– Я бы хотела повстречать тебя тридцать лет назад, – сказала однажды Инна, – Мы бы назначали друг другу свидания у солнечных часов, и по очереди опаздывали.
– Тебе нравится опаздывать? – улыбнулась Лиза, по обыкновению глядя куда-то вдаль.
– Нет. Но мне бы понравилось тебя ждать. Волноваться, зная, что причин для волнения нет и будучи уверенной, что ты всё равно придешь.
Они шли по узкой улице, взявшись за руки и тихонько беседуя. Лиза старательно сдерживала дрожь в голосе – от прикосновения пальцев Инны всё её тело как будто вибрировало и стремилось остановиться, развернуться, посмотреть в глаза и…
– Как ты думаешь, если бы мы жили тридцать лет назад – что бы изменилось? – спросила быстро, прогоняя наваждение.
– Ничего, – ответила Инна, – И даже если бы триста лет назад – всё равно ничего.
– Почему? – Лиза физически почувствовала на себе внимательный взгляд и испуганно прикрыла глаза.
– Потому что чувства не зависят от эпохи.
– Как возвышенно…
– Ты против? – Инна смутилась немного. – Я слишком высокопарна, да?
– Не знаю, – Лиза большим пальцем погладила теплую ладонь и вздрогнула, почувствовав ответное поглаживание, – Я не слышу высокопарности. Даже если ты начнешь рассказывать сейчас анекдоты – я услышу в них только то, что хочу слышать.
– А что ты хочешь слышать?
– Тебя…
Слово «любовь» налипало на язык и растекалось по горлу мучительной сладостью. Но было еще одно слово, которое не давало ему пролиться и получить свободу.
Нельзя.
Это слово было во всем: в осторожных прикосновениях, в полускрытых вздохах, в запретных темах для разговора, в долгом молчании у подъезда.
Нельзя говорить. Нельзя трогать. Нельзя даже думать о том, а если бы…
Ох уж это «если бы»… Сколько судеб оно разбило, скольких людей сделало несчастными и заставило жить одними мечтами о том, как бы всё могло сложиться иначе. Если бы не было мужа, если бы не было жены и детей, если бы начальник назначил своим заместителем, если бы мать и отец были богатыми и успешными, если бы старший сын выбрал себе другую жену, если бы сигареты и алкоголь никогда бы не изобрели…
Но так не бывает. И однажды доверившись этому сакраментальному «если бы», мы погружаемся в сожаления о бездарно потраченном времени и тратим впустую уже новое время – вместо того, чтобы двигаться дальше и не повторять своих – и чужих – ошибок.
***
В декабре они приняли решение больше никогда не общаться друг с другом. Это произошло после одного – особенно трепетного – прощания у Лизиного подъезда. Инна тогда всего лишь протянула ладонь и погладила Лизу по щеке. И от этого невинного прикосновения обе словно сошли с ума. Тяжело дышали, глядя в пол, и сжимали руки друг друга. Боялись поднять глаза, боялись сказать хоть слово, и нежно, исступленно, яростно сплетали ладони.
До этого ни одна, ни другая не подозревали, что такие касания по силе эмоций и ярости желания могут превзойти поцелуи, ласки, секс – их руки на безумно долгие минуты зажили отдельно от хозяек. Играли в свою – бесконечно эротическую – игру, сплетались и сжимались порывами, гладили, впивались до легкой боли и отступали назад.
Позже – много позже – Лиза призналась себе, что это было самое эротическое чувство в её жизни. Но тогда это означало конец. Обе понимали, что еще немного – и сдержать себя будет просто невозможно. А этого никак нельзя было допустить.
***
Вода в ванне давно остыла, когда Лиза наконец нашла в себе силы подняться и потянуться за халатом. Пора было собираться и ехать на работу. Мысль об этом приводила её одновременно в восторг и боязливый трепет.
В последние дни между ней и Инной черным флагом витала обреченность. Всего пять недель на долгие прогулки, всего пять недель на молчание в телефонную трубку, всего пять недель на бесконечные разговоры, всего пять недель, после которых они расстанутся навсегда.
В пятый – но на этот раз точно последний – раз.
***
То, первое расставание, Лиза всегда вспоминала с горькой улыбкой. Она не помнила, как нашла в себе силы расцепить ладони и почти бегом рвануться вверх по лестнице. Не помнила, как прямо в одежде упала на диван в гостиной и закрыла глаза, не в силах видеть удивленный Лёшин взгляд. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее, а теплая нежность растекалась по телу порывами страстными и неконтролируемыми.
– Что случилось? – встревожено спросил Алексей. – Лиза… Тебя кто-то обидел?
– Нет, – выдохнула, не открывая глаз, – Лёшка, не сейчас, ладно? Мне нужно… побыть одной.
Муж пожал плечами и покорно ушел на кухню. А Лиза обхватила руками собственные плечи и застонала чуть слышно. В закрытых глазах мелькали картинки – сумасшедшие, сводящие с ума, полные растрепавшихся волос и жарких губ. Полные невинно-яростных прикосновений. Полные сказочной высоты, с которой так чудесно окунаться в омут.
– Нельзя, – в отчаянии прошептала она, – Нельзя, слышишь? Да что ж ты делаешь-то…
Тише. Тише. Еще тише. Несколько глубоких вдохов, помассировать пальцами виски и потереться щеками о ладони, стирая с них жар чужих прикосновений.
Тише. Нельзя. Нельзя. Не правильно.
Звук перематываемого кадра в фотоаппарате. Одна эмоция сменяет другую. Только что – страсть, и тут же – ненависть. К самой себе. И всему миру.
Потому что – нельзя.
Мобильный телефон. Да где же он? Почему в этой дурацкой сумке всегда так много ненужного хлама?
Вот. Нашла. Дрожащими пальцами набрать номер и еще раз судорожно вдохнуть в себя ставший вдруг слишком холодным воздух.
– Да, Лиза.
Нежный, слишком нежный голос. Боже мой, ну почему? Почему ты такая со мной? Почему не жестокая, не властная, почему только со мной – нежная?
Теряется решимость, от головы к сердцу снова растекается пьянящая сладость. Нет, нет! Нельзя! Решила же! Просто скажи! Просто скажи и всё!
– Лиза, что с тобой? – уже встревожено, но всё равно до безумия, до сумасшествия нежно. – Что-то случилось?
– Нам нельзя больше видеться. Слышишь? – слова вырвались из горла с глухим рыданием. – Я не могу так больше. Нельзя…
– Хорошо, – растерялась, смутилась, расстроилась, – Мы не будем больше видеться. Только успокойся, пожалуйста. Прошу тебя. Всё хорошо. Не нервничай. Я уйду из твоей жизни, и ты забудешь обо всем со временем, переболеешь. Лиза… Ты меня слышишь? Прошу тебя, не плачь.
– Я не плачу, – выдохнула, слова дались с трудом, застряли в горле и затруднили дыхание, – Прости меня. Прости.
И повесила трубку.
…Я не могу без тебя. Я не могу без тебя.
