– Как же вы узнали?
– Саня, охранник, сказал.– Понятно… – бармен задумался, потом вдруг, спохватившись, поспешно спросил: – Деньги, сколько я должен?
Обнаров укоризненно посмотрел на него.
– Так бы и дал тебе в ухо…
Грохот музыки внезапно смолк. Разом наступившая тишина непривычно давила. Пары вновь потянулись за столики.
– Позвольте мне угостить вас, Константин Сергеевич. В знак благодарности. У нас есть очень хороший, не дегустированный вами коньяк.
Бармен показал Обнарову бутылку.
Обнаров усмехнулся.
– Потом год работать за него будешь. Лучше угости меня моим любимым. Да и для меня привычнее. Только не свирепствуй. Мне за руль.
Поймав счастливую улыбку бармена, он закурил и, развернувшись вполоборота к залу, без интереса стал рассматривать посетителей: преуспевающие бизнесмены в сопровождении юных дам с обложек глянцевых журналов, балбесы-сынки преуспевающих бизнесменов с такими же спутницами. Кстати, дамы Обнарову всегда казались на одно лицо.
«Как только они их различают?..» – однажды подумал он.
Вдруг его взгляд укололо что-то, как у Есенина, «несказанное, синее, нежное». Он даже слегка вздрогнул от неожиданности. Сердце замерло на половине удара.
«Невероятно…» – перевел дух Обнаров и с интересом стал рассматривать незнакомку.
Она была ни на кого не похожей, она была другой.Наверное, ради таких женщин слагают стихи и сражаются с драконами, наверное, за таких женщин дерутся на дуэлях и идут войной царство на царство. Наверное, ради таких женщин хочется творить, жить, дышать.
Она и ее спутник что-то оживленно обсуждали. Из-за вновь грянувшей музыки Обнаров не смог разобрать слов, но по мимике и жестам было ясно, что зреет конфликт.
Он ее в чем-то убеждал, она никак не соглашалась. Он попытался взять ее за руку, она не позволила. Он подсел к ней, придвинув свой стул к ее стулу, и попытался обнять, она отстранилась и с видом оскорбленной попыталась встать из-за стола и уйти. Он удержал, усадил на место. Стал ее о чем-то умолять, сделавшись беспомощным, жалким. Она какое-то время слушала его, затем недовольно отвернулась. На ее лице теперь не было так шедшей ей улыбки. Весь ее облик теперь был царственно строгим.
– Олежек, скажи-ка, кто это за вторым столиком суетится?
– А-а… Это Никитос. Сыночек Игоря Васильевича Сазонова. Хозяина нашего.
– Козлиная у него повадка. И морда – козлиная. Не находишь?
Бармен улыбнулся.
– Морда у него как раз очень смазливая. А вот сам он – порядочное дерьмо. Редкостное, Константин Сергеевич. Даже не верится, что у Игоря Васильевича такой сын.
Обнаров теперь с интересом смотрел на бармена.
– Расскажи подробнее.
Бармен растерянно пожал плечами.
– А нечего рассказывать. Папке в бизнесе он не помощник, Игорь Васильевич все на себе везет. По стопам отца не пошел, этой осенью в актеры подался. Игорь Васильевич надеется, что, может, там толк будет.
– Что за девушка с ним?
– Не знаю. Раньше не видел. Но если Никитос сюда с девицей пришел, значит, плохи его дела.
– В смысле?
– Не дает, значит. Так он потанцует немного, угостит даму, потом, если дама и подшофе отказала, сюда бежит. Типа коктейли заказывать. Пока я коктейли готовлю, прямо здесь, на стойке, пепельницей толчет припасенную заранее таблетку, кидает порошок в коктейль. Девица выпивает и дико возбуждается. Никитос удаляется с нею в папашкин кабинет, где неплохо проводит время. Нет, без скандалов, конечно, не обходится. Но Сазонов-старший денег даст, конфликт замнет, Никитосу взбучку устроит. Правда, этой взбучки хватает ненадолго.
– Он больной?
– Сами сейчас все увидите.
– Олег, в темпе, две «Глории»!
Из брючного кармана молодой человек достал таблетки, выдавил из упаковки одну и, положив на бумажную салфетку, стал измельчать в порошок бесцеремонно взятой у Обнарова пепельницей.
Опустив пониже козырек бейсболки, Обнаров потянулся к пепельнице и нарочито медленно стал стряхивать в нее пепел.
– Приболели? – участливо осведомился он.
– Клешню убери! – не глядя на Обнарова, потребовал Сазонов, и едва тот убрал руку с сигаретой, продолжил свое занятие.
– Простыли, наверное. Сейчас все простывают. Осень… – не оставлял его в покое Обнаров.
– Да. Простыл. Да… – закивал Сазонов. – Олег, ключи от кабинета дай.
В один из коктейлей он высыпал порошок и, довольный, направился назад, к ожидавшей его за столиком даме. С улыбкой, непринужденно Сазонов подал спутнице «снаряженный» бокал и, сев напротив, стал с жаром что-то говорить. Красавица крутила бокал в руках, без энтузиазма смотрела то на его содержимое, то на Сазонова. Потом, после произнесенного кавалером тоста, она счастливо заулыбалась и степенно, чуть торжественно, понесла бокал ко рту. Улыбка была очень чистой, по-детски доверчивой, от всего сердца.
Обнаров поерзал на стуле, ему стало не по себе, ему вдруг стало стыдно от соучастия.
– Не могу это видеть! – бросил он и сорвался с места.
Выхваченный из ее рук бокал Обнаров выплеснул в лицо оторопевшему от такого поворота событий Сазонову.
– Что смотришь, мажор? Дай по морде! – с вызовом сказал Обнаров.
– Вы ненормальный! Что вы делаете?! – крикнула девушка.
– Тася, заткнись! – рявкнул Сазонов.
Он подлетел к Обнарову, замахнулся, целя в лицо, но Обнаров ловко увернулся от удара, сделал подсечку и потерявший равновесие Сазонов упал в проход к бару.
Обнаров усмехнулся, подбодрил:
– Поднимайся. Поднимайся!
В одно мгновение оказавшись вновь на ногах, Сазонов ринулся к обидчику, но мощный четкий удар в нос опрокинул его навзничь, и Сазонов затих, точно сломанный манекен.
– Помогите же! Люди, что вы смотрите? Помогите! – сквозь грохот музыки кричала спутница Сазонова.
Не обращая более никакого внимания на «мажора», Обнаров бросил коротко: «Мразь!» – и направился к выходу.
– Константин Сергеевич, вам лучше уйти. Побыстрее! – в дверях сказал ему направлявшийся в зал охранник.
На улице Обнаров остановился.
– Черт, где ж я машину-то оставил? – растерянно озираясь по сторонам, сам себя спросил он. – День тяжелейший был, надо же было ночью придурка встретить…
Он достал из кармана пиджака ключи, щелкнул брелоком сигнализации. В конце ряда, у перекрестка, отозвалась черная «Мазда» шестой модели. Обнаров поежился от ледяного порыва ветра, запустил руки в карманы джинсов и по полутемной улочке пошел к машине.
