укрытых ворохом гирлянд из белых цветов.
Вот теперь я разозлилась.
Сделала к нему шаг и едва удержалась, чтобы не влепить пощечину, чтобы он очнулся наконец! Стал нормальным!
– Кирилл! Может, перестанешь вести себя так, будто я какая-то посторонняя капризная дамочка, которая отвлекает тебя от важных дел!
– А кто ты? – спросил он, складывая руки на груди и разворачиваясь ко мне всем телом. – Кто ты, Варвара? Я тебя не узнаю. У тебя даже фамилия другая. Успела уже замуж сходить? Почему меня не позвала?
– Успела, – фыркнула я. – И не один раз. Как захотела – сразу позвала. Думала, ты будешь за меня рад, что я нашла себя, как ты хотел!
На самом деле, я взяла новую фамилию, когда меняла паспорт. Когда бежала от него, зная, что догонять он все равно не будет. Хотела сменить и имя – но рука не поднялась. Я успела его полюбить это грозное «Варвара!» вместо мягкой Вари. И всегда требовала от иноязычных друзей не сбиваться на Барбару, четко выговаривать мое настоящее имя.
– Не один раз… Надо же, – он покачал головой с кривой улыбкой. – Варвара – разбивательница сердец.
– А ты думал, я буду вечно плакать по тебе?! – взорвалась я, мгновенно теряя остатки самообладания.
С любыми другими мужчинами, даже самыми льстивыми и болтливыми или, напротив, напористыми и властными, я всегда сохраняла холодную голову и тщательно выверяла нужное количество эмоций – чтобы не испугать, не выбесить, не вызвать жалости и отвращения к себе. Кто-то ведь ненавидит женские слезы, а кому-то – наоборот, кажется, что плачущая женщина требует настоящей мужской защиты.
Только с Киром все шло наперекосяк! Всегда!
Он стоял напротив, и я видела, что внутри него тоже кипит злость – ноздри раздувались, грудь поднималась и опускалась от резкого частого дыхания. Но он справлялся с ней куда лучше.
– Варвара…
Он хотел что-то еще добавить, но передумал.
Развернулся и ушел к груде коробок.
Свалил ворох цветов в сторону, достал части решетчатой высокой арки и отошел к тому месту, где в траве были залиты бетоном отверстия для ее ножек.
Воткнул туда опоры, повозился, подкручивая что-то с противным скрипом.
Я постояла в стороне, но он больше не обращал на меня внимание, увлеченный работой. Рубашка на нем промокла от пота, и он сначала расстегнул ее, а потом и вовсе снял, обнажив блестящую от пота загорелую грудь.
Налитые силой бицепсы перекатывались под гладкой кожей, а когда он отвернулся, я засмотрелась на четко очерченные мышцы спины.
Подошла поближе, чтобы рассмотреть, что он делает. Он быстро глянул на меня, но продолжал возиться с аркой, только отвернувшись так, чтобы не встречаться со мной глазами. Но мне и спины хватало. Красивой.
Кир периодически дергал плечом, будто чувствуя мой назойливый взгляд, но от работы не отрывался. В тот момент, когда я решила, что так все и продолжится – он будет работать, а я весь день смотреть, он вдруг нарушил молчание:
– Зачем ты приехала? Ты действительно выходишь замуж или это шоу специально для меня?
– Действительно выхожу. Слишком много усилий для шоу специально для тебя. Хотела вот эксклюзивную свадьбу от самого Кирилла Ярцева.
– То есть, ты нашла меня, чтобы похвастаться новым мужем и не поленилась добраться в такую даль ради этого? Зачем?
– Раньше ты был умнее… – протянула я.
Он быстро собрал почти всю арку, осталось присоединить лишь верхнюю часть. Капли пота скатывались по его плечам, расчерчивая дорожками спину. Я подалась вперед, провела пальчиками по его бицепсу и почувствовала рождающуюся в мышцах ответную дрожь.
Улыбнулась сама себе.
Такой же, как все.
Управляется теми же кнопками.
Почему мне раньше казалось, что Кир – особенный?
Он замер, когда убрала руку и глухо спросил, полуобернувшись:
– Так зачем?
– Хотела увидеть, что тебе не все равно, – пожала плечами я.
– Жестоко. Либо по отношению ко мне, либо по отношению к тебе самой.
– Нет, что ты… – я улыбнулась так тонко и коварно, что было даже жаль, что он не видит, снова занятый своей аркой. – Будь тебе все равно, это бы сделало меня сильнее.
– Значит, мне не все равно? – Кир задвинул последнюю секцию арки в паз и повернулся ко мне, вытирая с лица пот скомканной рубашкой. – И тебе это доставляет удовольствие?
Ну вот и пригодилась тонкая улыбка.
И моя глянцевая помада глубокого багрового оттенка – цвета отравленного яблока, которое дала Белоснежке мачеха-ведьма. Эту помаду обожают мужчины – она так и зовет к поцелуям. Именно поэтому я ее выбрала сегодня с утра.
– Ты играл со мной, когда я тебя любила, – сказала я. – Теперь, извини, я изменилась. Как ты и хотел, Кир. Нашла, чем мне нравится заниматься. Очень… нравится…
Я склонила голову набок и приоткрыла губы. Он непроизвольно качнулся в мою сторону, потянулся, но я выставила руку вперед, останавливая его.
– Но я уже разлюбила тебя. Да и любила ли вообще? Или просто восхищалась тем, какой ты совсем иной, не похожий ни на кого… – я отступила назад, повернулась к нему боком, глядя через плечо, сняла шляпу и стала обмахиваться ею.
Жарко здесь.
Тропики.
– Ты продолжаешь жить, как раньше, не ищешь новое, вопреки своим же принципам, – я дернула плечом. – А я вот стала хорошей ученицей.
– И начала почему-то с охоты за деньгами старичков, – не удержался Кир.
– Все в жизни надо попробовать! – заявила я, напяливая шляпу обратно. – Мне кажется, это мое! А ты порадуйся за меня.
– Порадоваться, что ты нашла свою истинную любовь в лице семидесятилетнего немца Томаса?
– Ему шестьдесят три. И он даст фору молодым! Они просто балаболы, которые заваливают комплиментами и подарками. А он человек серьезный – сразу оформил на меня дом, перевел на счет крупную сумму. Человек готов к браку и семье.
– Будешь готовить ему ужины и рожать детей?
Вот бы сейчас расцарапать его когтями, как кошке!
