Элиф Шафак - Честь

Он снял с руки часы и бережно отложил их в сторону. Будь это настоящий «Ролекс», он попросил бы переслать эти часы кому-нибудь из его сыновей, лучше Юнусу. Но ему вовсе не хотелось, чтобы единственной памятью об отце, оставшейся у сыновей, была подделка. Будет неплохо, если часы найдет этот симпатичный парень, ночной сторож.

Зизхан будит меня на рассвете, чтобы вместе медитировать. Сегодня я поднимаюсь без ворчания. Мы сидим, скрестив ноги, на полу, напротив друг друга. Зизхан, как обычно, сияет. Интересно, где он заряжает свои батарейки?

– Чистишь ум, – говорит он, как обычно. – Грязный воздух плохо для города. Грязный ум плохо для человека.

Минут десять мы сидим в полном молчании. Этому упражнению он учил меня весь прошлый месяц. Предполагается, что в это время надо очистить голову от всех мыслей. Но мне это никогда не удается. Мысли упорно возвращаются, путаются, цепляются друг за друга и устраивают у меня в голове настоящий шабаш. Больше всего меня занимает загадочный посетитель, который должен явиться сегодня. Я перебираю все возможные кандидатуры. Дядя Тарик, Оратор, мой старый приятель Аршад… Никого из них я не хочу видеть. Это из-за них я стал таким, какой я сейчас. Но они все на свободе, наслаждаются жизнью, а я гнию здесь.

В общем, медитация не удается. Как и всегда. Но Зизхан не собирается отступать от своей цели. Как и всегда.

– Искендер, не надо думаешь о другие, – говорит он. – Когда делаешь так, энергия внутри тебя ходить к ним. Тебе оставаться ничего.

Зизхан уверен, что мир пронизан невидимыми проводами, соединяющими людей, места и события. По этим проводам мы можем посылать друг другу энергию, мысли и все прочее. В общем, не жизнь, а дурацкое фантастическое кино.

– Мы, люди, похож на печь, – рассуждает он. – Мы делать тепло. Мы делать энергия. Каждый день. А когда мы обвиняет других, говорит плохие вещи, энергия уходит. Наше сердце становится холодный. Всегда лучше смотрит внутрь себя, – продолжает Зизхан. – Пусть другие живут как хочет. Злоба – тяжелый груз. Зачем его носишь? Ты можешь стать воздушный шар. Скажи, ты хочет лететь или катиться вниз? Выбрасывай прочь обида. Выбрасывай злоба. Тогда лететь. Во вселенной есть одна большая дуга. Два конца. Один вести наверх, другой вниз. Люди постоянно двигаться. Кто-то наверх, кто-то вниз. Если хотеть наверх, посмотреть внутрь себя. Находить свои ошибки. Если не умеешь это делать, никогда не излечишь сам себя.

С тех пор как Зизхан появился в моей камере, мне множество раз хотелось приказать ему заткнуться, а то и съездить по морде. Как ни странно, я ни разу не смог это сделать. Что-то в этом типе повышает мой порог терпимости. Волей-неволей я прислушиваюсь к его болтовне. Иногда просто прикалываюсь над ним. А иногда мне кажется, что его бредни не лишены смысла. Вот и сейчас он говорит нечто такое, что заставляет меня навострить уши.

– Сегодня к тебе приходить гость. Обещай Зизхан, ты не будешь сорить.

– С какой стати я буду сорить? – хохочу я. – Не надо с ним ссориться, ты хочешь сказать?

– Да, да. Не надо злоба. Не надо с ним ссориться. Ты работать над собой, помнить? Ты драгоценный камень. Но края острые, очень острые. Надо обтачиваться. Долго, долго.

Язык у него, конечно, без костей. За пять минут успел назвать меня печкой, воздушным шаром и драгоценным камнем. Богатая фантазия, ничего не скажешь.

– Ну, на драгоценный камень я вряд ли потяну, – говорю я. – В отличие от тебя я сижу здесь, потому что совершил преступление. Тяжкое преступление.

Зизхан закрывает глаза, несколько раз вдыхает и выдыхает. Воздух вырывается из его груди со свистом, и я вспоминаю отца с его приступами астмы.

– Многие люди идти вниз, – изрекает он. – Некоторые не идти, а лететь. Ты знает, где кончаться этот путь?

– Нет.

– В аду, – сообщает Зизхан. – Ты сейчас там. Твоя душа гореть огнем. И это правильно. Ты делать ужасная вещь. Поэтому должен гореть. Но ты можешь подниматься. Наверх. По другой конец дуга.

– И куда же ведет этот конец? – спрашиваю я. – Небось в рай?

– Да, когда мы любишь и нас любишь, когда мы освободишься злая энергия, мы идти в рай. Каждый день маленький шаг. Может, ты не доходить. Я не мог обещать. Но надо пробовать, Алекс. Надо работать.

Я вхожу в комнату для свиданий, не зная, что меня ждет. Офицер Маклаглин уже здесь. На меня он не смотрит. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем он приперся. Рассчитывает посмотреть комедию. Или драму. Как получится. В любом случае он уверен, что спектакль будет занятным.

Потом входит он. Посетитель. Это Юнус. Мой младший брат, которого я не видел много лет. За все то время, что я здесь сижу, он приезжал ко мне всего два раза. Сразу после суда. Тогда мы и словом не перемолвились. Он просто сидел, опустив голову. Год спустя он приехал опять. И снова промолчал все свидание. А после этого перестал приезжать.

За то время, что мы не виделись, он стал взрослым парнем. Среднего роста, худой, довольно симпатичный. А вот глаза у него остались прежними: добрыми, доверчивыми. И ресницы такие же длинные, как в детстве. Когда он был влюблен в девчонку-панка.

– Здорово, дружище, – говорю я.

– Здравствуй, брат, – отвечает он.

Мы пялимся друг на друга. Я первым отвожу глаза. Смотреть в лицо Эсмы куда проще. Она меня ненавидит. Иногда она приезжает, чтобы выпустить свою злобу. Она осыпает меня проклятиями в глаза и за глаза. И все же рядом с ней я не чувствую свою вину так остро, как сейчас, сидя напротив Юнуса. В его взгляде я читаю то, что особенно трудно вынести: непонимание. Да, он по-прежнему не представляет, как такое могло произойти. По-прежнему ждет объяснений. По-прежнему верит, что все люди добры. Наверное, он считает, что на меня нашло наваждение.

– Как твоя музыка? – спрашиваю я.

– Отлично! – оживляется он. – Вышел мой первый диск. Я привез его тебе, но его отобрали при досмотре. Сказали, отдадут тебе потом.

– Передадут, не волнуйся, – киваю я, хотя знаю, что этого диска мне не видать как своих ушей.