Не только я не знаю, где ты была всю ночь, но и твоя подружка, к которой я тебя отпустила! А если бы с тобой что-то случилось, Марин? Как бы я отцу твоему в глаза смотрела?!
– Я была у Катьки, – упрямо твердила своё Маринка. – Просто мы действительно не встречали рассвет, потому что я уехала раньше.
– До того, как напилась, или после?
Маринка промолчала.
– Ну хорошо, а это что? – Оксана подняла руку с резиновыми шлёпками. – Это явно не Катины. И где, спрашивается, твои новые босоножки?
– Я ногу натёрла. А это её брата шлёпки.
– Отлично. Значит, сегодня ты обменяешь всё это обратно, так?
Маринка вынужденно кивнула.
– Ну и конечно, никаких больше ночёвок и поблажек, Марин. Ты обманула моё доверие. Всё.
В замке зашурудил ключ, Марина с Оксаной встревоженно переглянулись.
– Марш к себе, и пока отец не заснёт, не высовывайся!
Часов около двух дня взяла Данилины шлёпки и потихоньку вышла из дома. К Катьке ехать, само собой, не собиралась – ни за босоножками, ни за разборками. И так всё понятно. По-прежнему болело сердце, и душила ярость. В голову навязчиво лезли варианты того как и где они этим занимались. В картинках. От обиды то и дело наворачивались слёзы, но Маринка упорно душила их и обещала себе, что не будет убиваться из-за этих двух. Подумаешь.
Но всё равно ревела.
На подходе к сталинской пятиэтажке отчего-то вдруг разволновалась. Постаралась взять себя в руки и настроиться решительно: звонит в дверь, прямо с порога отдаёт шлёпки и требует босоножки. Всё.
Но Данилы дома не оказалось.
Плюнула на всё и пошла на городской пляж. И там, подложив под голову те самые шлёпки, проспала в тенёчке аж до начала шестого.
Снова пришла к Даниле, и снова не застала его. Но, правда, открылась дверь соседней квартиры и из неё выглянула старушка.
– Ты чего всё ходишь? Нету его.
– А где он, не знаете?
– Даже если б знала, всё равно бы не рассказала! А ты чего хотела-то?
Маринка протянула пакет с обувью:
– Передадите ему?
А уже выходя из подъезда, вдруг решилась. Вернулась, позвонила к соседке в дверь.
– А можете ещё записку передать?
*** *** ***
В «Якорь» явился часа за полтора. Разглядывая в окно стоящие у причала катера и большой теплоход, умял эскалоп с картошкой фри. Несколько раз выходил в туалет, а возвращаясь, то, «случайно» перепутав двери, поднялся по винтовой лестнице к подчердачному помещению, то сунулся на кухню, то в соседний зал, где готовился большой свадебный банкет. Но всё было не то. Мест, чтобы душевненько поговорить со Шпиком наедине, не находилось, а холуйски являться к нему на назначенную аудиенцию Данила не собирался. Всё шло к тому, что в этот раз не выгорит.
Уже уходя, попал вдруг в толчею на входе: гости встречали молодожёнов. В этот же момент засёк и Шпика – он вынужденно остановился сбоку от входа, ожидая, пока закончится шабаш и со скучающим видом ковырялся мизинцем в зубах. Раскабанел, сука, ряха в воротник не помещается. С ним были двое – те, которые приезжали к Даниле на разговор. И тоже, как придурки, стояли и ждали, пока им дадут пройти. Данила усмехнулся. Охрана, называется. Гопники с района, не больше.
Смешался с гостями свадьбы, прошёл вместе с ними в зал. Специально сев почти напротив стеклянных дверей, даже пожрал нахаляву. А когда, около половины пятого, заметил жирную тушу Шпика идущую к сортирам – как ни в чём не бывало подмигнул девчонке через стол напротив и ушёл. Как говорится, «Совет да любовь молодым», но пора и честь знать.
Сортир был на четыре писсуара и две кабинки, одна из которых занята. Заглянул под дверь – крокодиловые ботинки Шпика беспокойно дёргали носами. Нервничает скотина? Не любит, когда его не уважают, на стрелки к нему не приходят? Или просто запором мучается?
Впрочем, Данила и сам слегка нервничал. Если к тому моменту, как Шпик просрётся, из сортира не уйдут случайные посетители, придётся догонять гада в коридоре и тащить к чердаку. Такую тушу. К тому же мимо зала, где ждут его раздолбаи... Либо всё-таки переносить разговор на другой раз.
Но сложилось. Прямо-таки звёзды сошлись: едва папа жениха вышел за дверь, из кабинки показался и Шпик.
Данила не церемонился. Он был зол, как сука.
Оглушающий хлопок ладонями по ушам, серия пробивных по жирному пузу. Охнув, Шпик завалился спиной в свою же кабинку, и Данила, ускорив падение ударом ноги в грудь, шагнул за ним. Шпик за собой не смыл, не царское это, видать, дело. Данила схватил его за бритый жирный затылок и замолотил мордой об бортик унитаза. Когда на белой эмали повисли кровавые сопли, чуть склонился:
– Вот теперь всё. Теперь ни ты мне, ни я тебе не должен. Разбежались и забыли. А по поводу своей крыши, которая меня якобы нагнёт, если я не верну бабки – фуфли кому-нибудь другому. Если они узнают, что ты в их заведении подставы с наркотой разыгрываешь – в своём же дерьме захлебнёшься, Шпик. Примерно вот так! – и, жёстким пинком колена подтолкнув вперёд, ткнул его окровавленную рожу в кучу говна.
Уходил тихо и быстро, но на крыльце столкнулся вдруг с одним из его гопников. И ведь замер-то всего на мгновенье, но и этого оказалось достаточно, чтобы словить выкидуху со спины. Хорошо не перо. Вот такой дешёвый залёт, сука...
*** *** ***
За ужином отец был хмур и погружён в себя. Его даже Тёмушка не трогал. Оксана бросала на Маринку короткие, внимательные взгляды и от этого было не по себе.
– Ну вот, пожалуйста! – неожиданно рявкнул отец. – Это что, ногти подростка? Это когти, которые нужно приравнять к холодному оружию!
Маринка аж спину выпрямила и невольно поджала пальцы в кулачки.
– Андрюш, ну это модно, все девчонки сейчас так ходят, – вступилась Оксана. – Ещё и подлинше носят, так что...
– Угу, – кивнул отец, – а некоторые вдоль трассы по ночам стоят, что ж теперь и нашей не постоять, да?
– Ну ты уже прям перегибаешь. Причём здесь панель? Тёмушка, не балуйся с хлебушком!
– Не-е-е балуся с хлебушком! Не-е-е балуйся! – тут же, почувствовав внимание, загалдел брат.
– Да при том! Всё это
