Глубоко вздохнув, я решила пойти по большой дороге пешком.
— Ты здесь практически рабыня, — злобно выплюнула Надя. — Я бы хотела воду. Принеси мне.
Что это за дорога?
Не думая больше ни о чем, я схватила клок ее смехотворно блестящих волос и потянула, дергая ее голову в сторону. Она посмотрела на меня так, словно была жертвой, прежде чем злобный огонь заполнил ее глаза. Это была следующая пригоршня моих волос, которую она дернула, что заставило нас потерять равновесие и упасть на пол.
Мы стукнулись о стол с кофе. Тарелки с едой соскользнули и упали на пол. Надя схватила овсянку и, размазала ее по моей футболке, и прорычала:
— Я не нуждаюсь во враче.
— Это первое, что говорят психи! — я оседлала ее и ударила головой об пол.
— Ой! Ты Амазонка! — закричала Надя, шлепая меня, как девчонку. — Не могу поверить, что он когда-нибудь захочет тебя!
— Вперёд, Мила! — воскликнула Кэт с дивана.
Надя так сильно дернула меня за волосы, словно пыталась вырвать клок, заставив меня откатиться от нее, если я хочу сохранить эти пряди.
— Этот эмодзи с языком был для тебя, не так ли? — спросила она, пнув меня в бок.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, ненормальная, — прорычала я, впиваясь ногтями в ее запястье, пока она не отпустила мои волосы.
Затем я оседлала ее спину и потёрла ее лицо о кашу на поле.
— Ах ты сука! — она повернула голову, чтобы полностью не свалиться в кашу. — Завтра не может наступить достаточно скоро.
Что-то в ее голосе заставило меня запнуться.
Заметив это, она рассмеялась.
— Ты не знаешь? Завтра ты отправишься — как они говорят…? — когда она поняла, что это значит, слова превратились в насмешливое хихиканье. — В путь.
Холод исходил из моей груди, поглощая целиком. Я едва почувствовала, как кто-то оттащил меня от Нади.
— Нет, дядя, — пожаловалась Кэт. — Все только начало набирать обороты.
Мои ноги свисали с пола, когда Ронан держал меня за талию. Обычно он был таким теплым, но сейчас его рука горела, как ледяные кандалы. Они обменивались резкими словами, но звон в ушах заглушал их. Моя грудь тяжело вздымалась от напряжения, хотя гнев исчез, оставив холодную отстраненность позади.
Надя встала и вытерла с лица кашу, глаза ее злобно блестели.
— Она не знала, — рассмеялась она, а затем слегка надула губы. — Надеюсь, это не должно было стать сюрпризом.
Ронан кипел, его ярость вибрировала в груди.
Надя с кинжалами в глазах уставилась на меня.
— Я должна была догадаться, что ты будешь такой же, как твоя мать. — она заметила неуверенность в моих глазах и рассмеялась. — Ты не знаешь о своей дорогой старой матери?
— Zatknis [124], — зарычал на нее Ронан.
— Нет, — ответила я. — Я хочу услышать, что она скажет.
Надя удивленно приподняла бровь.
— С чего бы начать?
Когда Ронан повернулся, чтобы вынести меня из комнаты, в моей груди взорвался вулкан из-за оставшихся без ответа вопросов и необходимости знать правду. Я яростно сопротивлялась, проклинала его, и когда сказала ему, чтобы он никогда больше не прикасался ко мне, он, наконец, отпустил меня.
Надя наблюдала за этой сценой с ядовитым выражением лица и, наконец, перевела взгляд на меня.
— Должна ли я начать с плохих новостей или с чуть менее плохих?
— Просто скажи уже, Надя, — рявкнул Ронан.
— Ну… — она посмотрела на свои ногти. — Ходили слухи, что Татьяна была шлюхой, которая любила грубость. И когда я говорю «грубость», я имею в виду ножи и животных. — она сморщила нос. — Но я полагаю, что на самом деле она известна тем, что сделала для твоего отца. Она увидела на улице симпатичную девушку, очаровала ее своим Bugatti и — пуф! — девушку больше никто не видел.
Я уставилась на нее. Мое сердце бешено колотилось, но разум онемел.
— Это слухи… хотя говорят, что в каждом слухе есть доля правды. — Надя изобразила сочувствие. — К сожалению, в случае с твоей матерью было целое зерно правды.
Мой отец торговал девушками.
И моя мама помогала ему.
Мне показалось, что комната закружилась, пока я пыталась переварить новости. Я нуждалась в пространстве. Немедленно.
Ронан повернул меня лицом к себе и вытер немного каши с моей щеки. Я не могла этого сделать. Просто не могла. Хотя попытки вырваться.
— Скажи мне, что ты в порядке, — потребовал он.
— Я в порядке. А теперь, пожалуйста… отпусти меня.
Похоже, он собирался отказать мне, но что-то в моих глазах заставило его передумать. Он приподнял мой подбородок и подарил мне короткий, сладкий поцелуй в губы — игнорируя возмущенное «фу!» Нади — прежде чем позволил мне выскользнуть из его пальцев.
Двигаясь на автопилоте, я поднялась по лестнице, ловя обрывки нечеткого фонового шума.
— Я скучала по тебе, — захныкала Надя.
— Это последний раз, когда я тебя вижу, — прорычал Ронан. — Или, клянусь, твоя карьера исчезнет у тебя на глазах.
— Но…
— Никаких «но». Убирайся к чертовой матери из моего дома, Надя. И ради бога, найди психотерапевта.
— Мне не нужен психотерапевт!
Несколько мгновений спустя я сидела голая на полу душа, позволяя воде омывать меня. Одна. Это слово было чудовищем, которое однажды поглотит меня. И только когда Юлия опустилась на колени рядом со мной и помыла меня, как ребенка, слезы потекли — пока я оплакивала потерю отца, которого, как мне казалось, я знала… и его палача.
Que sera sera — что будет, то будет.
— Может, я смогу пересечь Европу с рюкзаком, — объявила я.
Положив голову на лапы, Хаоса, казалось, не был впечатлен этой идеей. Я провела его через заднюю дверь в свою комнату. Если это моя последняя ночь здесь, я не хочу проводить ее в одиночестве. Хаос занял приличную часть моей кровати и его шерсть была повсюду. Мне это нравилось.
Даже зная, что отце сделал с моей мамой, я не могла смириться с мыслью о том, что он умрет завтра, поэтому сосредоточилась на вещах, которые могла контролировать.
Лежа на животе, я положила подбородок на руку.
— Я полагаю, ты нуждаешься в какой-то денежной поддержке для рюкзака — или, по крайней мере, талант и шляпа. — я вздохнула, подавленная. — У меня нет ни того, ни другого. А что насчет колледжа? — я оживилась. — Может, я смогу получить стипендию. Я немного умна — по крайней мере, книжно мудра. Не могу сказать, что я уличный умник, иначе я, очевидно, не была бы здесь… но если я получу
