— Мне очень жаль! Простите его, пожалуйста!
Она взмахивает рукой, мол, ничего, она уже в порядке. И произносит с напрягом:
— Он тиббе нни ппара!
Киваю опять. И спускаюсь на первый этаж. Захожу в квартиру, раздеваюсь. Поздно уже, почти одиннадцать. Родители, кажется, спят. Дома темно и тихо. Только часы настенные мерно тикают. Ощущаю усталость, опустошение какое-то. Будто из меня все чувства выкачали. К себе в комнату захожу с телефоном. Собираюсь его на зарядку включить, как вдруг слышу короткие попискивания — уведомления о приходящих сообщениях. Беру телефон. На дисплее вижу одно сообщение от Влада:
— Привет, красотуля! Сходим завтра в библиотеку? Кстати, выглядела ты сегодня отпадно! Мега, супер стильно! Надеюсь, этот везунчик тебя оценил!
И пять сообщений от «везунчика»:
— Прости меня за сцену! Ужасно стыжусь того, что натворил.
— Пожалуйста, не суди меня по одному проступку!
— С меня букет роз и торт твоей соседке. Может, ей что-то еще подарить? Деньги? (озадаченный смайлик) Напиши, чего ей не хватает!
— Как я могу загладить перед тобой вину?
— Не усну, пока ты меня не простишь! Или пока не дашь мне шанс на прощение!
Так. Быстро пишу ответ:
— Букет роз и торт соседке — однозначно да! Деньги ей тоже пригодятся. Но только в сопровождении с твоими искренними извинениями!
— Про меня можешь забыть. (гневный смайлик)
— Если не поспишь ночку-другую, может, в другой раз будешь думать, прежде чем людей оскорблять!
Подозревая, что уведомления Макса на этом не закончатся, выключаю телефон на ночь. Бухаюсь без сил в кровать и тут же отрубаюсь.
Глава 8. Мира
Просыпаюсь от ароматов жареных оладушков и кофе, вкусно щекочущих нос. Сквозь плотные шторы пробиваются лучи солнца, рисуя на стенах неровные, яркие изгибы. Ковыляю к окну, открываю занавески и жмурюсь от брызнувшего в глаза слепящего света. Комната тут же наполняется щебетом амадинов, очнувшихся от сонного оцепенения. Меняю воду в поилке, корма подсыпаю, и они, быстро подлетев к кормушке, принимаются работать клювиками.
Привычно тянусь к телефону. Включив его, нахожу несколько сообщений от Макса. Спрашивает, где живет моя соседка, как ей цветы передать? Растерянно таращусь на телефон. Без согласия тети Оли ни за что ее адрес не дам! Сначала придется с ней обсудить. Но это потом, а сейчас завтрак!
Быстренько принимаю душ, иду на кухню. Здесь тоже светло и по-праздничному нарядно. В центре столешницы нежно-розовый букетик, салфетки льняные по краям. На плите уютно шкварчит сковородка. Мама накладывает папе в тарелку оладушки, кофе наливает. Он сидит, расслабленно облокотившись локтями на стол и довольно, с многозначительной улыбкой на меня поглядывает. В ожидании своей порции наливаю себе воды, устраиваюсь рядом на свободном стуле, и папа, нетерпеливо поерзав, приступает к распросам:
— Как вчера время провели?
Значит, он из-за нашего свидания с Максом так сейчас радуется? Становится не по себе. Внутри деревенеет все от накатившего напряжения. Неприятно родителей разочаровывать.
— Так себе, — отвечаю осторожно. — Я к нему присмотрелась, как ты и хотел. Но то, что увидела, мне не понравилось. Так что, — пожимаю плечами виновато, — ничего у нас не выйдет!
Отец хмурится и весь подбирается, будто к рукопашной готовясь. Оладушек продолжает уплетать, но, кажется, больше по инерции, без удовольствия. Уточняет угрюмо:
— И что не так?
— Он вчера на тетю Олю в подъезде наорал. Она не вовремя к нам подошла и получила за это по полной, бедненькая. Он такой злой был, словами не передать!
В ответ летит насмешливый взгляд отца.
— Хочешь сказать, я никогда ни на кого не ору?
— Ты кричишь иногда на сильных, но ленивых мужчин на своей стройке. Женщину-инвалида оскорбить со всей злости — это совсем другое. Подло и жестоко.
Мама, наконец, подсаживается к нам и накладывает скромную порцию вкусняшек в свою тарелку. Вместо сметаны себе йогурт малокалорийный добавляет. На ее красивом лице написано беспокойство. Тоже за Макса вступается:
— Мира, ты знаешь, сколько денег он в благотворительные фонды жертвует? А то, что он родителям помогает — это ты уже забыла?
Отодвигаю в сторону тарелку. Двое на меня одну, да еще до первой чашки кофе. Это нечестно вообще-то! Но сдаваться не собираюсь.
— Ты сама меня учила: когда оцениваешь мужчину, смотреть надо не на внешний блеск, не на мишуру, которая в глаза бросается, а на маленькие неприметные детали. Как он относится к больным, слабым, детям — всем тем, от кого не сможет ответка прилететь. Истина кроется в мелочах, так ты говорила.
Мама смущается, на секунду в ее глазах растерянность мелькает, но быстро находится с ответом:
— Вот и смотри на детали! Я же от своих слов не отказываюсь! Но не на одну деталь обращай внимание, а на все. Нельзя на человеке из-за одной единственной ошибки крест ставить! Все ошибаются, и ты в том числе! Дай ему шанс себя всего показать, а потом оценивать будешь всю картину, целиком.
Тоскливо смотрю на свой завтрак. Села за стол голодная, как стая волков, а сейчас весь аппетит испарился куда-то. Туда, наверно, где на девушек за завтраком не набрасываются собственные родители. Жалко себя становится, еле сдерживаюсь, чтобы не заплакать. Опустив глаза, прошу:
— Можно я в своей комнате поем?
Мама, бросив на отца быстрый взгляд, кивает:
— Иди, конечно. Побудь одна, если хочешь. Но о словах наших все-таки подумай!
Киваю, хватаю тарелку с оладушками, чашку с кофе и выскакиваю из кухни. Влетаю в свою комнату, дверь плотно прикрываю. Подхожу опять к окну. Так хорошо на улице: солнце от снега ярко отсвечивает, небо чистое-чистое, голубое. На фоне прекрасной погоды еще очевиднее чувствую испорченное вдрызг настроение. Берусь за телефон, пишу подруге в вотсапе:
— Ир, меня родители хотят свести с парнем, который вчера на нашу соседку-инвалида наорал. Грубо так! Богатый и влиятельный зато. Как тебе новость?
Ира присылает мне смешную фотку с текстом: «Как у таких глупых родителей мог родиться такой умный ребенок?»
Отправляю ей хохочущий смайлик. И задумчиво пишу:
— Может, пора из дома делать ноги?
— Куда?
Ира человек-реалист. Сразу все с практичной точки зрения просчитывает.
— Не знаю. А что, если и тебе, и мне работу найти? Квартиру однокомнатную снять?
— Неее. (улыбающийся смайлик) Мне и дома хорошо. Вовремя убираюсь, допоздна не гуляю, хорошо учусь — и родители, как шелковые!
Посылаю ей виртуальный поцелуйчик и закрываю чат.
На оладушки смотрю, как на врагов. В горло ничего не лезет, при мысли о еде становится плохо. Выпиваю кофе. Отношу посуду на кухню, убираю остатки завтрака в холодильник. Слышно, как душ шумит — это папа, наверно, моется. Мама тут же, на кухне закладывает белье в стиральную машинку. И я с облегчением понимаю, что сводничать никто вроде бы не собирается. По крайней мере, в ближайшее время. И все равно дома теперь неуютно. Бежать отсюда хочется со всех ног. Спрятаться от родительской власти, тугим узлом стянувшей горло.
Пишу сообщение Владу в вотсапе:
— Встретимся в библиотеке через час?
Ответ приходит через минуту. Зевающий смайлик и большой палец, задранный вверх. Одеваюсь поспешно, по-простому: джемпер розовый, джинсы. Взглянув на градусник за окном (минус пятнадцать), достаю из шкафа длинный бардовый пуховик. В нем точно не замерзну!
Крикнув уже на пороге: «Я учиться!», быстренько выбегаю из квартиры. Поднимаюсь на третий этаж, стучусь к тете Оле. Но ее дома нет, кажется. Ничего, после библиотеки к ней зайду!
Мороз на улице щиплет за щеки. Холод кусачий почему-то хорошо мозги прочищает, и депрессивное настроение мигом уходит. Люди мимо меня куда-то спешат, бодро шагая по скрипучему снегу, и мир предстает в совершенно других красках: ярких, насыщенных, энергичных. Вчерашние воспоминания кажутся дурным сном.
