это дерьмо не нужно.
Мне никто не нужен.
ГЛАВА 4
Алекс
Захожу в крошечный офис мини-хранилища и улыбаюсь Бетти, которая по телефону даёт данные, какие есть по размерам хранилища и ежемесячные тарифы на них. Она управляет этим местом вместе со своим мужем Дэрилом, и они всегда добры ко мне. Бетти даёт мне советы; например, когда лучше заскочить сюда и покопаться в своих вещах.
— Приходить сюда ночью — плохая идея, — хмуро сказала она, застав меня как-то на закате, роющейся в своём отсеке. — В это время здесь околачиваются сомнительные личности, надеясь прокрасться и поживиться чем-нибудь. Нужно быть начеку.
Я прислушалась к её совету, хотя и нашла термин «сомнительные личности» довольно забавным. Так можно было бы описать моих родителей, учитывая то, что они сделали. Не то, чтобы я когда-нибудь ей об этом расскажу.
Бетти и бровью не ведёт, что я прихожу хотя бы раз в неделю разбирать свои вещи. Когда я только начала приходить, мне казалось это немного странным, но я заметила, что другие люди тоже так делают, поэтому просто продолжила заниматься своим делом. Кроме того, распродажа своих старых вещей практически превращается для меня в бизнес. Способ быстро заработать деньги.
А с неизменно тающими трастовыми средствами мне нужно столько быстрых денег, сколько возможно получить.
— Не задерживайся слишком долго, — советует Бетти, вешая трубку. Я вручаю ей квитанцию о платеже за месяц, и она кладёт его в кассу. Это место чересчур старомодное. Они даже принимают чеки, хотя у меня нет чековой книжки. — Надвигается шторм. Очень сильный, судя по всему.
Я выглядываю в окно. Небо, действительно, тёмное и полное грозных туч, но мы в Калифорнии. Здесь нет такого понятия, как дождь.
— Я всё же рискну.
— Избавляешься от ненужного? — весело спрашивает Бетти. Я рассказала ей, как продала через Интернет кое-что из вещей и несколько очень красивых сумочек. Она никогда не суёт нос, никогда не спрашивает, откуда у меня столько дорогих вещей. Просто мило улыбается и повторяет, что нужно делать всё возможное, чтобы выжить в этот день и век.
Её точные слова.
— Да. У меня есть несколько великолепных платьев, которые я никогда не ношу.
Мне больно думать о тех вечерних платьях, которые я собирала годами. С различных мероприятий с моей семьёй, с выпускных и официальных танцевальных вечеров; одно — когда я была королевой бала выпускников… все эти выходы требовали вечерних или коктейльных платьев, блестящих красивых вещей, которые стоили кучу денег. В то время я не смотрела на ценники и покупала то, что считала красивым или стильным. Деньги не были для меня проблемой, и я покупала лучшее, но теперь я скряга, который лишнего не заплатит.
Вместо этого я продаю.
Какой смысл иметь все эти красивые платья, если я не собираюсь их носить? Я не состою ни в одном сестринстве (старая Алекс состояла бы), так что дни танцев практически закончились. Наряды просто лежат в моём хранилище, занимая место, и, чем дольше пылятся в защитных чехлах, тем больше ветшают и выходят из моды. Несколько дней назад я приметила в центре города классный винтажный магазин. Идеальное место для моих платьев, чтобы продать их кому-то, кто действительно будет носить их, а не прятать.
— Жаль, что тебе некуда выйти в этих нарядных платьях. Ты такая красивая девочка, — вздыхает Бетти, и от её слов я краснею. Да, я слышала это раньше, но не чувствую себя красивой. Больше нет. Хорошенькой Александрии Макинтош больше не существует. Уже несколько месяцев, а может, и год.
Теперь я Алекс Ашер — я взяла мамину девичью фамилию. Мне нравится, как она звучит. Мне начинает нравиться, какой я стала, будучи Алекс Ашер. Прилежной, спокойной, практичной. Старая Алекс не обратила бы внимания на Стивена, с которым познакомилась в баре.
Новая Алекс даже дала Стивену свой номер телефона. Вчера вечером он написал мне, спрашивая, не хочу ли я поужинать.
Я согласилась. Может, он не мой обычный типаж, но в моей жизни больше нет ничего обычного. Встречаться с милым, среднестатистическим парнем — это как раз то, что мне нужно.
По крайней мере, он не такой сексуальный, как Тристан Прескотт.
— Вы слишком добры, Бетти, — я сильнее прижимаю сумочку к боку и иду к двери. — И вы очень красивая. Увидимся.
Дверь захлопывается за кудахтающим смехом Бетти — думаю, ей понравилось, что я назвала её красавицей, — и я направляюсь по узкой подъездной дорожке к своему складу. Она кажется бесконечной, всё выглядит одинаково. Как и предупреждала Бетти, на улице темно, небо, кажется, мрачнеет с каждой минутой. Я ускоряю шаг, намереваясь взять платья и уйти, не мешкая.
Я складываю одежду в сумки, когда поднимается ветер, такой сильный, что он захлопывает дверь помещения, окутывая меня темнотой. Я спешу разогнать её, дёргая за цепочку, чтобы включить единственную лампочку, свисающую с потолка. Я ношусь туда-сюда по узкому пространству, чуть не спотыкаясь о груды ящиков, набитых моими вещами. Вещами, которые связывают меня с прежней жизнью, вещами, с которыми до сих пор не могу расстаться.
В конце концов, придётся отпустить все это.
В считанные минуты у меня в руках столько платьев, что, скорее всего, буду выглядеть нелепо, запрыгивая в автобус, чтобы вернуться домой, но мне, действительно, всё равно. Девушка должна делать то, что должна, и, в любом случае, у меня нет машины. Я, наверное, могла бы попросить Келли помочь — она купила симпатичный подержанный лаймово-зелёный «фольксваген-жук» прямо перед началом семестра, но не хочу рассказывать про свои дела. Она подумает, что я странная.
А потом начнёт задавать вопросы. Вопросы, на которые я не хочу отвечать.
Как только запираю склад, борясь с сильным ветром, начинается дождь. Накинув капюшон толстовки на голову, бегу к крытой автобусной остановке, которая находится перед складом, радуясь, что платья защищены пластиком. Я быстро перепрыгиваю через лужи, разбрызгивая воду повсюду, и всё время ругаясь себе под нос. Когда я, наконец, падаю на влажную скамью, прячу лицо в складках своей толстовки, молясь, чтобы автобус скоро появился.
Но, конечно же, это не так. Проходит пятнадцать минут, я уже чертовски мокрая. Мои «конверсы» промокли до носков, как и леггинсы до колен. Дождь стучит по пластиковым пакетам для одежды и скатывается, капая прямо на меня. Становится холодно, навес — слабая защита против усиливающегося ветра. У меня дрожат ноги, я прижимаю платья ближе к себе, застонав, когда все бисерные капли дождя падают с сумок на мою толстовку.