— И? — я был практически заинтересован.
— Женись на мне, Герман. Я тебе деток красивых нарожаю, — шепнула она прямо в ухо, и я чувствовал на своей коже её дыхание. И засмеялась. — А то к Кириллу пойду.
— Иди, — посоветовал я. — Вы идеально подходила друг к другу. У него просто необъяснимая тяга к шлюхам.
Скинул её руки со своих плеч. Отработал оставшиеся часы — я уже почти приноровился к стремительному, и одновременно такому размеренному темпу работы курьера. И поехал домой. В голове сотни и тысячи мыслей. Моё парковочное место занято. Я сдал назад, пытаясь припарковаться так, чтобы не загородить выезд соседке.
Машина чуть подпрыгнула, как на кочке. Я даже не обратил внимания, голова не тем забита. Из машины вышел, которая не машина, а слёзы, хлопнул дверью. И буквально лопатками почувствовал — дело худо. Как в детстве, когда дед заставал за нехорошими шалостями. Медленно обернулся. Соседка. Стоит, дышит так, что грудь ходуном ходит. Я даже взгляд отчего-то скосил на её грудь и подумал — вот тут точно не силиконовая.
— Что я теперь сделал? — поднял руки, словно сдаваясь.
Она попыталась перевести дыхание. Указала пальцем в сторону моей горе-машины. Я проследил взглядом. Колесо раздавило пакет с покупками. Стояло аккурат на нем. Разливалась лужа молока, невыносимо яркая на грязном асфальте. Я вздохнул — у соседки на один повод больше для ненависти. Хотя изначально даже поводов не требовалось. По крайней мере, до похода за солью.
— Я вам заплачу, — торопливо сказал я. — Сколько скажете.
Соседка глубоко вздохнула. Будто успокоиться пыталась. Судя по всему — не вышло.
— Вы все мерите деньгами, — сказала она. — А это не деньги. Это мои силы. Моё время. Я дочку оставила одну дома, вы понимаете? У неё температура. Вы не представляете, как я бежала, чтобы скорее попасть домой. Поругалась в очереди. Я управилась за двадцать одну минуту. А потом вы просто приехали и на хрен все задавили. Вы хоть знаете, чёрт побери, что здесь парковка вообще запрещена?
Подозрительно шмыгнула носом. У неё в руках был второй пакет, возмутительно полный. Она что, оба в руках перла? Соседка плюхнула его на землю возле колёса, села на корточки. Принялась вынимать из молочной лужи какие-то коробочки и тюбики. Я присел рядом. Осмотрел — многое не подлежало спасению, это уже мусор.
— Давайте, я куплю.
— Идите к черту, — устало ответила она.
Подняла голову. Наши взгляды встретились — её лицо напротив. Я вдруг подумал, что она очень красивая. Необычная. В уголках глаз морщинки, а в самих глазах — слёзы. Пожалуй, это первая девушка на моём пути, рыдающая из-за раздавленного пакета молока. Хотя рыдающая — преувеличение. По щеке скатилась только одна слезинка. Не знаю, зачем, но я протянул руку и стер её пальцем. Кожа нежная, тёплая. Соседка удивлённо распахнула глаза. Открыла рот, видимо, собираясь привычно обозвать меня как-нибудь. Я не люблю, когда меня обзывают. Поэтому тянусь к ней и целую в приоткрытый рот. Он тёплый, в него хочется языком скользнуть. Я часто испытывал сексуальное влечение к женщинам, но не помню, когда последний раз хотел их целовать. А её — соседку — целовать хотелось.
Она отпрянула, даже попой на асфальт плюхнулась. И смотрит на меня в упор, видимо, думая, то ли бежать, то ли оставшимся в живых пакетом меня по голове стукнуть. Но поступила иначе. Встала, попу отряхнула, подхватила свой пакет и пошла прочь. Я считал, что она сумасшедшая. А теперь вдруг решил, что удивительно просто адекватная. Даже не заверещала. То, что дед заказывал.
— Соседка! — крикнул я, поняв, что так и не знаю, как её зовут. — Выходи за меня замуж!
Она остановилась на ступенях. Обернулась. Посмотрела на меня с сочувствием, как на неизлечимо больного смертельным недугом. Снова вздохнула.
— Герман, — сказала она слишком спокойно для ситуации. — Я все думала, что вы тут потеряли? А теперь поняла. Вы просто сумасшедший на всю голову, Герман. Чокнутый. Е*нутый, я бы сказала. Ну-ну, не морщитесь, я и плохие слова знаю. Пошла я. И не ходите ко мне за солью, вы её снова угробили.
И правда — ушла. А я лизнул палец, пробуя её слезу на вкус — соленая. Подумал, и пошёл за ней следом.
Глава 7. Лида.
Губы просто горели от короткого полупоцелуя. Интересное понятие — поцелуй на половинку, но не суть. Ещё ладонь горела. Буквально умоляла меня обрушить её на миллионерскую щеку. Но я не хочу высокопарных сцен. Я домой хочу, к своему ребёнку. Я шагнула в подъезд, Герман увязался следом. По лестнице, что ли, пойти? Дабы не толкаться в лифте. Но я напомнила себе — дочка. Я и так угрохала на сцену у подъезда лишних три минуты. Миллионер все же залетел со мной в лифт. Я вздохнула — терпение. Он явно на голову больной, надо посочувствовать — мысленно, разумеется — и держать дистанцию. И никакой соли, никаких поцелуев.
— Вы неправильно поняли, — выдал запыхавшийся миллионер. — Я не подразумеваю, что желаю вас сексуально, то есть, вы, конечно, очень сексуальны, но я не об этом. Понимаете, я тут живу, потому что это часть воспитательного процесса. Пока я не выполню все условия, просто не получу наследства. Следующий пункт — жениться. Причём на нормальной девушке. Нет, вы конечно странная, и кот у вас впечатляющий, но, право слово, вы самая нормальная девушка из всех мною виденных.
— Спасибо за комплимент, — сухо ответила я, негодуя на медленно ползущий лифт.
— Мы даже жить вместе не будем. Если дед приедет с проверкой, вы просто перебежите ко мне — близко же. Мы там ползунков детских раскидаем, трусы ваши на батарею повесим, — на трусах Герман чуть запнулся, но резво продолжил речь: — Это только на несколько месяцев. Потом я с вами разведусь. Оставлю вам эту квартиру, продадите, если захотите, или дочке в наследство. И деньги. Я заплачу, у меня ещё есть, несмотря на рамки! Сразу заплачу, прямо в загсе!
— Я просто счастлива. Это было невероятно романтично.
Мы уже вышли из лифта, я поставила уцелевший пакет на пол и торопливо открывала дверь в квартиру, Герман стоял за спиной. «Зайду и на все замки закрою, — сказала себе я. — А то запрется, как в прошлый раз». Что я и проделала, оставив миллионера в подъезде. В квартире было невероятно тихо. Я бросила пакет — он жалобно звякнул — и побежала в комнату. Сатана был выброшен на улицу, дабы не подходил к кроватке, но меня ещё не оставил страх перед внезапной остановкой дыхания у младенцев. Бессчетное количество раз я просыпалась и в тревоге прислушивалась к дыханию ребёнка. Понимала — глупость. Но ничего с собой поделать не могла. И сейчас бросилась к кроватке со всех ног. Склонилась — просто спит. Выдохнула. Теперь можно и покупки разобрать. Герман со своими поцелуями и нелепыми предложениями остался далеко позади — мне и без него хлопот хватало.
Сонька приболела. С утра посетивший нас педиатр сказал, что ничего страшного, прописал лекарства, пообещал заходить каждое утро. Половину того, что я несла из аптеки, раздавил Герман, когда я поставила пакеты на асфальт, пытаясь выудить из сумки ключи от квартиры. Значит, позже мне придется бежать снова. Закралась мысль принять помощь — Герман же предлагал сходить за покупками, бессовестно им угробленными, но я её отмела — надо привыкать полагаться только на себя. Никаких поблажек. И вообще, пойду я к нему, а он мне начнёт особняк на Рублёвке предлагать или виллу в Испании. А я женщина слабая, могу и не устоять.
Вечером я вновь увидела Германа — снова побежала в аптеку, а он заводил автомобиль, собираясь куда-то ехать. Надеюсь, в Иваново, за невестой. Нам явно не по пути. Когда возвращалась, торопливо перепрыгивая через лужи после недавнего дождя, соседа уже не было. И бог с ним.
К ночи дождь разошёлся в полную силу. Нудный, бесконечный, холодный. Одним словом — осенний. Соньке стало получше, но она была такой вялой, что слёзы на глаза наворачивались. Даже хныкала в пол силы. Я сидела и настраивалась на решительный звонок. Звонить нужно было папе Сони.
