Девушка замерла, собираясь тихо уйти, но внезапно Ланс поднял голову, его сильное красивое лицо было залито слезами. Нащупав руку брата, он прерывисто прошептал:
— Боже, Вэл! Пожалуйста… Забери мою боль.
Эти обрывистые слова глубоко тронули душу Розалин, и она пристально смотрела на Ланса, как будто впервые увидела его. Не легендарного героя. Не израненного солдата. Даже не негодяя, который сначала очаровал, а затем обманул ее.
А простого человека, который отчаянно нуждался в ее любви. Больше, чем кто-либо когда-то нуждался в ней. С мужеством и спокойствием, которые она и не подозревала за собой, Розалин подошла прямо к мужу и положила руку ему на плечо:
— Ланс? — Ощутив прикосновение, он резко обернулся, глядя на жену тусклыми, покрасневшими глазами. — Отдай ее мне, — пробормотала она.
— Что? — слишком потрясенный своим горем, чтобы понять, он попытался отмахнуться от нее.
— Боль, — мягко, но настойчиво продолжала Розалин, протягивая к нему руки, — отдай ее мне.
Он долгое время в оцепенении смотрел на нее, а затем с неистовым криком сжал ее в объятиях, уткнувшись лицом в складки юбки.
Полуденные тени тянулись через всю комнату башни. Неестественная тишина нависла над Замком Леджер. Это мрачное спокойствие могло означать только присутствие смерти.
Розалин села на край задрапированной парчой кровати колдуна, наблюдая за мужчиной, которого держала в своих объятиях последний час, успокаивая, утешая и лаская. Разделяя его горе и проливая горячие слезы. Никогда еще она не чувствовала себя так близко к Лансу.
Но сейчас…
Ужасное молчание окутало ее мужа: оно было таким же пугающим, как ярость его горя. Он позволил слугам унести Вэла прочь, так чтобы его могли подготовить к похоронам. Более того, Ланс сам должен был подготовиться.
Розалин с тревогой следила за его движениями, когда он снял свои башмаки и вытащил из-под кровати тяжелые сапоги для верховой езды. Небритый, взлохмаченный, он откинул назад свои спутанные темные волосы, а затем сунул ногу в изношенную потертую кожу.
Розалин стремглав бросилась к нему, сидящему на краю кровати. Их разделяло меньше дюйма[28]. Тогда почему у нее появилось паническое ощущение, что он каким-то образом вот-вот ускользнет от нее?
— О чем ты думаешь? — спросила она.
Ланс оглянулся на нее и попытался нежно улыбнуться, хотя было совершенно ясно, что это стоило ему больших усилий.
— О Вэле. — Ланс впервые решился произнести имя брата при ней. Конечно, это был добрый знак. Если бы только голос Ланса не звучал так мрачно. — Я думал о том, что Вэл мог опасаться только одного: не найти свою избранную невесту и закончить жизнь, блуждая в вечности нелюбимым и одиноким. Но именно это с ним и случилось.
— Нет, — Розалин протянула руку и нежно сжала его пальцы. — Не важно, куда он ушел. У него всегда будет наша любовь.
— Твоя привязанность была великой радостью для него, дорогая. Однако моя никогда не приносила брату ничего хорошего.
Ланс наклонился, всовывая другую ногу в сапог.
Сердце Розалин упало. Это было именно то, чего она так боялась: что рано или поздно Ланс обрушит на себя потоки обвинений за то, что случилось с Вэлом.
— Ланс, — пробормотала она, — ты не должен винить себя.
— За то, что искалечил его, а затем стал причиной его смерти?
Она только хотела утешить любимого, но эти неожиданные слова привели ее в недоумение:
— Ис-искалечил его?
— Да, — губы Ланса горько скривились. — Еще один потрясающий факт обо мне, которым я пренебрег и не рассказал тебе, дорогая моя. Я один несу ответственность за хромоту Вэла.
— Но это, безусловно, был какой-то несчастный случай.
— Если только можно назвать несчастным случаем то, что он оказался на поле боя, чтобы спасти мою жизнь!
— Вэл последовал за тобой в битву? — в недоумении спросила Розалин. — Я не знала, что он тоже был солдатом.
— Он им не был. Вэл только последовал за мной, потому что… потому что… — Ланс резко поднялся с кровати, устало проведя рукой по осунувшемуся лицу. — У Вэла есть… — Ланс болезненно вздрогнул, когда поправил себя, — я имею в виду, была необычная способность чувствовать, что я попал в беду, независимо от того, где находился. Как будто между нами существовала какая-то странная связь, возможно, потому что мы были близнецами или Сент-Леджерами. Он говорил, что пронзительно холоднее ощущение возникает прямо здесь. — Ланс положил руку на область сердца. — До прошлой ночи я никогда не чувствовал ничего подобного. Возможно, потому что Святой Валентин прежде никогда не попадал в неприятности.
Мимолетная улыбка коснулась губ Ланса, как если бы воспоминания о брате пронеслись в его голове, но мягкое выражение лица сменилось гримасой боли, когда он продолжил:
— В отличие от Вэла, я просто не обратил внимание на свое предчувствие, повернулся на другую сторону и заснул. Но сэр Галахад всегда спешил мне на помощь.
— Он следовал за тобой до самой Испании? — в страхе спросила Розалин.
— Да, но это и не удивительно. Потому что в то время моим командиром был полковник Монтерой. Он хотел моей смерти, а я делал все возможное, чтобы угодить ему. Но после одной особенно опрометчивой атаки на французов меня, наконец, удалось подстрелить. Пуля раздробила колено. Им, вероятно, пришлось бы ампутировать ногу, чтобы спасти меня. Не то, чтобы я позволил им это, — добавил Ланс, — потому что все, чего я хотел, так это просто умереть. И думал, что наконец-то мое желание исполнится. Но еще до того, как рассеялся дым пушек, он был там, рядом со мной. Появившись чудесным образом из ниоткуда, как какой-то ангел-хранитель. И коснулся моей руки.
Ланс посмотрел на свои сильные, покрытые мозолями, руки, слегка потирая подушечкой большого пальца костяшки, как будто все еще чувствовал прикосновение брата.
— Ты знаешь, какой целительный дар был у Вэла, — продолжил он. — Ты испытала его на себе.
— Да. О, да, — пробормотала Розалин. Она дотронулась рукой до своего плеча, зная, что никогда не забудет ощущение страшной боли, покидающее ее и сменяющееся золотистым теплом, проникающим в нее через нежные пальцы Вэла.
— Но в моем случае проявление необыкновенного дара Вэла было иным, — продолжал Ланс. — Каким-то образом он стал сильнее и мощнее, чем раньше. Он взял мою руку, и я мог чувствовать свою боль, переходящую в него. Слишком много боли — больше, чем он мог вынести. Я пытался заставить его отпустить меня, но, черт бы меня побрал, я был слишком слаб. Независимо от того, умолял я его или проклинал, он не отпускал меня. Вэл продолжал держать, но потом что-то пошло не так. — Ланс замолчал, его горло сжалось. — И когда все закончилось, не осталось и следа от раны: ни крови, ни шрама. На мне, но Вэл… Ты видела, что это сделало с ним, — хриплым голосом закончил Ланс.
