Байкер стоял между Джоном Фарлоу и своей хозяйкой. Шерсть на загривке встала дыбом, белоснежные клыки сверкали, а из горла несся глухой рокот.
* * *
Байкер был в отчаянии. Жизнь давала трещину прямо на глазах. Нос не мог обмануть — этот дядька был хороший, очень хороший, от него пахло совершенно правильно и спокойно. И он очень нравился хозяйке — нос Байкера ВИДЕЛ это также ясно, как… в общем, ВИДЕЛ! Но только что дядька схватил хозяйку за руку, а та заплакала. То есть она СОБИРАЛАСЬ заплакать, но носу Байкера эти слезы были отлично ВИДНЫ еще до того, как они побегут по щекам…
Выходит, хороший дядька обидел хозяйку? Тогда его следовало немедленно убить или хоть прогнать, но это очень трудно, потому что сердце разрывается от тоски.
Собачье сердце не признает полутонов и получувств. Байкер весь дрожал и не двигался с места. Потом на его загривок легла рука хозяйки, и усталый голос Майры произнес:
— Спокойно, пес. Не трогай его.
Джон наклонился и подобрал с пола рубашку и свитер. Неловко натянул одежду, кашлянул и тихо спросил:
— Почему ты меня ударила?
— Потому что ты меня оскорбил.
— Я извинился…
— Сейчас ударю еще раз. Хотя, скорее всего, ты действительно не понимаешь. Ты оскорбил меня, извинившись.
— Я не понимаю…
— И не надо. Уходи. Ботинки в плите, на кухне.
— Майра…
— Когда соберешься нас выселять, не забудь прислать официальное уведомление заранее. Я не вредничаю, просто мне нужно время, чтобы подыскать квартиру.
— Что за чушь, я не собираюсь…
— Пожалуйста, уходи, Джон.
Джон Фарлоу не помнил, как оделся и вышел из дома на опушке тисовой рощи. Не помнил, как шел по мокрой траве, заново промокая с головы до ног. У него горели губы — от поцелуев Майры, щека — от ее пощечины, уши — от стыда и злости. Ибо Джон Фарлоу совершенно не понимал, что происходит.
В полубессознательном состоянии он добрался до машины, завел мотор и уехал в Лондон. Судьба, хранящая авантюристов, влюбленных и безумцев, не позволила ему врезаться по дороге ни в один дорожный знак и даже помогла припарковаться около отеля; потом вознесла в лифте на нужный этаж и втолкнула в номер. Дальше наступила тьма, потому что Джон Фарлоу заснул мертвым свинцовым сном.
В приземистом флигеле на опушке тисовой рощи сидела на полу хрупкая светловолосая девушка. Она судорожно обнимала за шею громадного и очень расстроенного на вид пса и беззвучно рыдала, не вытирая слез, катящихся по бледным щекам.
Он бы не стал просыпаться — но в дверь номера настойчиво стучали, и Джон осторожно приоткрыл один глаз. Потом открыл второй — и попытался сесть на кровати. Не с первого раза, но у него это получилось. Все тело ломило, одежда, в которой он заснул, была влажной и холодной, словно остывший компресс, а ноги в мокрых ботинках были тоже холодными, как у лягушки.
Замерзлая лягуха — всплыло в памяти. Вслед за этим всплыло и все остальное, и Джон едва не взвыл от тоски и стыда. Кто придумал, что с утра вчерашние проблемы кажутся ерундой?!
В дверь продолжали колотить, и Джон поплелся открывать. Это явно не коридорный — в «Мажестике» не принято беспокоить постояльцев. Значит, это Клэр. Господи, вот уж некстати…
Клэр, стоявшая на пороге, очень напоминала валькирию, которую страшно расстроили подруги по Валгалле. Даже, возможно, обидели. Голубые глаза покраснели и припухли, искусанные губы дрожат, и пшеничные косы пребывают в беспорядке. Клэр заломила руки — и Джону немедленно захотелось закрыть дверь перед ее носом, однако Оксфорд и Кембридж хорошо воспитывают своих учеников, и он со вздохом отступил в сторону, давая своей невесте пройти в номер.
Клэр вошла, окинув Джона изумленным и гневным взором, решительно схватила стул и села на него — спина прямая, ноги вместе, руки на коленях.
― Что происходит, Джон? Где ты был этой ночью? Что означает твой вид?
― Я спал, Клэр. Немного устал вчера.
― Спал? В одежде? В ботинках?
― Да, так получилось. Говорю же — устал.
― В таком виде спят ковбои и докеры после попойки.
― Клэр, давно хотел спросить, откуда ты так много знаешь про докеров и ковбоев?
― Если это шутка, то плохая, а если ирония ― то она неуместна. Согласись, что в таком виде…
― Дался тебе мой вид! Я поздно приехал, промок и устал, еле добрался до постели. Видимо, сказалось напряжение последних дней, вот я и вырубился.
― Выру… что? Джон, не пугай меня. Куда ты ездил?
― В Мейденхед. Я тебе говорил вчера.
Она побледнела как полотно. Сегодня Джон с уверенностью мог сказать: Клэр Дэвис напугана и растеряна. Вот только все еще непонятно — чем именно.
― Ты был в Мейденхеде… до поздней ночи?
― Довольно долго, да. Не забудь про дождь. Дорога туда и обратно отняла часов пять.
― Но ты уехал утром! Что ты там делал?
― Смотрел дом. Поговорил с Майрой Тренч.
― Ты виделся с Майрой Тренч?!
Она опять заломила руки. Джона все сильнее терзали подозрения. Что ж это такое! Тайны, тайны… Чего так боится его невозмутимая невеста?
―Да, Клэр, я виделся с Майрой Тренч. На мой взгляд, это вполне естественно, потому что Майра Тренч живет в Мейденхеде и присматривает за домом. Мы беседовали, она рассказала мне о дяде…
― Ты был у нее?
― Господи, Клэр, да что с тобой? Разумеется, был, потому что в большом доме находиться нельзя, он совсем запущен, там холодно. Майра пригласила меня к себе, мы выпили чаю. Дождь шел весь день, дороги размыло. Одним словом, не лучшее время для визитов, но я рад, что побывал дома.
― Ты был у Майры Тренч…
― Ты что, ревнуешь?
― Глупости!
― Правильно, поэтому я и не понимаю, откуда такая реакция. Кстати, она молодец. Флигель в отличном состоянии. Учитывая, что у нее маленький ребенок…
― Ты его видел?!
― Клэр, это же не крокодил-людоед, это маленький мальчик, очень, кстати, симпатичный и общительный. Мне кажется, они прекрасно ладят. При том, что Майра так молода…
— Что ты пристал ко мне с этой Майрой! Надеюсь, теперь ты успокоился? Больше не нужно ездить в эту глушь?
Джон устало потер небритую щеку.
— Скажем так, успокоился, потому что увидел все своими глазами и примерно представляю теперь, чем займусь в первую очередь.
― Что?
— Дорогая, ты как-то взволнована… Да, так вот. На этой неделе завершатся все необходимые дела с банком, мы откроемся, после чего я оставлю на хозяйстве Тревиса и вплотную займусь ремонтом дома.
— Джон, позволь заметить, что это глупо. Зачем тебе загородный дом, до которого невозможно добраться?
