Я полетела вниз с торжественного трона, на который взгромоздилась. Он треснул подо мной, треснул и пол под ним, треснуло что-то во мне, не ожидавшей узнать что-то такое… что-то, одной фразой облившее меня грязью, которая никак не роднилась с Лео, этим ангелом во плоти, чистейшим существом из всех, которых я знала. И дальше, весь рассказ Хенсока вырастал театральными декорациями, представал передо мной сюжетом, прорисованным в деталях, а не словами. Я не слышала повествовательного голоса старика, я видела, будто вживую, маленького мальчика, от которого одна из проституток не смогла избавиться абортом, поэтому он появился на свет. Никому не нужный, мешающий, лишний. Но даже у шлюх бывают чувства, и она не отдала его в детский дом, оставив при себе. Которая из них была его матерью — Лео так и не узнал. Ребенок снижает стоимость услуг, ведь по нему видно, что она уже не молода, что далеко не свежа. Их было несколько, постоянно живущих в этом борделе, где не было места мальчику, и ему приходилось обитать то на кухне, со старой кухаркой, то ютиться на улице, если было тепло. С самых малых лет, когда он мог стоять, только держась за бортик детской кроватки, он понял, что ему нельзя плакать. Потому что когда он плакал и звал кого-нибудь, вносилась содержательница публичного дома и выносила кроватку на улицу, в любую погоду, чтобы он не пугал клиентов своим плачем. Поняв, что слёзы приводят к тому, что он оказывается на холоде, под дождем или под палящим солнцем, Лео разучился плакать и звать маму. Да и вообще, это слово он быстро потерял из лексикона. Наверное, он забыл его, едва научившись произносить.
Та же содержательница борделя, когда он подрос (лет до пяти — это уже посчиталось достаточным для относительной самостоятельности!), решила, что он должен как-то отрабатывать своё пропитание. Он стал убираться, помогать на кухне. По мере взросления обязанности прирастали. Он отправлялся в магазин, приносил продукты. Его посылали в аптеку за презервативами и, поскольку все аптекарши улицы знали сиротливого ребенка, всё свободное время бегавшего с собаками и кошками по району, а иногда и спавшего с ними где-нибудь на траве, то их ему продавали. Его отправляли за тампонами и противозачаточными. Он делал всё, чтобы не кричала полная и вечно злая от недомоганий начальница его сестер. Сестры относились к нему хорошо. Некоторые были особенно ласковы и могли повозиться с ним, когда не были заняты. Но что такое жизнь проституток? До рассвета они обслуживают клиентов, пируя с ними, а потом спят до полудня. После полудня у них болит голова, и они пытаются прийти в себя к ночи. Сколько раз Лео звали принести вина прямо на эти попойки, превращавшиеся в оргии! И он видел то, чего не должен видеть ребенок его возраста. Ему было страшно, неприятно, противно и гадко, а потом… потом он привык и смирился и, заходя в зал, где размякшие и хмельные клиенты тискали шлюх, проходил до стола, ставил новую бутылку и уходил, стараясь не поднимать глаз. Выпившие мужчины часто смеялись над ним, что он затесался в такое место, что мальчишка, наверное, хотел бы и сам попробовать утех? Но чем больше таких вопросов и насмешек было, тем дальше хотелось ему бежать. Интуитивно он догадывался, что кто-то, одна из этих полуголых женщин с раскрасневшимся лицом, его мать. Но когда один заядлый посетитель, коммерсант, поинтересовался, уж не сын ли это чей, все дружно захохотали, отнекиваясь, выставляя невозможным подобный факт. Иногда, когда он попадался под ноги агрессивным клиентам, его били, могли дать оплеуху, если он вошел убраться в комнату, когда оттуда ещё не ушли. Чтобы угождать своим дарителям, несущим деньги, проститутки смеялись, не пытаясь защищать ребенка, и только в их глазах мелькала бездеятельная жалость. Лео терпел и всё понимал.
А потом к ним заглянул директор цирка и, обслуженный сполна, выйдя покурить на крыльцо, заметил, как мальчик играет с собакой — своим лучшим другом, и та его беспрекословно слушается. Попросив показать что-нибудь ещё, он обнаружил, что ребенок находит общий язык с животными и их даже не нужно дрессировать. Моментально сообразив, какие это несет выгоды, мужчина просчитал в мозгу все подробности удивительных номеров с различными тварями божьими и, не оттягивая, пошел к содержательнице и выкупил у неё за неплохие деньги юного даровитого актера. Лео было почти десять, когда он покинул место, в котором родился. Провожая его, работницы самой древней в мире профессии желали ему удачи и считали, что он добьётся успеха, и его ждет лучшая жизнь.
Но лучшей жизни не вышло. Циркач-предприниматель вовсе не собирался тратиться на приемыша, на котором хотел только зарабатывать. Лео спал в клетках с хищниками, заодно убирал и вычищал их — и зверей и клетки. На арене он творил чудеса, смело гладя львов, заставляя птиц кружиться вокруг и садиться ему на руки, змеи ползали по нужным путям, а пудели и дворняги танцевали вместе с ним то, что он показывал. Шоу приносило отличный доход, из которого Лео причитались завтрак, обед и ужин. Никто не давал ему ни воны. За два года он с этой цирковой труппой объехал всю страну, не сильно изменив своё существование по сравнению с тем, что было прежде. Но он уже не был совсем несмышленым младенцем, поэтому, когда однажды о чем-то попросил директора — Лео и сам не помнит, чего он хотел, выходного или немного денег? — тот наорал на него, обозвав нахаленком и куда более грубыми словами. А когда попытался поднять руку на мальчика, на него бросилась собака, самая старая и любимая собака Лео. Отбив своего человеческого друга, она поплатилась жизнью. Разгневанный директор достал пистолет (у типов, хоть как-то связанных с бизнесом, удивительным образом появляется оружие, даже если в нем нет надобности) и застрелил пса на месте за то, что тот его хорошенько искусал. Посмотрев на это и не успев ничего сделать, Лео по-прежнему не заплакал и только спросил:
— Как вы могли убить её?
— А что я, буддист что ли, чтобы не сметь этого сделать? — хмыкнув, он ушел.
Той же ночью похоронив верного друга за вагонами цирка, Лео молча ушел из него, спрашивая прохожих, где живут буддисты, которые не убивают животных. Не зная, кто это такие, они казались ему самыми лучшими на свете людьми, добрыми, благородными. Место обитания буддистов виделось ему раем земным. Бредя день за днем, и иногда получая примерные указания, где ближайший буддийский монастырь, Лео достиг одного из них, молча войдя и, увидев странных людей в оранжевых одеждах. Уточнив, буддисты ли они и получив утвердительный ответ, мальчишка остался там, замкнувшись в себе и радуясь, что нашел место, где нет никакого насилия, никакой злобы, ничего, кроме скромных монахов, медитирующих и посещающих свою школу, куда и ему не запрещали приходить. Не дожидаясь указаний, он стал работать там, хватался за всё, что попадалось, выполнял, слушался, обретал покой. Именно там его и нашёл один из учеников Тигриного лога, странствующий после получения первого тана. Это был мастер Хан. Увидев подростка недюжинной силы, ловкого, примерного и плечистого, выносливого и отлично физически развитого, он спросил, что он здесь делает? Получив невразумительные ответы от обитателей, Хан понаблюдал за ним пару дней и подошёл к нему, натиравшему огромный медный чан, в котором варился перед тем обед монахов.
