— Марат? Это… правда ты?
В тот самый миг Юля нахмурилась, осознав одну простую истину:
«Знакомы! Черт подери, они знакомы!»
В груди скользкой ядовитой змеей шевельнулась тревога. Особенно когда Марат ничего не ответил и ей. Он просто сверлил ее совершенно безумным взглядом. Пыхтел как паровоз. И молчал. Но то молчание было громче любого крика. Казалось, еще секунда, и ее профессор совершит нечто ужасное. Непоправимое. Конечно, допустить этого Юля не могла.
Она шагнула вперед и максимально вежливо произнесла:
— Привет, Даш!
Едва ли эти двое ее заметили, продолжая играть в молчаливые гляделки друг с другом. Это страшно раздражало. И пугало до жути. Наконец, удерживая Дарью в плену своего пылающего гневного взгляда, Каримов заговорил:
— Все эти годы, глядя на Артема, я мечтал только об одном — свернуть тебе шею! И обязательно свернул бы, окажись ты в добром здравии! Но… раз уж судьба распорядилась иначе… что ж… не мне с ней спорить!
Юля нахмурилась, пытаясь переварить услышанное.
Пытаясь понять, при чем здесь Артем и несчастная шея ее соседки.
Но когда до воспаленного сознания все же дошел смысл его слов, Попова невольно пошатнулась, разве что чудом не рухнув на колени.
— Не может быть! — изумленно, ошарашенно. — Это она, что ли, мать Артема?
— Нет, пташечка! В ее случае более применим термин «инкубатор»!
Дашка горько усмехнулась:
— Точнее и не скажешь…
Она ничего не отрицала. Не пыталась обелить себя.
Просто констатировала свершившийся факт.
А потом вдруг крепко зажмурилась. Слезы потекли по ее щекам.
— Как он, Марат? Большой уже, да? На кого похож?
— На отца своего он похож! — грозно. — Но углубляться в эту тему мы не будем. Я все еще разговариваю с тобой по одной-единственной причине — мне нужны ответы! Моя мать терзается неизвестностью все эти годы. Да и я хочу понять, чего именно тебе не хватало? Мы обеспечили тебя всем! Приняли как родного человека. Как члена своей семьи. А теперь посмотри на меня и скажи: зачем ты это сделала?
Глазами, полными соленой влаги, Даша уставилась на Каримова.
— Прости! — прошептала надломившимся голосом. — Прости меня, если сможешь! За все. Я осознаю, как это жутко. Но… я не выдержала. У меня сдали нервы. Решение было спонтанным. Я не могла поступить иначе. Мне пришлось! Пришлось!
— Что значит «пришлось»? Почему пришлось?
— Потому что всякий раз, глядя на сына, я… я видела Тимура! — всхлипнула она, теряя над собой контроль. — Я думала, что смогу. Что справлюсь. Но это было хуже пытки, Марат! Я тонула. Шла на дно. Захлебывалась в агонии.
— Ты понятия не имеешь, что такое агония! — злобно выплюнул мужчина.
— Ошибаешься!
Она продемонстрировала ему аккуратненький серебряный кулон, висящий у нее на шее. А после раскрыла его. В нем хранилась фотография Тимура.
В тот миг, когда Даша разглядывала его лик, в ее глазах было столько боли и отчаяния, что Юля и сама невольно прослезилась.
— Агония — это носить в себе ребенка от любимого человека и знать, что самого его уже нет в живых, — бормотала соседка безжизненным голосом. — Агония — это видеть его отражение в собственном сыне, но знать, что сам он никогда больше не прикоснется к тебе! Агония — это смотреть в глаза его родным, ощущать их поддержку, любовь и знать, что на самом деле не заслуживаешь ни капли этого тепла! Что заслуживаешь лишь презрение! Агония — это изо дня в день все сильнее и сильнее ненавидеть себя за все, что натворила! Агония — это… часть меня! Я все знаю об агонии, Марат!
Последнюю фразу она почти выкрикнула. По ее лицу безостановочно лились слезы. Тело сотрясала крупная дрожь. А взгляд потускнел, как у покойника.
— Я родила Артема для вас! Я не избавилась от него, а выносила ребенка и родила — только ради вас! — произнесла чуть тише. — Взамен… Тимуру. Одного забрала. Другого подарила. Оторвала от себя и отдала вам! Мне казалось, только так я смогу… искупить вину. Но стало гораздо хуже. Я пыталась забыться. Напивалась до беспамятства, лишь бы не думать. Я использовала любые доступные способы для этого. Но всякий раз, когда в сознании наступали кратковременные просветления…
— Что ты пытаешься сказать? — напряженно процедил сквозь стиснутые зубы Марат. И Юле стало жутко от того, что она увидела в глубине его озверевших глаз. Особенно когда Дарья тихо прошептала:
— Это была я, Марат! Это я его убила!
* * *
Ее признание было… сродни удару по голове тяжеленным кирпичом.
Сердце перестало биться в груди. Кровь заледенела в жилах.
А по спине побежали холодные струйки пота. Юлю жестко лихорадило.
Потому что… лихорадило и Марата. На его лице не осталось ни кровинки.
Он шумно сглотнул. Сжал ладони в кулаки, да так, что захрустели пальцы.
И переспросил немного заторможенно:
— Что ты сказала?
— Марат! — Юля предусмотрительно встала между ними, когда он попытался приблизиться к Дашке. — Прошу тебя!
Она сама толком не понимала, о чем просила. Действовала интуитивно.
А соседка тем временем продолжала:
— Я любила его! Господи, как же сильно я его любила. Безумно. Одержимо. Я грезила им! А он… любил другую. И не скрывал этого. Я была для него лишь… запасным аэродромом. Когда его избалованная богатенькая сучка закатывала ему концерты, они расставались. И он тут же вспоминал обо мне. А потом они мирились, и он расставался уже со мной. А я была слепа от любви. Как ребенок, радовалась даже этой ничтожной малости. Даже такой редкой близости. У меня никого не было. Я ждала лишь Тимура. В то время, как та, другая… гуляла от него направо и налево. Но он не верил, когда я ему об этом говорила. Думал, я клевещу на его фифу. Ну а я… я просто тешила себя надеждами, что однажды все изменится. И все действительно изменилось. Она в очередной раз кинула его и собралась замуж за какого-то толстосума. Тимур, как обычно, пришел ко мне. И если прежде он никогда ничего мне не обещал, то теперь поклялся — отныне он только со мной. Подарил этот кулон. Предложил жить вместе на съемной квартире. Хотел представить меня родителям как свою невесту. Хотел остепениться. Разве могла я отказаться? Мы съехались, невзирая на тот факт, что своей семье он меня так и не представил. Сперва все было сказочно. Волшебно. А потом он снова начал отдаляться. Я так испугалась. Боялась опять потерять его. Поэтому пошла на крайние меры — решила забеременеть. Я прокалывала все его презервативы и своего добилась. В тот день, когда я увидела на тесте две заветные полоски, все и случилось. Эта сука вновь начала ему названивать. И Тимур заметался. Я видела, как сильно он хочет ответить ей. Но… его мучила совесть, ведь он дал мне слово. Я приревновала его. Мы страшно разругались. В отместку я не стала говорить ему о беременности. Решила выждать время. Но увидела в окно, как он набирает ее номер трясущимися руками, едва выскочив из подъезда, и… меня накрыло. Я схватила сумочку и помчалась за ним. Незаметно. Тайком. Я следила. Поймала их вместе. Он изменил мне с ней прямо в машине. В это время я сидела в такси неподалеку и все видела своими глазами. Потом он отвез ее куда-то, а сам вернулся домой. Но не в нашу съемную квартиру, а к родителям. Тимур сел на лавочку у подъезда и схватился за голову. Я восприняла этот жест как раскаяние и вышла из такси. Села рядом в надежде поговорить. И услышала: «так больше продолжаться не может! Я не люблю тебя. Между нами все кончено. Прости!» Мой мир рушился в тот момент. И я решилась использовать свой козырь. Сообщила, что беременна. Но он посмотрел на меня безразличным взглядом и сказал: «решай сама! Захочешь оставить его — от ребенка отказываться не стану, признаю и буду помогать финансово. Захочешь избавиться — дам денег». Это было так больно… я не помню, что говорила ему. Я кричала. У меня началась страшная истерика. А он… просто слушал и молчал. В какой-то момент мои нервы сдали, я решила уйти. И почти ушла. Но она снова позвонила ему… и мой разум отключился. Я с трудом понимала, что творю. Это было похоже на секундное помешательство… Я вспомнила, что у меня в сумочке охотничий нож. Мой отец — охотник. Я купила нож ему в подарок, а выложить забыла. Все случилось очень быстро. Я достала нож из чехла, подошла к Тимуру со спины и, пока он разговаривал с ней… полоснула ему острием по горлу. В тот же миг пелена спала с глаз. Я будто прозрела в одночасье. Но было уже поздно… я убила его! Убила того, кого так сильно любила! Того, кого и сейчас люблю. И то, что происходит со мной теперь… вполне справедливо. Это моя карма. Мой грех. Я тоже умираю. И если ты, Марат, узнав правду, захочешь ускорить этот процесс, я буду тебе… только благодарна!
