непрощённым изгоем в глазах моих бывших лучших друзей. Они всегда были рядом, а я не ценил. Помню второе сентября в первом классе. Прогулка на улице. Все смеялись, веселились, толпились около классного руководителя. Все, кроме двух «изгоев». Меня и ещё одного парня. Я долго стоял и мирно бродил один, но в какой-то момент мне это надоело, и я подошёл к этому парню.
— Привет. Тебя как зовут? — спросил я.
— Миша. А тебя?
— Ваня. Слушай, а давай поиграем в «Рейнджеров»?
— Это как?
— Ну, ты смотрел «Рейнджеров»?
— Да.
— Ну так вот, я допустим красный рейнджер, а ты синий или чёрный. И мы будем сражаться со злодеями.
— А кто будет злодеем?
— Да можно просто представить злодея. Мы же понарошку. Будем бить как бы злодея. А может кто-то играть злодея. Ну что, будешь?
— Ну, давай попробуем.
Так и завязалась наша дружба. Спустя пару месяцев у Миши был день рождения. Я оказался единственным, кого он позвал. Первый школьный друг. Ближе к концу первого класса «Рейнджеры» переросли в игру «Человек-паук и все, все, все». Суть та же. Но мы не были ограничены рамками. Мы примиряли на себя роль любого персонажа. Комиксы, игры, фильмы — мы брали вдохновение из всех возможных источников. Тогда же мы с Мишей подружились с Серёжей и Костей. Вернее, даже я подружился. С Серёжей из-за увлечения комиксами, а с Костей из-за того, что вступился за него перед возможной дракой. Так мы и стали дружить. Фантастическая четвёрка, не иначе. Хотя в нашем случае мы именовали себя черепашками — ниндзя. Костя, всегда весёлый, шутник, был Микеланджело. Миша, самый умный из нас и скромный подходил идеально на роль Донателло. Я же тогда был весьма вспыльчивым и часто лез в драки, так что примерил на себя красную повязку Рафаэля. Серёже досталась роль Леонардо. Но она ему подходила. Пожалуй, он действительно больше всех нас был одарён лидерскими качествами. Так мы и дружили четвёркой долгие годы. Даже придумали «Братство брутство». По принципу братства, тот, кто выбился из общего числа, нарекался брутом. Например, все получили за контрольную 4, а я 5. Я оказывался брутом. Разумеется, это не несло никакого осуждающего эффекта. Просто это был ещё один способ привнести интерес в нашу жизнь. Так что все хотели стать положительным брутом, значит преуспеть, переплюнуть всех остальных. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы установили закон конкуренции. Детской, но всё же конкуренции. Разумеется, каждый из нас стремился быть лучше другого. Да, обычная конкуренция в мужском коллективе, а ведь кто-то недалёкий помню говорил, что это «самоутверждение за счёт друзей». Мда, кто-то явно не разбирается в жизни. И ладно, найдите мне хоть одного человека, разбирающегося в жизни, но вот зачем совать нос? И зачем-то вывешивать ярлыки? Странные, неразумные люди. Мы взрослели, перестали играть в вымышленных героев и злодеев, вслед за парнями я пошёл в физ-мат класс, хотя душа к математике не лежала. Но тогда у меня всё получалось. Но с углублённой математикой я не справился, и через три года перевёлся в параллельный, хим-био класс. Там-то я сразу подружился с Владом. Жуткий болтун. А ещё нытик. Но ныл он только мне. Да и к тому времени я стал всё сильнее замыкаться в себе, так что вышло так, что мы ныли друг другу. Способствовало этому и то, что мы жили рядом, а значит после школы шли вместе. И часто именно по дороге домой я делился своими тёмными мыслями. О том, что хочу умереть героически. О том, что хочу развязать третью мировую, чтобы меня запомнили. Да, сейчас я понимаю, что это всё были отзвуки низкой самооценки. Я хотел славы и бессмертия. И в этом нет ничего плохого. Но я мотивировал всё это тем, что зло запоминается лучше. Эта мысль и заниженная самооценка привели меня к нацизму и ницшеанской идеи сверхчеловека. Ничего хорошего из этого не вышло. Только разочарование в своих силах.
Через меня Влад подружился и с парнями. Стали ли мы пятёркой? Не знаю, но эти четверо — мои лучшие друзья. Во всяком случае были. Что же сейчас? Понятия не имею, и лучше об этом думать. Я уже купил лимонад и поднимался наверх. Что сейчас будет? Фух, они на месте, никуда не ушли. Это уже хорошо.
— Ну что, вы всё обговорили? — спросил я неуверенным тоном.
— Да, можно и так сказать, — сказал Миша. — Вань, мы тебя прощаем. Все. Мы понимаем, что тебе было тяжело, и что ты наговорил нам это не со зла, более того, ты не верил в то, что говорил. Что же до дружбы…
— У нас есть к тебе одно условие, — сказал Серёжа.
— К-какое?
— Давай без подобных выкрутасов, — сказал Костя.
— Да, мы имеем в виду, что давай без попыток самоубийства, хорошо? — спросил Влад.
— Да, да, конечно. Я это, ни-ни теперь. Так получается, что мы теперь…
— Да подожди ты, не гони коней, — сказал серьёзно Миша. — Ты сказал, что навечно мой должник. Так вот, у меня есть просьба, которую ты будешь исполнять вечно, чтобы отплатить долг.
— Эм, и что это за просьба?
— Рассказывать о том, что происходит в твоей жизни, — сказал улыбаясь Миша, — потому что я прекрасно помню, как ты говорил, что всё нормально. Однако потом я нахожу твой предсмертный трактат, а потом и вовсе из петли вытаскиваю. Так что для нас, для меня, забудь ответ «нормально» на вопрос «как дела?». Идет?
— Конечно. Но, подождите, мы что, теперь снова… Друзья?
— Мы всегда ими были. Просто ты решил взять отпуск от нас.
— С возвращением, дружище, — сказал Серёжа. — Нам тебя не хватало.
Дальше пошла санта-барбара. Мы обнимались, а я не смог сдержать слёзы. От счастья? Наверное. Но мне было всё равно. Я помирился со своими лучшими друзьями.
— Вань, мы ведь даже не представляем, что ты перенёс. Какие муки и страдания. Но тебе всё воздастся.
— Нет, не воздастся. Никто не будет вознаграждён за страдания. Я сам могу воздать себе за всё, что пережил. Только я сам.
— Ты, сука, прав, — сказал Миша и обнял меня.
Мы поели, поболтали, я рассказывал о том, как у меня дела. Рассказ был коротким, так что я узнавал, что произошло в жизни моих друзей. Мы тепло расстались, и договорились о том, что как только снег полностью сойдёт и станет достаточно тепло, пойдём в футбол. Как в старые-добрые.
Кажется, жизнь стала налаживаться. Кажется? Нет, так и есть! Началось всё разумеется с
