Рэйчел осмотрелась: крохотный игорный притон рядом с баром, где после долгих хождений по злачным местам Да Нанга Петри наконец-то удалось разыскать своего дружка-капеллана, как две капли воды напоминал заведения такого рода в фильмах Чарли Чана. Расшитые бисером занавески, оранжевые китайские фонарики, доносившийся из-за перегородки слитный монотонный шум голосов и музыка… Она постаралась запечатлеть все это в памяти. Пройдут годы — и она снова и снова мысленно будет возвращаться сюда.
По улыбающимся глазам Брайана Рэйчел поняла, что и его немало забавляет эта сцена. Тут ей вспомнилась свадьба Мейсона Голда: Боже, она думала тогда, что на свете не бывает ничего более странного. Посмотрел бы Мейсон сейчас на ее свадьбу!
На Брайане был смокинг, который одолжил ему жадный до презентов сержант, заведующий автопарком. Смокинг как смокинг, только вот рукава дюйма на четыре короче, чем следует, из них вылезают худые костлявые запястья, и Брайан, стесняясь, все время прячет руки в карманы. Кэй вдела ему в петлицу алый цветок мальвы — Рэйчел с ужасом увидела, что цветок кишит муравьями.
Но это лицо, такое бесконечно дорогое; этот легкий наклон головы набок, когда он улыбается; эти непокорные черные кудри, с которыми не смогла до конца справиться влажная расческа… Никогда в жизни не променяла бы она этого человека ни на кого другого.
— Согласна ли ты… Рэйчел… хм… Розенталь… взять… э… выйти замуж за…
— Согласна, согласна, — отвечает она поспешно, не имея терпения дослушать до конца бормотание священника.
— А ты, Брайан, согласен ли…
Справа от себя Рэйчел слышит, как Кэй тихо давится от смеха, уткнувшись в платочек.
«Благослови тебя Господь, дорогая моя Кэй!» — с нежностью подумала она. Кто, кроме Кэй, сумел бы достать ей свадебное платье — белую шелковую тунику с разрезами по бокам и белые шелковые брюки, традиционный наряд вьетнамских девушек? Сама Кэй была одета в такой же наряд, только из хлопка и красного цвета, туго обтягивающий ее пышные формы, — в нем она напоминала Рэйчел шаловливого эльфа.
— …В богатстве и бедности, в кхм, кхм… болезни и… здравии берешь ли ты… постой, я вроде уже это говорил?… Итак, да… пока смерть вас не разлучит.
Брайан посмотрел на Рэйчел долгим, таким долгим взглядом. Она почувствовала, как из его глаз исходит такая любовь, что у нее защемило сердце.
«Надо остановить это… сказать ему… пока еще не слишком поздно. Но если бы он узнал, что у меня не может быть детей, захотел бы он все-таки на мне жениться? Ради меня и только меня одной?..» — стучало у нее в висках.
Да, она знала, что должна все ему рассказать. Сию же минуту. Пока он еще может изменить свое решение, если захочет. Но слова, которые она считала своим долгом произнести, застревали в горле. Как могла она осмелиться остановить Брайана в момент, когда он обещает любить ее до конца своих дней… стать ее мужем…
И тут она услышала, как Брайан произнес: «Согласен».
Рэйчел почувствовала такой прилив счастья, что не могла уже думать ни о чем, кроме того, что происходит с ней сейчас. Сейчас, когда Брайан обнимает и целует ее, когда его сильные руки отрывают ее от пола, крепко прижимая к себе, а его рот впивается в ее губы.
Слепящий свет от фотовспышки, красные круги, плывущие перед глазами.
Обвенчаны! Она и этот замечательный, храбрый и нежный, единственный на свете мужчина — теперь муж и жена…
Кончиком пальца Рэйчел провела по шраму, пересекающему наискось живот Брайана, подобно малиновому зигзагу молнии.
— Ты напоминаешь мне сейчас Флэша Гордона, — с мягкой иронией проговорила Рэйчел, купаясь в неизъяснимом блаженстве. Она лежала голая на постели рядом с ним; спутанная простыня валялась у них в ногах. — До чего же я любила эти старые мультики по телевидению. А Флэш, он был моим героем, когда я ходила в коротких штанишках и туфельках с помпончиками.
— А сейчас?
— Даже не знаю. Скорее я предпочитаю этих сумасшедших ирландцев. Они пробуждают во мне Морин О'Хара.
— Морин О'Хара?
— А ты что, не видел ее в «Тихоне»? Это рыжая бестия, которой мог найти место только Джон Уэйн.
— И какое же место, интересно?
— В постели, где же еще? — озорно улыбнулась Рэйчел.
Старая, скрипучая, с просевшей сеткой кровать, где они лежали, представлялась ей самым волшебным ложем в мире. Как казался ей самым лучшим в мире и этот номер в жалком отеле с расшатанными бамбуковыми стульями и пожелтевшими эстампами с изображением Эйфелевой башни и Триумфальной арки.
При свете пробуждающегося дня все это выглядело еще более убого, чем вчера вечером, когда такси, пропетляв по лабиринту пугающе узких улочек, наконец доставило их в эту дыру с громким названием отель «Триумфальная арка». Рэйчел бросились в глаза пятна простого дерева в тех местах, где с дверцы шкафчика отвалился слой красного лака. Несколько планок на ставнях были сломаны, и оттуда вместе с молочно-серым рассветом проникали разнообразные звуки: плеск воды о борта джонок на реке под их окнами, звон кастрюль, монотонный людской говор. Ноздри ее уловили упоительные запахи имбиря, тушащегося риса и «ким чи». И перебивающий их тяжелый запах гниющей рыбы и мочи.
И тут она вспомнила и ощутила новый прилив радости. «Мы женаты, действительно женаты! И завтра едем домой!» — возликовало все у нее внутри.
Домой…
Мама, помоги ей Господи, наверное, в обморок упадет, когда услышит новость: нет чтобы дочь взяла себе приличного еврейского мужа — адвоката или врача, а не бедного, без цента за душой ирландского католика. Но, черт побери, как же она счастлива! Раньше она даже представить себе не могла, что такое возможно. И мама увидит это. А увидев, наверняка полюбит Брайана так же сильно.
«Знаешь, Брайан, — мысленно обратилась она к нему и улыбнулась, — папа одобрил бы мой выбор. Ты такой же сильный, как он, и такой же нежный».
— Я люблю тебя, — произнесла Рэйчел, перекатываясь под бок к Брайану и прижимаясь к нему всем телом. — Я тебе еще не говорила, как я тебя люблю?
— Скажи мне это еще раз, когда я проснусь, а то я подумаю, не сон ли я видел.
Брайан крепко прижал ее к себе. Она чувствовала, как колотится его сердце. Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтобы так продолжалось всегда — только они двое и никого больше, и никому ничего не надо объяснять.
Но это всего лишь мечта, смешная сладкая мечта. Рано или поздно они должны будут предстать перед другими людьми, и к этому она должна подготовиться.
— Расскажи мне о Розе, — тихо попросила она.
