Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу

Но вот, слава богу, добрались. Вышли наружу, опять в спасительную темноту.

— Нам туда, от универсама через сквер, — указал дорогу Ваня.

Сквер — это хорошо. Под деревьями спокойнее. И темнее.

Свернули к длинному красному дому. Пока поднимались в лифте на шестой этаж, Ванюша распевал: ананасы, ананасы…

Потом звонили в стальную дверь с фигурным глазком, обитую красной клеенкой. Никто не отзывался. Они по очереди прикладывали ухо к обивке, прислушивались. Но разве сквозь такую бронированную громадину что-нибудь услышишь?

Потом стучали. Потом колотили по двери ногами. Но мягкая обивка заглушала звуки.

— Спит дядя Юра, что ли? — расстроился Ваня. Ананасы, можно сказать, уплывали у него из-под носа.

Срывались и планы Сергея. Хотя, собственно говоря, конкретных планов никаких не было. Думал, сдаст мальчика с рук на руки Юрию и уж тогда… Но перепоручить ребенка оказалось некому.

Видимо, толстая дверь все же поглощала звуки не полностью, потому что из соседней квартиры высунулась голова недовольной тетки:

— Чего расхулиганились? Думаете, хозяина нет, так можно двери ломать? А я вот милицию щас…

Заметила маленького мальчика, помягчела: сообразила, что грабители с детьми на дело не ходят:

— А вы бы поаккуратнее. Такая дверь — она больших денег стоит. Не попортили бы дерматинчик-то.

Сергей на всякий случай отодвинулся от варламовской двери. Очень уж ему не понравилась фраза насчет «милиции счас».

— Простите, — сказал он. — Мы к Юрию Варламову. Вы случайно не в курсе, когда он вернется?

— Юрий Андреич? А он не вернется. — Тетка помотала лохматой головой.

— То есть… как? Вообще?

— Вообще, — отрезала соседка таким тоном, что у Сергея похолодело внутри. С Юрием что-то случилось? Сначала Катя, теперь ее жених? Однако тетка, вдоволь налюбовавшись его замешательством, сжалилась и пояснила: — До понедельника.

Сергей перевел дух.

— Он что, уехал?

— Уехал. Не то конференция у него, не то еще что…

— Какая конференция в выходные?

— Ну уж не знаю, не знаю. Он мне не докладывается. Сказал — в понедельник вернется, и точка. За дверьми вот просил последить. А то ходят тут всякие…

Ванечка понял, что последнее замечание было адресовано им.

— Мы не всякие! — возмутился он, однако соседка уже скрылась за дверью.

— Вот и накрылись твои ананасы, Иван, — сказал Сергей.

Что же теперь делать? Куда двинуться?

— Тогда едем к маме! — потребовал Ваня.

— К маме… — повторил за ним Грачев.

А что, если… Надо попробовать, рискнуть. Действительно, к маме. К его, Сергея, матери. Надежде Егоровне.

Уж конечно, никто лучше нее не сумеет обласкать ребенка, позаботиться о нем. Ему сейчас так нужны добрые женские руки, и вкусный сытный ужин, и чистая мягкая постель.

Сергея Грачева, подозреваемого в убийстве, разыскивают в Москве. А Надежда Егоровна живет в Мамонтовке. Это тридцать километров по Ярославской дороге. Можно надеяться, что преследователи туда еще не добрались.

Другого выхода нет. Главное — не терять времени.

— Я вот что предлагаю, рыжий. Не досталось нам ананасов — поедим мы с тобой пирожков с яблочным повидлом. Любишь пирожки?

— Обожаю! Только мама редко печет. Говорит, возни много. Она после работы устает.

— Ну вот, а моя мама на пенсии, не работает. И напечет тебе целую гору. Махнем к моей маме?

— К бабушке Наде? — спросил Ваня. Он вместе с Катей уже бывал в гостях у Надежды Егоровны. — А мне разрешат на печке полежать?

— Забыл, как в прошлый раз свалился?

— Ну-у, я тогда был маленький.

— А теперь большой, да? Великан?

Ванечка тут же подхватил:

— Страшный великан! Рыжий и усатый та-ра-кан!

Двое — рыжий и усатый, ребенок и взрослый — дожидались лифта. Они не знали, что лохматая соседка с любопытством слушает из своей квартиры их разговор, прильнув к замочной скважине.

И еще не знали они, какое это счастье, что Катиного жениха, Юрия Варламова, в этот момент не оказалось дома.

Пока Сергей Грачев, подозреваемый в особо тяжком преступлении, в смятении искал, куда бы пристроить осиротевшего мальчика, другой человек, в другом месте, тоже тревожился.

Но тревожился он вовсе не о судьбе ребенка. На мальчика ему было глубоко наплевать. Потому что именно этот человек и осиротил Ваню Семенова.

Нет, не он стрелял в Екатерину Семенову, кассиршу пункта обмена валюты. Он даже не видел той крошечной темной дырочки у нее под лопаткой.

Не видал он и трупа расстрелянного в упор охранника. В прямом смысле слова он не обагрил свои руки кровью. Он умел оставаться чистеньким. И еще очень хорошо умел выходить сухим из воды.

Но он задумал и организовал это преступление. На его долю пришлась и основная часть награбленного. Этот человек, в котором осталось так мало человеческого, был главой и мозговым центром преступной банды, остальные — лишь исполнители. Для выполнения своих замыслов он сумел привлечь опытных мерзавцев, прошедших огонь и воду, совершивших на своем веку не одно хладнокровное убийство и не одну дерзкую кражу со взломом.

Он добился беспрекословного подчинения и железной дисциплины среди своих подчиненных — быть может, благодаря тому что даже для них оставался личностью темной и зловещей.

Он встречался с членами банды лишь тогда, когда надо было забрать добычу. И они, зная его в лицо, не подозревали, что имеют дело с самим главарем. Считали его шестеркой, передаточным звеном, кем-то вроде курьера, перевозящего деньги из одного места в другое.

Вел он себя во время этих встреч тихонько, скромненько, если и разговаривал, то заискивающе, вполголоса. Эта возможность менять тембр голоса давала ему и возможность скрывать свою настоящую личину. Сам же примечал любые нюансы и в разговорах, и в поведении сообщников и, если что-то его настораживало, тут же избавлялся от ненадежных.

Когда у него созревала очередная идея, он тщательно продумывал план, проводил всю подготовительную работу, а уж затем по телефону вызывал тех, кто понадобится ему для решающей, заключительной фазы операции. И уж тогда в этих телефонных беседах в его голосе звучали металл и повелительные интонации. Тут он проявлял себя как настоящий главарь.

Расплачивался щедро, строго соблюдая сроки выплаты и размеры оговоренных заранее сумм и процентов, а потому подручным не было смысла обманывать его. Они верили в его силу и изворотливость. Операции, разработанные им, всегда проходили без единого срыва.

В телефонных переговорах они называли его коротко: Батя. Сам же он скромно именовал себя Наводчиком. Не крестным отцом, не главарем, не хозяином.