– Действительно, Артём, а где вы учитесь? – в знак благодарности поддержала хозяйку Маша.
– В историко-архивном, – буркнул парень, длинно, по удавьи сглотнув.
– Где-где?
Мария от удивления даже выпрямилась.
– Понимаю, не слишком престижно, – кривовато усмехнулся Артём, щедро намазывая на очередной блин варенье. – Но не всем же карьеру делать.
– Ну почему же? Я вот тоже закончила историко-архивный и на карьеру не жалуюсь, – эдак невзначай заметила госпожа Мельге.
– Вы-ы? – протянул парень, поражённо тараща на Марию зеленовато-карие, удивительно яркие глаза с длинными девичьими ресницами.
– Я-а, – передразнила его польщённая Мария.
– Тёмка у нас будет краеведом, – с материнской умильностью сообщила Алла, кажется, едва удержавшись, чтобы не погладить бывшего ученика по светлым, стильно выгоревшим на кончиках волосам. – Его отец тоже историей увлекался, но так, несерьёзно. А Тёмчик станет профессионалом.
– Интересный выбор, – отозвалась Маша, понимая, что с сомнениями в голосе она, кажется, несколько переборщила.
– Вот, даже вы видите только внешнюю сторону медаль! – Артём в сердцах сунул ложку в варенье, та хлюпнула болотом и мирно погрузилась на дно вазочки. Парень моргнул раз, потом другой и, видимо, решил не отвлекаться на бытовые неурядицы. – А вы знаете, как возникло Мухлово?
– Кажется, раньше тут была деревня… – начала было Мария.
– Деревня, пф-ф! – Парень то ли фыркнул, то ли сдул с носа длинную чёлку. – Владения, принадлежащие дворянскому роду Бойнусовых, а вы «деревня»! Но дело ведь не в этом, а в том, что в тысяча восемьсот семьдесят втором году блажная Прошенька открыла тут родник с целебной водой.
– Торжественно? – осведомилась Маша, не слишком обожавшая местечковые придания и легенды, как, впрочем, и большинство профессиональных экскурсоводов.
– Что торжественно? – озадачился Тёма.
– Открыла, говорю, торжественно?
– Вы смеетесь, – догадался парень. – А, между прочим, родник на самом деле был и исцелял. Особенно он благоволил дамам, возвращал молодость и помогал в деторождении.
– Почем нынче средство Макропулоса[1]? – буркнула Мария.
– Но это на самом деле очень интересно! – встряла Алла, укоризненно глядя на Машу.
Пришлось-таки закрыть рот. Всё же недаром бабушка Вероника учила непутёвую внучку уметь быть благодарной.
– Да куда там вашим Макрополусам! – Артём с энтузиазмом махнул свёрнутым в трубочку блинчиком, украсив пол почти кровавыми брызгами малинового варенья. – А Мухлово в своё время гремело на всю Россию! – замялся и самокритично поправился: – Ну, может и не гремело, но местом стало популярным. Знаете, кто тут дачи строил? Интеллигенция! Знаменитые врачи, инженеры, актёры!
– То есть те, кому не хватало денег на дачку у Волги или Клязьмы, – подытожила Машина принципиальность, которую хозяйка вовремя придавить не успела. – Земля и до рыночных отношений стоила не дешево, а престижность всегда поднимала стоимость.
– Пусть так, пусть! Но вот то, что здесь, современное Мухлово, – Артём крепко постучал пальцами по столу, – это всё ещё дореволюционные дачи! То есть от прежних-то домов не так много осталось, но кое-что есть. А это история!
– Вот ваш дом, например, – снова подала голос Алла.
Мария в ответ лишь неопределённо плечами пожала, спорить ей расхотелось совершенно. И о чём спорить? Сколько таких посёлков, да ещё гораздо лучше сохранившихся, по России-матушке? Ну дачи, ну, интеллигенция, ну сто лет им. Так ведь не средневековые замки и даже не… памятники русского зодчества, вот. Обычная гражданская застройка, типичная для своего времени и мест.
– А вы в курсе, что в Мухлово есть клад?
Артём глянул на Машу эдаким победительным петухом. Мельге в ответ опять плечами пожала. Она бы очень удивилась, обойдись Мухлово без собственного клада.
– Вы знаете, я, наверное, пойду, пора уже, – несколько скованно пробормотала Мария Архиповна, пытаясь выбраться из-за стола. – Спасибо, всё было невероятно вкусно, честное слово.
Алла её не пустила, мягко положила ладонь на руку, проникновенно заглядывая в глаза.
– Да вы послушайте, это действительно интересно, – попросила учительница, косясь на гениального воспитанника.
– Правда? – уточнила Маша, но скепсиса, кажется, никто не уловил.
– Уникальная история! – объявил Артём, пытаясь уцепить чайник. Алла и ему воли не дала, перехватила, сама разлила по чашкам. – Вот слушайте. У наследника дворянина Бойнусова был друг детства, некий Владимир Штейн, происхождения достаточно простого. Вроде бы познакомились они в гимназии, но это не точно.
– И сомнительно. Дворянин, пусть и не титулованный, посылал наследника в гимназиях обучаться? Да в таких, где то ли немецкие, то ли, вообще, еврейские дети образовывались, ещё и из простых[2], – вставила стреноженная вежливостью Мария из ничем не замутнённой вредности.
– Вот-вот, – покивал будущий краевед. – Но со Штейном их связывала очень тесная дружба – это факт. В местном музее, в городе, есть их письма, они активно переписывались во время Первой мировой. Бойнусов, понятно, офицерствовал, а друг его стал врачом и неплохим. А потом случилась революция и…
– Сердешный друг спрятал сокровища графа, которые тот не успел вывезти во Францию, – закончила Мельге. – Или куда он там подался, в Стамбул?
– Откуда вы знаете? – оторопел Артём, даже чашку до рта не донёс, бедолага, так и застыл.
– Я догадливая, – скромно призналась Мария. – Странно только, что клад запрятали в Мухлово, а не в графской усадьбе. Обычно прячут там, за секретным шкапом. В стену семейного склепа вмуровать тоже хорошо. Или резиденция графов всё же тут была?
– Не, – Артём, решивший-таки хлебнуть чаю, едва не подавился, замотал головой. – Не тут, там, – парень безадресно махнул рукой, на этот раз, к счастью, пустой, без блинчика. – Фундамента и того не осталось. В Мухлове была дача Штейна, то есть друга графа. Потому тут и заныкал.
– Поня-атно, – протянула Маша.
– Да в том-то и дело, что ничего не понятно! После революции здесь чёрте что творилось! Какое-то время посёлок не трогали. Потом решили тут устроить коммуну для трудновоспитуемых подростков. Но из этого, слава богу, ничего не вышло, они даже не доехали, разладилось у них что-то. Дальше дачи стали раздавать своим да нашим, но тоже врачам, инженерам, да офицерам, только уже советским. Не Волга, конечно, это вы правильно заметили, но места-то какие, да и дома хорошие! Ну а потом тридцать седьмой год, сами понимаете, всё перешло в другие руки, а там уж никто про прежних хозяев и не спрашивал. Короче! Теперь ни одной ниточки не осталось, никто, вот совсем никто понятия не имеет, где именно жил Штейн! – торжественно закончил Артём.
– Ну естественно, – хмыкнула Мария. – Где жил, никто не знает, но про клад слышали все.
– А я не только слышал, – парень, ехидно ухмыльнувшись, злодейски поиграл бровями.
– Неужто вы его видели?
– Видеть не видел, а вот письмо Штейна к графу и в руках держал, и даже копию его имею. Хотите покажу?
– Хочу, – честно призналась Мельге, в которой историко-архивное образование медленно, но с большими шансами на победу давило здравый смысл.
Клад она, понятное дело, искать не собиралась, но история из банальной как-то незаметно начала превращаться в интересную.
***
Ксерокопия была не лучшего качества, но не потому, что техника подвела, просто оригинал оказался в плохом состоянии и листок пачкали пятна, россыпи точек, чёрные линии. Видимо, бумага, на которой было написано письмо господина Штейна, потемнела и пожелтела, да и изначально не отличалась качеством. Ну а что там изображено, оставалось лишь угадывать: строчки расплылись, вылиняли, взгляд спотыкался об «еры» и «яти», да ещё почерк был поистине врачебный, будто человек не по-русски писал, а какие-то затейливые иероглифы выводил.
– У меня есть подстрочник[3]. – Артём заботливо разгладил копию на газетке, которую попросил положить на стол поверх скатерти. – Сам разбирал. Ну и работка, скажу вам!
