеньор? — развернулась она.
— Да ради бога. Что такое? — напрягся он.
— Мне разрешено пользоваться пляжем? То есть я хочу спросить, могу ли я купаться в море?
Джейсон поднял руку и пробежал пальцами по шраму.
— Что за вопрос? На него и ответа никакого не требуется. Конечно, можете, это же само собой разумеется.
— Правда? — прижала она руку к горлу. — Спасибо, сеньор.
Она уже открывала дверь, когда Джейсон остановил ее:
— Погодите-ка.
Он подошел и посмотрел на нее в упор.
— Ирена… моя жена… она разговаривала с вами?
Щеки Сары вспыхнули, и он беспокойно потер шею рукой. От близости Джейсона у девушки закружилась голова, и ей захотелось как можно скорее убраться подальше отсюда. Каждая черточка Джейсона де Кордовы вызывала в ней нервную дрожь: широкие плечи, стройное сильное тело, едва прикрытое легкой тканью костюма, пьянящий мужской запах. Желание прикоснуться к нему нарастало как снежный ком, девушка в панике бросила: «До свидания, сеньор!» — и кинулась в коридор.
Сердце у нее билось так, словно она только что преодолела марафонскую дистанцию. Тяжко вздохнув, Сара поплелась на половину Серены де Кордовы. Куда подевалось все ее самообладание? «О господи, — думала она, — отец Донахью был прав! Как я могу стать послушницей, если меня трясет даже от одной мысли о мужчине?»
Однако, вспомнив о детях, Сара быстро пришла в себя. Она велела им ждать в столовой и пообещала вернуться как можно скорее.
Но в столовой, само собой разумеется, никого не оказалось, если не считать Макса; поправлявшего цветы.
— Макс! Где дети? — удивленно воскликнула Сара. Макс обернулся к ней и пожал плечами.
— Исчезли сразу после вашего ухода, — покачал он головой. — Они такие непослушные, правда?
— Очень, — удрученно вздохнула Сара. Она должна была предвидеть это: предоставленная сама себе, Элоиза сумеет убедить двоих остальных, что сидеть и ждать гувернантку — глупее не придумаешь!
Офисы «Кордова корпорейшн» выходили окнами на пристань Эль-Тесоро. На первом этаже располагался склад, а верхние были не так давно перестроены и теперь представляли собой большие и удобные кабинеты для сотрудников корпорации. Большинство белых семей острова были представлены здесь в том или ином качестве: от машинисток до Мануэля Диаса, который возглавлял одну из ветвей бизнеса Джейсона.
Предки Мануэля поселились на острове лет триста назад, незадолго после появления здесь семейства де Кордова, и Джейсон с Мануэлем приходились друг другу троюродными братьями. Большинство местных испанцев были связаны между собой узами крови, поскольку и на острове браки продолжали заключаться в соответствии со старыми традициями далекой родины. Женщины даже не помышляли ни о какой эмансипации, и хозяйство велось на феодальный лад. Даже молодежь и та легко поддавалась воле старших, хотя ветер перемен уже задел их шальные головы. Любимыми занятиями молодых были яхты и подводное плавание, а во время каникул пикники и вечеринки с барбекю шли безостановочной чередой. Джейсон, перескакивая сразу через две ступеньки, взлетел на второй этаж здания. Он редко навещал Мануэля на работе, поскольку сильно недолюбливал офисы. Джейсон предпочитал безбрежные поля тростника, шепот волн, бьющихся о борт яхты, освежающий морской бриз.
Близилось время уборки урожая, и пришло время обговорить детали.
А потом, когда сахарный тростник будет собран, начнутся фиесты и красочные карнавалы. Люди будут есть, пить, веселиться, над островом полетят опьяняющие звуки барабанов.
Улыбаясь своим мыслям, Джейсон, как обычно, без приглашения вошел в кабинет Мануэля.
Мануэль был всего на несколько лет старше Джейсона, Ему едва перевалило за сорок, он давно овдовел и теперь воспитывал единственную дочь, Долорес. Диасы проживали в шикарном особняке неподалеку от Эль-Тесоро и считались одной из самых знатных семей острова.
Сам Джейсон вел довольно замкнутую жизнь. Де Кордова редко выходили в свет, сами никогда никаких увеселительных мероприятий не устраивали, и Джейсон уже даже припомнить не мог, когда в последний раз сидел во главе стола и развлекал гостей.
— Я рад, что ты пораньше заглянул, — поднялся ему навстречу Мануэль. — Я уже скоро уходить собирался, сегодня чудесный денек для «Ла Хойя»[7].
«Ла Хойя» — это вторая, после дочери, любимица Мануэля, его обожаемая яхта. Он много времени проводил на ней, и Джейсон прекрасно понимал своего кузена.
— Ну что, поговорил сегодня со своей гувернанткой? — спросил Мануэль. — Ну и как она? Надо же, заснуть в свой первый рабочий день, вот дела! — захохотал он.
Джейсон пожал широкими плечами:
— Да, я говорил с ней. Она весьма выдержанна и уверена в своих силах. Считает, что вполне может управиться с детьми. Посмотрим, как она станет рвать на себе волосы через недельку-другую! — расплылся Джейсон. — Хотя, кто знает, она молода, может, именно это позволит ей найти общий язык с младшенькой, но вот Рикардо с Элоизой… вздохнул он. — Упрямые донельзя.
— Да уж, — согласно кивнул Мануэль. — Долорес рассказала мне, как они пытались шокировать гувернантку за обедом. Вымазались в грязи и явились за стол, хотели поглядеть, что она будет делать. Она вроде бы отвела их в ванную, и в итоге Рикардо оказался в постели. Долорес считает, что у гувернантки мало шансов завоевать их доверие. Она тебе рассказала?
— Нет, — удивился Джейсон. — Но если она отослала Рикардо спать, то, значит, он это заслужил.
— Да ты что? — вытаращил глаза Мануэль. — Гувернантка должна другими методами действовать! Так она ничего не добьется.
— Да ладно тебе, Мануэль, — лениво отмахнулся от него Джейсон. — Если бы это были нормальные дети — одно дело, но ты ведь сам знаешь, какие они. Им слишком многое дозволялось, и, само собой, к дисциплине их будет призвать трудновато. Тут потребуются и терпение, и настойчивость, и, я бы сказал, храбрость.