— Так сходят с ума. Стоять и любоваться своими же глазами. Радоваться почти лохмотьям и умиляться, как похорошели глаза, — бред. «Полный бред», — моё в общем-то слабое «я», но с сильным критическим началом, не могло смолчать.
— Ну и что! Перед просветлением помрачение — обычное дело. И потом, лучше уж замечать, какие у тебя прекрасные глаза, чем не замечать этого, — сильное «я» особо не собиралось спорить, чувствуя свою правоту.
Чтобы девчонки не поругались на ровном месте, почти силой оттащила себя от зеркала. На чем нас прервало зеркало? Важнее моих прекрасных глаз, конечно, ничего нет, но это было что-то не столь значимое, но и не совсем бессмысленное… Что же, кто же… Квартира! И говорил мне про нее Петр Петрович. Как всё-таки активизируются умственные процессы, когда возвращается блеск глаз. Чем ярче женщина смотрит, тем лучше она думает. По крайней мере, с памятью у нее становится лучше — это точно.
Нашла бумажку с номером ПП. Он взял трубку буквально сразу:
— Слушаю, дорогая гостья.
— Добрый день, Петр Петрович, Вы про квартиру что-то говорили — вот, созрела. Поможете?
— Быстро созрела, пиши телефон: 5 — 12–25.
— А дальше?
— Что дальше?
— Мне кажется, цифр мало.
— В самый раз, хозяйку зовут Алевтина Александровна, записала?
— Спасибо, Петр Петрович, Вы — настоящий, — хотелось сказать Петровичу что-то доброе.
— Вот только давай без волшебников, Ярослава Львовна, — Петрович бурчал, но был явно доволен.
— Ну, какой Вы волшебник! Волшебник — как-то буднично. Вы, — какое-то слово вертелось на языке, но никак не говорилось, — Вы, Петр Петрович, летний Дед Мороз! Вот Вы кто! Ну, вот, например, в «Огниве». Волшебник — это кто? Ему что говорят? Хочу принцессу прямо сейчас, хочу денег тоже сейчас, хочу отгадать загадки и изменить решение суда тоже срочно — это же проза! Никаких чудес на самом деле от волшебников сейчас не ждут. А Дед Мороз — всегда праздник и подарки. Потому что раз в год. И только зимой. А Вы — исключительный Дед Мороз. Возможно, даже круглогодичный. Пока точно сказать не могу, но то, что летний — точно!
— Ну, лиса! — Петрович млел. — Любого заговоришь и уговоришь.
— Ну, совсем чуть-чуть, вот совсем чуть-чуть, честное слово! И только на хорошее.
Ну надо же! Это я опять о своем. Как всё-таки возвращение блеска глазам активизирует умственную деятельность! Придумать такое чудесное имя Петровичу — с менее зелеными и блестящими глазами было бы невозможно. А тут — пожалуйста! Надо изобрести какое-то средство для ухода за блеском глаз, на манер зубной пасты. Пришлось опять подмигнуть второй, имитирующей слабость, скрупулезной «я», чтобы пометила где-нибудь: «Средство для поддержания блеска в глазах. Для женщин. Изобрести. Не забыть!»
Когда один говорит «хозяин» и делает паузу, то другой обычно продолжает «жизни». Привыкли или очень хочется говорить вместе эти слова: «хозяин жизни». Со словом «хозяйка» история обычно выходит другая. Если Вы скажете кому угодно «хозяйка» и многозначительно замолчите, и даже если будете вращать глазами, никто не скажет «жизни». Скажут «дома», «квартиры». Могут сказать «ушла» или «хорошая», но «хозяйка жизни» — никому в голову не придет связать эти слова. Почему? То ли «хозяйки» такие, то ли «жизнь». Есть еще вариант, что устойчивость словосочетаний в русском языке повышенная. Не реагирует оперативно на изменения в жизни. Но шмелевским реалиям устойчивость словосочетаний не противоречит. «Хозяев жизни» в здешней природе не водится вовсе, а вот «хозяйки квартир» встречаются. И даже хозяйки хороших квартир очень редко, но попадаются на пути.
Рекомендованная Петровичем хозяйка квартиры явно ждала моего звонка. Алевтина Александровна извиняющимся голосом хотела назвать сумму, но у нее получилось спросить и замереть. Чувствовалось, что она всё еще не верит в возможность чуда — удачу сдать квартиру. Свое «предложение» она давно считала «риторическим», и надежды услышать что-то, кроме «спасибо», у нее не было. Уже не было. Получить СТОЛЬКО денег, нет, не так — получать столько денег и регулярно — запредельное желание по здешним меркам. Да-да, в каждом раю свои лимиты.
— Хорошо, я сейчас подъеду, — поняла, что сказала что-то не то или не точно, — подойду, я хотела сказать.
— Правда? — Алевтина Александровна не верила своему счастью.
Через пятнадцать минут я подходила к её дому. По дороге, глядя на все здания, думала: хотела бы я здесь жить? Взглянув на дом Алевтины Александровны, сказала себе: именно здесь я хочу жить. Трехэтажный дом. С лепными украшениями и коваными балконами. Он был необычного асфальтового цвета. Выглядело строго и благородно. И снаружи было видно, насколько высокие потолки внутри.
Алевтина Александровна встречала меня на улице. Она оказалась очень милой женщиной лет шестидесяти. Волосы цвета регулярной в течение лет тридцати окраски хной собраны в пучок. Брови выщипаны до тончайшей ниточки. Вневременное удивление застыло на ее лице благодаря ниточкам бровей. Ресницы не тронуты тушью, потому что она строго придерживалась правила: акцент либо на глаза, либо на губы. Выбор был сделан в пользу губ — буйно красные, тщательно прорисованные, как и брови. Еще меня впечатлили аккуратные гипюровые рюшечки у шеи. Невысокий рост и нетипичная для провинциальных дам в таком возрасте стройная фигура. Что еще? Была в ней какая-то странность. Конкретнее сказать сразу было трудно. Не во внешности — тут всё очень по-шмелевски. Странность проявлялась в ее манере говорить и двигаться. Она как-то очень чутко чувствовала, что хочет собеседник, и старалась угодить. Мне в тот момент очень не хотелось разговаривать, и она молчала. Я была так благодарна ей за молчание. И понимание. Хотя самой Алевтине Александровне очень хотелось поговорить. Когда поднялись на второй этаж, я пересилила свое настроение и спросила:
— Алевтина Александровна, можно ли будет похозяйничать в квартире? Переделать что-то, вещи переставить или вообще убрать подальше какие-то предметы?
— Конечно! Я почти ничего не трогала после смерти мамы. Всё, что было мне дорого, я забрала в свою квартиру, поэтому можете смело хозяйничать.
— А когда умерла Ваша мама? — обстоятельство смерти меня озадачило.
— Полгода назад, — Алевтина Александровна будто прочитала беспокойство в моих глазах, — не волнуйтесь, она умерла в больнице.
— Извините, Алевтина Александровна.
— Ничего-ничего, я понимаю, мне бы тоже это не понравилось, — она доставала ключи от входной двери, — я сильно скучаю, мы были так привязаны друг к другу, поскольку своей семьи у меня не сложилось.
