Сжав плотно кулаки, заставляю себя дышать и не реагировать на его слова. Он ведь прав по большому счету, еще вчера я перед ним распылялась, уверяя в том, что все действительно умею. Я и умею, но кто же знал, что он и сам весь такой… способный.
Как-то совершенно неожиданно кухня начинает терять свои очертания, перед глазами все расплывается и, не удержав равновесия, я едва не валюсь с ног, и в последний момент хватаюсь ладонями за столешницу.
— Ты чего? — как-то слишком быстро рядом оказывается Марк, схватив меня за локоть, рывком тянет на себя и прижимает к обнаженному торсу.
— Да ты же горишь вся, ты нормальная вообще, какого хера босая ходишь и молчишь, что плохо? Мозги совсем отморозила? — выплевывает грубо.
А я ведь и правда босая, и как не заметила? Не подумала даже?
— Нормально я себя чувствую.
— Так, — отпустив меня, он делает шаг назад, — сядь на стул.
— Я…
— Я сказал сядь, — рявкает так, что я больше не решаюсь спорить.
Сам он молча убирает с плиты сковороду с омлетом, отставив ее в сторону, быстрым шагом направляется к выходу и исчезает за дверью. Возвращается спустя несколько минут с пледом и носками в руках.
— Надевай, — бросает мне на колени черные носки, и оборачивает меня пледом.
— У меня есть свои, — упрямлюсь зачем-то.
— Я в этом не сомневаюсь, — вздыхает, — надевай, они новые.
Поняв, что каши со мной не сваришь, он молча опускается на корточки, совершенно не обращая внимания на мое вялое сопротивление, берет носки и натягивает их на мои ноги.
— Почему с тобой так тяжело? Я же просил не спорить, — поднимается на ноги, смотрит на меня сверху вниз, явно злится. — Сейчас поедим и ты пойдешь в постель.
— Я не хочу есть.
— Еся, не беси меня, пожалуйста.
— Так не бесись, — вырывается у меня против воли, — я…я не ем по утрам, — спешу исправиться, сгладить углы.
— Теперь будешь, — произносит таким тоном, что у меня душа в пятки уходит.
И взгляд у него сейчас такой… тяжелый что ли, давящий, холодный. У меня складывается впечатление, что в парне напротив уживаются сразу два человека.
— Там не хватит на двоих, — предпринимаю еще одну тщетную попытку.
— Значит я приготовлю еще.
На самом деле там много, то ли от волнения, то ли от негодования, я немного не рассчитала пропорции.
Марк больше ничего не говорит, только включает чайник, а потом раскладывает по тарелкам завтрак. Я не решаюсь больше на него смотреть, молча разглядываю собственные руки, с потрескавшейся на них кожей. Кожа у меня всегда была нежная, чуть наступали холода, и руки превращались в подобие наждачки. А с тем режимом, в котором я прожила почти месяц, забыв о хоть каком-нибудь малейшем уходе, они и вовсе превратились в нечто отвратительное.
— Ешь давай, — приказной тон Марка нарушает мое любование собственными руками.
Перевожу взгляд на тарелку со вполне симпатичным омлетом и двумя ломтиками поджаренного в тостере хлеба. Пока рассматриваю завтрак, Марк ставит рядом кружку с чаем, в которой плавает крупная долька лимона.
Поднимаю взгляд на парня, не понимая, зачем он вообще со мной возится. Сначала в квартиру к себе привез, ужином накормил, спать, можно сказать, уложил, и даже приставать не стал. А теперь вот носится со мной, носки и чай опять же.
В носу начинает щипать, в горле встает огромный ком. Почему-то это, пусть небольшое, но внимание, забота даже, пробуждает во мне странные чувства. Отчего-то хочется забиться в угол и реветь. Обо мне так давно никто не заботился. После смерти родителей было некому.
— Держи, и ешь давай, — кладет рядом мой телефон. Боже, ну какая дура, я ведь его в ванной оставила. — Ешь, — повторяет настойчивее, и мне ничего не остается, как приняться за еду. Марк вторит моим действиям, садится напротив и начинает есть.
Молча.
Свою порцию я съедаю быстро, просто потому, что хочу поскорее отсюда убраться.
— Оставь, я уберу, иди, — командует, когда, поднявшись со стула, я собираюсь убрать со стола.
Не возражаю, беру телефон и молча удаляюсь.
Я благодарна парню за все, что он для меня сделал, но сейчас отчетливо понимаю, что оставаться в его квартире не могу. Просто не могу. Он явно себя едва сдерживает, и предложение его вчерашнее меня все еще тревожит. Он ведь и передумать может, а я… Что я ему предъявлю? Откажу? Нет, мне просто нужно уходить.
Возвращаюсь в комнату, стягиваю плед, и сложив аккуратно, кладу его на кресло.
Несмотря на свое состояние, быстро переодеваюсь в джинсы и свитер, складываю свои вещи в рюкзак. Из внешнего кармана достаю конверт с деньгами. Отсчитываю несколько купюр, этого должно хватить, чтобы расплатиться за еду и ночлег.
Оставляю Деньги на кровати, выхожу из комнаты, и тихо, на цыпочках, направляюсь ко входной двери. Из кухни доносится звон посуды и шум воды, что, несомненно, играет мне на руку.
В прихожей подхватываю обувь и пальто, стараясь не шуметь, отпираю дверь, и выхожу из квартиры, мысленно напоминая себе, что нужно будет заскочить в аптеку.
Глава 6
Марк
Ведьма, маленькая, трусливая ведьмочка! Сбежала! Просто взяла и сбежала! Прибью. Нет, сначала найду, пристегну к чертям собачьим к кровати, вылечу и прибью!
И я, идиот, так опростоволоситься, это нужно уметь. И ведь не подумал даже, что в голову ей от меня сбежать взбредет. Больная, без денег, да что там без денег, без одежды нормальной. Я тоже хорош, переборщил, видимо, передавил.
Нельзя так, умом понимаю, конечно, только здравый смысл к чертям собачьим летит, стоит только подумать о том, что зараза упрямая готова на вокзале ночевать, на улице мерзнуть, лишь бы помощи не просить. У меня не просить.
И я дурак, конечно, может и стоило ее просто взять в охапку, тряхнуть хорошенько и объяснить, просто объяснить, что я и есть тот самый долбанный ежик в тумане, что это со мной она вот уже месяц ведет переписку.
А с другой стороны, как я ей это объясню? Это же случайность, просто чертовски счастливая случайность. Так не бывает, не случается, не встречаются вот так просто два человека в одном городе, в одном месте. У меня до сих пор в голове не укладывается, что вот она, моя мышка, вот так совершенно необъяснимо оказалась в моих руках, рядом со мной. Сама пришла, а я… Я, мля, чуть не потерял ее.
Глупо получилось, кому расскажешь — не поверят ведь. Вляпаться в ту, которую в жизни своей ни разу не видел, погрязнуть в строчках бездушного текста, и ждать, каждый раз ждать ее ответа, ее сообщения. Месяц, долбанный месяц с того дня, как зашел в этот дебильный чат.
И чего только туда забрался?
А потом она появилась, и как-то завертелось.
Мне двадцать два, в моем возрасте девчонок меняют, в клубах на выходных зависают, и не только на выходных. И я зависал. И девчонок тоже менял, а чего не менять, если они сами на шею вешались, если сами себя предлагали? Я и брал, не отказывался. Зачем? А потом одна маленькая серая мышка в печенках застряла, все мысли собой заполнила.
Мне в пору к психиатру было обращаться, потому что ненормально это, даже не видя человека, не зная его, постоянно о нем думать, постоянно представлять и желать, до боли желать увидеть ее вживую. Клиника, тут даже сомнений нет.
Там ведь кто угодно мог оказаться, полно извращенцев больных, да и редко в таких вот чатах нормальные люди обитают, все чаще альтернативно одаренные или чрезмерно озабоченные.
Я туда забрел от скуки чисто, а потом уже не мог остановиться, не мог закончить диалог, когда одна маленькая серая мышка с таким энтузиазмом строчила каждое сообщение. Я чувствовал, просто на каком-то подсознательном уровне чувствовал, что не хочет она со мной прощаться, что не хочет, чтобы я уходил. И я не уходил, даже когда стрелка часов перевалила за пять утра, даже понимая, что работу никто не отменял, не уходил.
И потом, когда она попрощаться решила, рассудив, что меня задерживает. Я не удержался, просто добавил ее в избранное, сам предложил продолжить это странное общение. Не хотел, почему-то я совершенно не хотел с ней прощаться, не хотел ее отпускать. И она, конечно, обрадовалась, нет, открыто не призналась, естественно, но писала каждый день, каждый чертов день. А я… я окончательно крышей поехал, потому что так в жизни не бывает, в романах сопливых, в фильмах для девочек-подростков бывает, а в жизни нихрена не бывает. Я ее днем и ночью представлял, каждый раз, словно наркоман за новой дозой тянулся к телефону и кайфовал, реально кайфовал, когда она появлялась в сети.
