— Я подумывала о кофре с логотипом «Часа подружек».
— Превосходно!
Талли, довольная, улыбнулась.
— Ты — мой продюсер. Ты обязан говорить мне все время, что я превосходна.
Джонни сощурил глаза и, чуть помедлив, сказал:
— Весь мир считает, что ты превосходна.
Сколько же лет они знают друг друга! Сколько за это время могло быть разговоров, возможностей, важных моментов, от которых она отказалась. Талли подумала о том, что теперь она уже не может сказать, что знает этого человека так хорошо, чтобы с ходу уловить скрытый смысл его слов или выражения лица. Они работали бок о бок каждый день, но их все время окружали люди, и центром всего была работа. А в те редкие выходные, когда Талли приезжала к Райанам домой, он был мужем Кейт, и Талли соблюдала дистанцию.
Сейчас Джонни смотрел на нее внимательно и серьезно.
Талли улыбнулась и сделала шаг назад, надеясь, что улыбка ее выглядит искренней.
— Пойдем, Мара, поиграем в дочки-матери. У меня в зеленой комнате Линдси Лохан. Спроси ее, как она начинала свою актерскую карьеру.
В начале сентября — это была среда — выдался солнечный день. Кейт стояла перед зданием начальной школы «Ордвэй». Стоянка, еще несколько минут назад полная автобусов и машин — в основном шикарных внедорожников — теперь опустела. Звонок прозвенел и смолк. Директор школы вернулся в свой кабинет в приземистом кирпичном здании, чтобы приступить к работе. Прямо над головой трепетали на ветру два флага.
— Ты все еще плачешь? — бодро спросила Талли подругу, но голос ее выдавал. Легкий намек на иронию слышался в нем.
— Укуси меня, — наверное, это лучший способ меня отвлечь.
— Ну все! Я везу тебя домой.
— Но… — Кейт посмотрела в сторону дальнего крыла школы. — Но ведь я могу понадобиться одному из них.
— Они пошли в дошкольный класс, а не на операцию на открытом сердце, а у тебя куча дел.
Кейт, вздохнув, вытерла глаза.
— Я знаю, это глупо.
Талли сжала ее руку.
— И вовсе не глупо! Я помню свой первый день в школе. Я так завидовала детям, чьи мамы плакали.
— Спасибо, что приехала со мной. Я очень это ценю. Я ведь знаю, как трудно тебе вырваться со студии.
— Продюсер дал мне отгул, — улыбнулась Талли. — Мне кажется, он очень беспокоится за мою лучшую подругу. Я даже думаю, что он в нее влюблен.
Они направились к стоянке.
Кейт села за руль новенького синего внедорожника и завела мотор.
Талли, севшая рядом, тут же наклонилась и засунула в дисковод CD-диск. Салон заполнил голос Рика Спрингфилда, исполнявшего «Девушку Джесси».
Кейт рассмеялась. К тому моменту, когда они, выехав со школьной парковки и остановившись у кафе для автомобилистов, чтобы купить себе по латте, добрались до дома, она определенно чувствовала себя лучше.
В своей неубранной, закиданной игрушками гостиной она повалилась в любимое мягкое кресло Джонни.
— И что теперь, бесстрашный вожак? Отправляемся по магазинам?
— За те смешные три часа, что у нас остались, нам этого не успеть. Тебе надо было отдать их на полный день.
Кейт так и знала, что Талли заведет этот разговор.
— Мне известно твое мнение на этот счет. Но понимаешь, мне нравится, когда мои дети рядом со мной.
— В любом случае, у меня есть план получше. — Талли плюхнулась на диван. — Поговорим о твоем хобби.
Кейт чуть не выронила стаканчик с латте.
— О чем?!
— Ты всегда говорила, что снова будешь писать, когда мальчики пойдут в школу.
— Дай мне немного времени, ладно? Они ведь только начали. Давай лучше поговорим о вашем шоу. Джонни рассказывал…
— Я вижу насквозь твою жалкую тактику, — перебила ее Талли. — Ты считаешь, что я готова позабыть обо всем, если есть возможность поговорить о себе.
— Обычно так оно и бывает.
— На этот раз не прошло. Так о чем ты думаешь писать?
Кейт вдруг почувствовала себя абсолютно беззащитной.
— Это — давняя мечта, Талли.
— Ну, ты тоже не молодеешь, так что ты и твоя старая мечта идеально подходите друг другу.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты — бесчувственная дрянь?
— Только мужчины, которые со мной встречались. Ну же, Кейти, поговори со мной. Я же знаю, что тебе нужно от жизни больше, чем ты имеешь.
Кейт даже не ожидала, что Талли заметит ее депрессию со своей сияющей вершины. И как только она поняла это, ей расхотелось спорить и пререкаться. По правде говоря, она и сама устала притворяться.
— Дело не только в этом. Я чувствую себя какой-то… потерянной. Того, что у меня есть, должно быть более чем достаточно, и все же мне чего-то не хватает. И Мара совершенно меня выматывает. Все, что я делаю, она считает неправильным. Я так люблю ее, а она обращается со мной как с парой старых туфель.
— У нее такой возраст.
— Эта отговорка не очень-то помогает. Может быть, разрешить ей пойти в школу моделей, раз она так на этом помешалась? Но мне противна мысль о том, что она будет вращаться в этом мире…
— Эй, позволь напомнить: мы говорим о тебе. Послушай, Кейти, я не знаю, что с тобой происходит, но я знаю, что такое хотеть большего. Иногда приходится побороться за то, что поможет тебе ощутить себя цельной личностью.
— И это говорит женщина, которая одалживает у меня семью, когда она ей вдруг понадобится.
Талли улыбнулась:
— Мы — отличная парочка, не так ли?
Кейти рассмеялась впервые за долгое время.
— Мы всегда были такими. Знаешь, подруга, что я тебе скажу, я подумаю о том, чтобы начать писать, если ты подумаешь о том, чтобы влюбиться.
Талли посмотрела на нее в упор.
— Похоже, мне стоило провести этот день на пляже, — вздохнула Талли. — Я ничего не слышала о Гранте с тех пор, как перебралась сюда.
— Я знаю, — сказала Кейт. — Но, по-моему, Грант тебе совсем не подходил. Если бы вы по-настоящему любили друг друга, вы бы не расстались.
— Так думают люди вроде тебя, — ответила Талли. — Давай-ка лучше сделаем себе по «Маргарите».
— Вот это дело! В первый же день, как отвезла сыновей в школу, напилась, — причем с самого утра. Превосходно!
До карнавала в честь Хэллоуина в «Ордвэй» оставалось семь дней, и Кейт вызвалась помочь подготавливать сцену для фотографирования. Разрываясь между покупкой всего необходимого, рисованием задников и строительством дома с привидениями, она была поглощена работой. Если прибавить к этому необходимость возить Мару в школу моделей, все это привело к тому, что большую часть времени Кейт чувствовала себя на грани нервного срыва.