— И ты хочешь быть как они?
— Ни в коем случае. — Никита покачал головой. — Я считаю, они в ещё более ущербном положении, чем бедные. Если нет осознания необходимости собственного движения, собственного развития, если человек стоит на месте и у него уже всё есть — то это болото. Но в то же время сплошные страдания из-за бедности — это тоже болото. Как не угодить в это с обеих сторон болото — вопрос для меня актуальный. Я нахожусь где-то посередине и боюсь, что вот-вот рухну в какую-то из этих половин.
— Как метафорично ты поставил эту ситуацию! — Михаил восхищённо улыбнулся. — Мне непривычно видеть людей в твоём возрасте, которые бы так рассуждали.
Никита давно ждал подобного момента, когда сможет выговориться. Именно эта тема не давала ему покоя всё последнее время.
— Хорошо. — Парень положил свои ладони на стол и встал. — С этой минуты предлагаю больше не разбираться во всех этих деталях, как и почему я здесь оказался. Я живу в этом доме и приглядываю за Лизой, раз этого хотела тётя Света. Родителям обо всём расскажу, когда поеду домой на Новый год. По телефону не объяснишь, что ты теперь владелец квартиры на пару со своей двоюродной сестрой, о существовании которой прежде и не знал…
— Молодец, — кивнул Михаил и снова улыбнулся. Но в следующую же секунду нечто примагнитило его взгляд. На кромке стола совсем мелко и криво было что-то высечено. Так, что и заметить-то практически невозможно. Однако дерево старательно хранило память прикосновения острого предмета. Два слова, точно крошечные шрамики. Первое:
Соня
А рядышком — зачёркнутое несколько раз:
Лиза
Не подавая виду, нотариус незаметно прикрыл клеёнкой эту область стола, приложил сверху свой локоть и задумчиво поморщился. За весь оставшийся день он ни разу больше не улыбнулся.
На календари пришла зима. А вместе с ней — продолжение спокойной и размеренной жизни в квартире номер «50» в тихом петербургском дворе.
В первое декабрьское воскресенье Никита сидел в своей комнате за столом и сосредоточенно глядел на экран ноутбука. Пытался что-нибудь написать. Да, для того он и поступал на филологический, в надежде, что в будущем начнёт наконец-то писать свои книги. Но с последним у него почему-то всегда не складывалось: то времени не хватало, то просто не мог себя заставить начать. Лишь иногда выпадали редкие вечера, когда после просмотра какого-нибудь окрыляющего сознание фильма он вдруг чувствовал в себе что-то необычное — и садился сочинять.
До книги дело так и не дошло — бросал на полпути. Вернее, на четверти. Да что греха таить: даже до одной восьмой ни разу не добрался. Не мог придумать ни одной адекватной строчки кроме тех, что были написаны под воздействием минутного вдохновения.
Вот и теперь, сидя перед белым чистым экранным листом, он не понимал, о чём вообще можно написать. Вроде бы начнёт: вобьёт в текстовый редактор пару строчек, остановится, окинет их скептическим взором — и начисто удалит. Всё не то. Нужно что-то другое!..
После двухчасовой пытки своего воображения Никита наконец откинулся на спинку стула. И ещё раз перечитал сочинённое за сегодня. «Полный бред!» — вынес он вердикт, потянулся руками вверх и вздохнул. За окном мельтешил снег, закручиваясь и распыляясь во все стороны. Эта странная зима отличалась исключительной снежностью.
Никита зевнул и осмотрелся по сторонам. Невзрачные тускло-розовые обои с завитками… Пожалуй, во многом именно они делали эту комнату иной, выставляя её эдаким гадким утёнком. И не потому, что из-за отсутствия современного ремонта она выглядела чрезвычайной развалиной. Нет. Она была… вполне обычной. Никите такие комнаты были даже гораздо ближе по душе. Но сам факт непохожести её на своих собратьев зарождал в голове парня именно такую ассоциацию маргинальности.
Взять даже эту небольшую кровать… Во время сна его ноги постоянно выпирали и висели над полом. Вот к чему здесь эта кроватка? В других комнатах не найти слишком маленькой или неудобной мебели. Там всё как нужно. А здесь… здесь, вон, пустая деревянная полка из стены торчит: несуразная, неприметная, выцветшая. И рядом с ней, почти в самом углу, ещё какая-то побрякушка висит…
Никита прищурился.
Действительно, на гвоздике рядом с пустой полкой что-то было. Цепочка? Но отчего же он раньше её не замечал? Не признавал эту комнату своей?
Никита поднялся со стула, подошёл к полке и снял цепочку с гвоздика. Кажется, серебряная. На ней — крошечный крестик с распятым Иисусом Христом. Парень прищурился ещё сильнее. Откуда странное чувство, что эта вещь ему знакома?.. Впрочем, он мог и просто увидеть у кого-нибудь похожую, такое бывает. Но почему она висит тут?
Гипнотизируя цепочку ещё несколько мгновений, Никита вернул её на место. Затем устало повернулся к ноутбуку, бросил на него недоверчивый взгляд и, сокрушённо вздохнув, побрёл на кухню. Кухня — пожалуй, единственный верный и надёжный оплот спасения от любых капризов и кризисов жизни.
Никита сразу же принялся за приготовление кофе. Но не как обычно, а с помощью той самой желанной кофеварки, на которую он всё-таки не пожалел вчера последние деньги. Да, чёрт побери, он сделал это!
Лизу тоже угощу, решил парень, аккуратно засыпая кофейные зёрна в специальный отсек вверху электроустройства. Он бы уже и вчера это сделал, но пришлось провозиться с инструкцией, познавая все особенности своего приобретения. Дело в том, что в кофеварку была встроена кофемолка. И в чём инновация — все нужные процессы можно было запускать через приложение в смартфоне. И пока Никита разобрался со всем этим «ноу-хау», наступил поздний вечер. А предлагать кофе на ночь глядя, посчитал он, не совсем разумно.
Вынув из кармана мобильный телефон, Никита нажал на подсвеченную иконку с изображением кофейных бобов — и механизм ожил. Зёрна шумно завертелись под пластмассовым куполом. Никита, глядя на чёрный аппарат, с улыбкой тихонько произнёс: «Прогресс хренов».
Через несколько минут у него на подносе стояли две белые чашечки с горячим напитком, от которого исходил аромат свежемолотых зёрен.
«Есть в этом запахе нечто потрясающее! — размышлял Никита, взяв поднос на руки. — Какое-то открытие всеобъемлющего горизонта Нового Себя — совершенно иного человека, способного охватить Весь Мир таким же иным, не привычным ранее горячим чувственным объятием…»
Никита с самого детства был впечатлителен к запахам. Поэтому с годами научился истолковывать те образы, которые возникали при восприятии новых ароматов, и облачать их с помощью своих литературных способностей в подобные мысленные высказывания.
