Тогда последний вопрос. Эта Лика, брюнетка?
— Нет. Она рыжая.
На лице следака скользнуло разочарование.
— Ясно, — Калин выдохнул и поднялся изо стола.
— Почему вы спросили про отцовские лекарства?
— Факты следствие пока не разглашает, — покачал головой.
— Вы просили моей помощи. И я хочу помочь! Скажите! Я не вынесу, если жена с моим ребёнком под сердцем окажется в тюрьме. Я могу что-то вспомнить или заметить.
Калин с полминуты смерял меня взглядом, прокручивая в голове варианты. Потом, решившись, произнёс:
— Ваша супруга поехала к Майорову, чтобы привести ему лекарства, так как он пожаловался ей с утра на отравление. В крови жертвы найдены следы нитроглицерина. Аналогичные случаи: препарат, ваша жена, отсутствие скорой.
— Подождите, но это невозможно. С отцом, да, ошибка, но Савва.
— А я и не сказал этого. За пять минут в квартире Майорова ваша супруга бы физически не успела отравить его, заколоть ножом, позвонить с его телефона раньше, чем появилась по должному адресу. Молчу уже про кухонный нож, который имеет только отпечатки Ларионовой и ни единого хозяйского. Словно хозяин мыл посуду и силой мысли раскладывал по местам. Копперфильд, — усмешка. — Кто-то хотел, чтобы ваша жена приехала туда и стала причастна к смерти Майорова.
Смотрел на мужчину и понимал, что за эти полчаса беседы с ним готов позволить ему метать в себя дротики, если это поможет и дальше так колоссально мыслить в пользу моей жены.
— Что ж спасибо, — Калин выдохнул и протянул руку для прощального рукопожатия. — Вы сообщили не мало информации и даже закрыли пару белых пятен. Будьте пока на связи и больше не отпускайте супругу одну. Если действительно есть недоброжелатель, то он может проявить себя более изощренней. Если ещё что-то вспомните, звоните в любое время, — настрочил на бумаге номер сотового и протянул мне.
Принял и, благодарно взглянув на него, покинул кабинет. Идя по коридору, теперь понимал слова Вадима. Этот человек достоин доверия и уважения. Мне теперь всё равно, что было в его прошлом, но поговорив с ним, чётко осознал — это жуткое дело в правильных руках и его обязательно распутают. Не ради галочки о количестве закрытых дел, а ради справедливости.
Дома было более менее спокойно. Вика по-прежнему находилась в постели, а наши мамы насестками крутились возле девушки. Антонина Григорьевна не выпускала из рук свои карты, а мама стучала чайной ложкой и стенка кружки с напитком.
Увидев меня, женщины тут же навострили уши, а Вика среагировала только после их оповещения. Подошёл к жене и, погладив по волосам, поцеловал в макушку.
— Я говорил со следователем. В убийстве Саввы новые данные.
Мамы тут же ожили.
— Вику оправдают?
— Пока нет, — осел на край кровати и, взяв жену за руку, осмотрел женщин. — Главной и весомой уликой по-прежнему остаётся нож с отпечатками Вики, но есть факты в нашу пользу. Ярослав, действительно, профи и есть большая надежда, что он докопается до истины.
— Дай Бог, дай Бог, — мама перекрестилась, а Антонина Григорьевна вновь о чём-то размышляла.
— Ярослав предполагает наличие опасности, — теперь серьёзно смотрел на жену. — Одной тебе лучше нигде не появляться.
Когда мамы ушли, девушка подняла на меня суровый и безжизненный взгляд.
— Это Лика, — процедила супруга и её губы вытянулись в ниточку ненависти.
— Зная её, не возьмусь исключать, — ответил в тон голоса. — Почему ты так думаешь?
— Савва сказал "Хи… а", — жена снова погрузилась в пережитое. — "Лика". Это она!
Обнадеживать или переубеждать её в чём-то не хотел. В этих словах есть доля правды и не маленькая, но нужны доказательства, и мы их найдём.
Спустя двое суток, Вика немного пришла в себя. Уже выходила в гостиную и съездила со мной до кондитерской.
Смотреть на пустующее место погибшего было невероятно скорбно. Я хоть и не долюбливал мужчину, как соперника, но никогда не желал ему такой смерти. Судя по словам Калина, Савва умирал несколько часов, сам неподозревая об этом, а потом кто-то просто ускорил процесс. И даже с ножом в груди, молодой человек скончался не сразу и был в сознании. Внутри от этих мыслей всё переворачивалось в ледяном ужасе.
Тело Саввы до сих пор находилось под следствием и родственникам его не выдавали. Родители молодого человека слали Вике смс-сообщения с угрозами и оскорблениями, отчего девушка в итоге разбила аппарат об стену.
На удивление, она больше не плакала и стойко сносила косые взоры коллег. Жена всячески старалась абстрагироваться от негатива и углубиться в работу. И на первый взгляд, выходило неплохо.
— Ты говорил следователю о Лике? — выравнивая торт, спросила девушка, пока я готовил салаты на витрину.
— Он знает о ней, — кивнул.
— И? — испытует зелено-карими глазами.
— Вик, мы дальше следствия не прыгнем. Ярослав…
— Ярослав, Ярослав, — девушка нервно отбросила палетку. — Заладил! Моя жизнь и ребёнка в чужих руках, а я ничего не могу сделать. Что-то предпринять. Помочь. Я просто сижу тут и питаю надежду, что завтра меня снова не запихнут в одиночку.
Пока она всё это высказывала, просто приблизился к ней и заключил в объятия, в очередной раз успокаивая и заверяя в хорошем исходе.
— Герман Юрьевич, — в цех заглянула бариста. — Тут к вам.
Вслед влетел тот, кого уж точно тут не ждали.
— Всё из-за тебя, сука! — рявкнул Марат и набросился на меня с кулаками. Удар в нос пронзил неприятной болью. Отступил инерцией назад, схватившись за больное место.
— Герман! — испуганный вскрик Вики. — Вызови охрану! — команда девушке-бариста.
В лицо мне прилетает небольшой вскрытый конверт.
— Лика пыталась покончить с собой! — прорычал брат, введя меня в ступор. — Из-за тебя, падла!
Лика
Рука Марата гуляла по моей обнаженной спине, пока я покоилась на его груди, после горячего секса, который в последнее время стал для меня мизерной, но отдушиной.
Вчерашняя новость расстроила не на шутку. Эту дрянь выпустили под залог, чего и следовало ожидать. Если бы она осталась в тюрьме, у меня бы было больше шансов подступиться к Герману. Вернуть его! Рано или поздно, но он бы сдался. Не вечно же хранить верность заключенной, он же мужик. Плюс ко всему, если Вика родит, кто-то должен стать малышу мамочкой, и я бы вполне справилась с этой ролью. Мысли в голове рисовали красочные картины. Тюрьма. Что может быть лучше? Главная ненавистная соперница и сранная тортоделка наконец сгинет с моего пути. Но её свобода, хоть и временная, вновь подкосила мой эмоциональный умонастрой.
— Герман меня никогда не услышит, пока эта сука
