я, ища губами его губы. Выпила сладкий поцелуй, как вознаграждение за сегодняшний нервный день, как кефирчик на ночь, как нектар с божественных цветов Эдема… Ох, я замужем стала такой поэтичной! Покрутила головой и нырнула в любовь Андрея, отдаваясь целиком, как всегда…
А потом я уснула под тёплым покрывалом, пригревшись в объятиях мужа, и снилось мне, что я в пустыне, и что мне жарко, и что где-то вдалеке журчит вода, а я иду к ней, ползу, пытаюсь ползти, но никак не могу добраться! И проснулась. Во рту — вкус жёванного картона. Рядом никого. Вещи так и валяются разбросанные, платье подстреленной белой птицей раскинулось на черном ковре. Стильный какой ковёр! Стены белые, ковёр и мебель чёрные, а потолок с полом — дерево. Красиво! Я села в постели и увидела на кресле с моей стороны кровати длинный халат. Или нет — халатом это мог назвать только человек без вкуса! Пеньюар — шёлковый, светло-сиреневый, мягкий даже на вид. И записка на нём.
Выбравшись из кровати, я взяла жёлтый стикер, прочитала: «Любимая жена, зайка, не теряйся! Увидимся после двух, а пока тут всё твоё, распоряжайся. Целую, люблю, Андрей».
Хм.
Что — всё и где — тут? Чем распоряжаться? Я растерянно огляделась и, робко натянув халат, подошла к окну. Отдёрнула белую гардину и даже отступила на шаг. Это не окно, это целая стеклянная стена! Мамочки! Непривычно как! Второй высокий этаж. А за окном — лес. Сосны… Пахнут, наверное, обалденно! А что это за дом такой в лесу? Санаторий в пригороде? Как это мило! Но я думала, что мы с Андреем проведём целый день вместе, а он вернётся только после двух…
А сколько времени?
Я нашла часы на стене — какое-то дизайнерское произведение искусства в виде цифр, налепленных прямо на стену, и стрелок из пикселей, которые высвечивались маленькими бегающими волнами. Сейчас десять утра. И очень хочется кофе. Очень-очень!
Что ж, выбора у меня нет. И телефона нет. Придётся выйти из этой комнаты и пойти поискать, где тут подают завтрак.
Глава 4. Привёз её домой…
16 апреля, Репино
У двери стояли тапочки. Это были не гостевые тапочки и не гостиничные одноразовые. Они были тёмно-синие, с задником, на маленьком каблучке, и я засомневалась, что здесь нет никого, кроме меня. Можно ли их надеть?
Ну, я уже надела халат, поэтому будем считать, что тапочки ничьи. Обувшись, осторожно открыла дверь. Вместо ожидаемого коридора увидела галерею. Картинную, ёлки-моталки! По красивому паркету цвета акажу была расстелена мягкая и пушистая ковровая дорожка, и я ступила на неё, разглядывая картины на стенах. Слов не осталось, разве только несколько матерных. Нежный зимний пейзаж с рекой, чёткий, почти графический снег в лесу, лодка на замёрзшей реке… А с другой стороны — лето, яркое, красочное, почти живое! Шикарные картины, наверное, какой-то местный художник пишет, а может и копии с русских мастеров.
Дорожка вела на открытый балкон. К нему я и направилась. Что сразу поразило — это три огромных, в два моих роста, светильника, которые свисали с высокого потолка в холл внизу. Кажется, они так близко — руку протяни, коснись подвесок на металлических кольцах… Делать этого я, конечно, не стала. Зато оценила размеры холла, панорамные окна и огромный телевизор напротив длинного широченного дивана. Слева в стене был незажжённый камин, под которым лежали настоящие поленья, а справа были стеклянные двери во всю стену. Надо спускаться и искать людей. А то пустыня какая-то, а не санаторий! Должны же быть внизу столовая, стойка администратора…
Лестницу я нашла чуть дальше. Деревянная со стеклянным ограждением, она полукругом спускалась на первый этаж, огибая причудливый столб, увитый каким-то густо растущим ползучим растением. Держась за перила, я добралась до самого низа и нашла там самый настоящий зимний садик — с маленьким приятно журчащим фонтанчиком из камней, с цветами и декоративными пальмочками. В холле тоже было пусто. Вымерший дом! Обычно в таком декоре начинаются фильмы ужасов…
Поёжившись, я направилась к стеклянной перегородке, в которой была открыта дверь. Снова панорамные окна — громадные, во всю стену! Нигде нет занавесок — как они так могут ходить по комнатам, зная, что их видно снаружи? А нет, вон жалюзи наверху собранные. Значит, их опускают, создавая иллюзию интимности… Я попала в столовую с длинным обеденным столом. Мраморная столешница и восемь строгих стульев с высокими спинками. На стене напротив окна — картина в духе Пикассо: странная баба с микроскопическими сиськами падает с кроваво-красного быка. Страсти какие… Лучше уж пейзажи наверху разглядывать, чем вот это вот буйство фантазии во время еды! Я двинулась дальше и попала — слава космическим ёжикам! — в кухню.
Вопреки моим представлениям об общепите эта кухня оказалась полный хай-тек. Лакированная, бело-чёрная, она была напичкана встроенными электроприборами и всевозможными машинками, облегчающими труд повара. А выглядело всё очень по-домашнему. У островка посередине кухни трудилась, нарезая сладкий перец, женщина — ещё молодая, очаровательно пухленькая и сосредоточенная. Подняв на меня взгляд, она не поздоровалась, а просто уставилась вопросительно. Я смутилась, но спросила:
— Скажите, а где тут можно получить кофе?
Молча она вытерла руки о фартук и повернулась к столешнице рабочего стола. В несколько ловких движений включила кофемашину, поставила чашку, понажимала на кнопочки и практически молниеносно сервировала изящный завтрак на чистой стороне кухонного острова. Я расценила это как приглашение присесть и присела на высокий барный стул. Кофе появился передо мной в небольшой стеклянной чашке с двойным дном. Прикольно — как будто в ней вниз головой висел мультяшный котёнок! Я улыбнулась, а мне подвинули блюдо со сладостями — пирожными, маленькими пирожками, домашними макарунами. И всё без единого слова!
— Спасибо, — сказала я. Женщина кивнула и снова вернулась к своим овощам. Странная какая-то. Кофе оказалось вкусным — именно таким, как я люблю, пирожные таяли во рту, на кухне было тепло и витал ненавязчивый запах ванили. Но сидеть с молчаливой поварихой мне не хотелось. Я спросила её, доев последний кусочек пирожного:
— А где остальные?
Она указала рукой на окно. Я машинально оглянулась и увидела
