разы лучше прежнего. И я прекрасно понимаю важность и срочность миссии, а поэтому и расклад обязательно дам. Но только на своих условиях. Просто выслушай. Там ничего сверхъестественного.
Дед ярился, балансируя между справедливым начальственным гневом и рациональностью, и Гордеев действительно ходил по грани… но отступать было некуда. С его собственной лёгкой руки Славка попала в безвыходную игру махин. Но если тогда она была для него лишь меньшим ради большего, то теперь…
Нет, ничего не изменилось, и один по-прежнему не равнялось тысячам, а сам он не превратился из циничного расчётливого мудака в плюс-минус нормального человека. Но стало вдруг ясно, что «меньшее ради большего» – это лишь бесконечный фрактал, в котором и сам он всего лишь меньшее, а вот Славка… Она как минимум имеет право на шанс.
– Ну допустим, – согласился-таки Дед. – И чего же ты хочешь?
Гордеев оборвал напряжённую игру желваками. Взгляд глаза в глаза, безмолвный разговор о степени доверия. И доверие было – крепче стали и надёжнее любых подписей, слишком уж через многое прошли эти двое вместе до того, как один подался в командование, а другой в спецагентуру.
– Мне нужны гарантии, Ген. Для неё.
Дед обречённо мотнул головой.
– Да кто бы сомневался! Но ты хоть понимаешь, насколько это непрофессионально?! Недопустимо!
Гордеев упрямо молчал, и Дед, недовольно посопев, махнул рукой:
– Ладно, продолжай!
…Тот разговор продлился весь день и завершился далеко за полночь. Что-то Дед прекрасно знал сам, но что-то, словно козыря из рукава, вывалил перед ним Гордеев. Например факты, безоговорочно указывающие на Утешева, как на верхушку пирамиды.
– Ты в своём уме? – строго, но, судя по потяжелевшему взгляду «в себя», вовсе не отвергая услышанного, буркнул Дед. – Утешев недосягаем. У него крыша на уровне правительства. Нас либо ещё на подготовительном этапе завернут по бюрократической линии, с понижением в чине, естественно, либо вообще устранят физически, если мы вопреки всему окажемся хоть сколько-нибудь близки к истине. И ты никогда не узнаешь, кто именно из своих сработал против. Слишком высоки ставки. Слишком.
– Именно поэтому я и предлагаю рискнуть в обход вообще всех. До определённого этапа, конечно.
– Рискнуть… – постучал карандашом по столу Дед. Он не трусил, нет. Он уже думал на два-три шага вперёд, и Гордеев это знал. – Только почему-то в расход ты готов пустить наши с тобой головы, а для девочки этой выбиваешь гарантии. Гарантии, которых я тебе дать не могу! И никто не сможет, слишком много тут неизвестных переменных!
– Я понимаю риски. Поэтому прошу лишь главного – это дело буду дорабатывать я. Никого из Конторы ты к Славке и близко не подпустишь, никаким Жагровским или кому угодно ещё её не отдашь. Я всё сделаю сам, но лишь тогда, когда она будет готова, и когда ляжет нужная карта. А когда – это тоже решу я сам. Словом, мне нужна полная свобода действий и незамедлительная поддержка по первому же запросу.
– Охренел совсем! – устало растёр Дед затылок. – Может, тебя сразу в это кресло посадить, да и командуй сколько влезет?
– Спасибо, обойдусь, – так же устало выдавил усмешку Гордеев. – Просто пообещай, чисто по-дружески, что на уровне управления сделаешь всё для её безопасности. А когда это всё закончится, оградишь от любых наседаний Конторы. Просто сделаешь её одной из случайных пострадавших и при первой же возможности поможешь исчезнуть с радаров. Финансы я обеспечу.
Дед поднял на Гордеева прозрачно-голубой взгляд.
– Это что, мать твою, завещание? – Нахмурился, вглядываясь в непроницаемо-тёмные глаза друга и давнего боевого товарища. – Какого хрена ты задумал, Гордей?
Прошёл месяц, за ним второй, третий… Я жила в собственной купленной квартире в новостройке, под настоящим именем и с приличной суммой на счету. Эти деньги, как объяснил, передавая восстановленные документы Виктор, достались мне от мамы. Вот уж не думала, что у неё была возможность накопить столько в тайне от отца! А может, она и правда украла у него камни и успела продать? Куда-то же они делись! Или… Или это послание от Игната?
Ну уж да! Отступные, ага. На случай, если меня случайно не замучают насмерть в лаборатории, куда он меня фактически продал. Нет, бред. Проще поверить в тайный след Коломойца, как раз у него, вроде, папа олигарх. Или я снова всё путаю?
Словом, что-то с этими деньгами было не так, но именно благодаря им у меня теперь имелось всё для красивой, сытой жизни. При этом сама я походила на иссохшее море. Мне не хотелось ничего, пустота выедала изнутри с утра до вечера. А по ночам снился Игнат. Я ненавидела эти сны, но ждала их. Ранилась об них, словно об острый край разбитого сердца, но расстраивалась, если снилось что-то другое.
Периодически мне казалось, что я чувствую его взгляд, и иногда это ощущение становилось настолько нестерпимым, что я оборачивалась и всматривалась в лица прохожих… Но не находила ни одного знакомого. Игнат словно дышал мне в спину, я словно осязала его присутствие, всё глубже погружаясь в болезненно-тоскливый анабиоз. Ни живая, ни мёртвая, потерявшая смыслы, но упорно ждущая чего-то.
Встречи? Да, пожалуй. Хотя и не знала, зачем мне это. Скорее уж понимала, что ни к чему.
Спрашивала его во снах – за что он так со мной? Хотела быть жёсткой и непреклонной, подогревала обиду в сердце, тщательно раздувала, ища в ней спасения… Но в ответ, как на зло, чувствовала лишь его любовь, от которой хотелось жить дальше, и просыпалась в смешанных чувствах – и радостная, и потерянная.
Набравшись, решимости разобраться с этой зависимостью, даже сходила пару раз к той самой психотерапевту Илясовой… Но рассказать ей свою постыдную правду так и не смогла, снова и снова оставаясь с больной любовью к предателю один на один.
Я словно жила в выдуманной реальности, где если и были какие-то обиды, то давно уже найдены все оправдания и подобраны нужные слова для встречи… И самой же становилось от этого тошно – надо же быть такой безвольной тряпкой!
Снова пыталась собраться, забыться, отвлечься… но лишь ещё больше погружалась в злую тоску. А реальная жизнь в это время проходила мимо, и за все почти четыре месяца я не обзавелась ни подружками, ни хотя бы добрыми знакомыми.
А он говорил Феникс. Говорил, восстану из любого пепла. Смогу.
Лжец. От первого до последнего слова – лжец и предатель!
…Хоть бы на миг его увидеть. Может, хоть тогда это наваждение отпустит?
