Хотя чего ее прятать, но мужчины не любят показывать свои слабости, считая их недостатками.
Костик был прав, по Фоминскому мы промчались не останавливаясь, кондиционер работал как зверь, я даже немного замерзла. За рулем он выглядел уверенно, я всегда чувствовала водителя, с мастером я путешествовала не обращая внимания на дорогу, а вот с новичком или истериком не могла расслабиться, и наблюдала за показателями на приборной доске, дорожными знаками, едущими в соседнем ряду автомобилями.
– Холодно? – спросил он, когда я зябко подернула плечиками.
– Ну, есть немного…
– Сейчас кандей выключу, – сказал он, – ты не стесняйся, если чего надо, говори сразу.
Ах, как я уцепилась за эту фразу, надо мне, надо!
– Тогда скажи, зачем вчера ждал меня у дома?
– Поздороваться хотел, по-соседски, – ответил он, чуть сжав пальцы на оплетке руля.
– А если бы я осталась у Ма… – я осеклась, вот чудачка, чуть было не сказала 'Макса', – у мальчика моего?
– Ты же сказала клиент, – напомнил он. – Так клиент или мальчик?
Верткий экземпляр попался, сразу перевел разговор на меня. Но и я за словом в карман не лезу:
– Загляну-ка я в наше свидетельство о браке. Ты не помнишь где оно?
Хорошо я его приложила, сказать нечего, только и пробормотал:
– Где, где…
– Вот именно там, женишок, и опять получается, что разницы тебе никакой, – добила я кавалера.
– Эх, Долли, – недовольно произнес он, – иногда я тебя не понимаю. Ну что ты привязалась – женишок…
– Я привязалась?
– Все, баста. Я привязался, – громко сказал он, прекращая бесмысленную перепалку.
– А то опять сбежишь посреди дороги! И что за привычка такая!
А ведь он прав, слишком резко я принимаю решения, даже не дав развиться ситуации – просто сбегаю! Для журналиста такое поведение – профессиональная смерть. Надо менять отношение, надо быть терпеливее, гибче, управлять ситуацией и людьми, манипулировать, в конце концов.
– Не буду больше, – вдруг выдала я, несказанно удивив Костика.
– Ух, ты, а что случилось? – неповерил он в мое прозрение.
– Буду паинькой, обещаю, – начала я, – только и ты мне обещай, что не будешь знакомиться с моими родителями.
Похоже, знакомство входило в его планы, и мое условие ему не понравилось.
– Это как? – спросил он.
– А вот так, привезешь меня, и поедешь обратно.
– А картошка с грибами? – уцепился за соломинку утопающий Костик.
– Перетопчешься, – буркнула я, но тут же вспомнила о своем зароке. – Ээ… в смысле в следующий раз.
– А я размечтался, сто лет грибочков не ел, да с лучком зажаренных… – он мечтательно вздохнул и хитро посмотрел на меня.
Неожиданно мой организм подал знак, что тоже непрочь отведать жареных грибочков – в животе у меня заурчало.
– Садист ты Костик, я даже не позавтракала, – промолвила я, мне стало неудобно.
– Так и я тоже, – обрадовался он, и посетовал, – а ты меня собираешься в обратный путь отправить голодным.
Ну что ж, ведь я не зверюга какая, путь не близкий.
– Ладно, чай с бутербродами с меня, – согласилась я, – только клянись, что ни одним словом не обмолвишься отцу, чем я занимаюсь.
На что Костик вытаращил глаза, и тихо произнес:
– Да что ж я дурак?
– Ну не знаю, – сказала я, и мысленно пошлепала себя по губам – неисправимая!
Люблю приезжать в гости к родителям, они у меня славные, особенно папка. Мама всегда начинает расспрашивать, журить, закармливать, а вот отец умеет выслушать, не падает в обморок, когда я закуриваю, и уважает мое мнение. Так и говорит: ты взрослая девочка, и лучше меня знаешь, как поступить, но если тебе нужен совет или помощь, то я всегда готов тебе помочь. Вот какой у меня отец! Только одно ему не нравится, что я работаю в желтой газете… Когда я решила заняться журналистикой, он первым одобрил мой выбор, и даже маму заставил поверить в мое журналистское будущее. Но, когда я, закончив филологический факультет, начала работать в нашем мега-холдинге, он был очень разочарован. Хотел, чтобы его дочь стала серьезным журналистом, или корреспондентом, но никак не "желтком", бегающим по городу в погоне за жареными фактами. Меня же работа устраивала, я набиралась профессионального опыта и оттачивала перо на острых статейках о малоизвестной ночной жизни нашего мегаполиса.
Отец идет навстречу, на фоне белой футболки идеально смотрятся загорелое лицо и крепкие плечи, только седины прибавилось в его темной шевелюре.
– Алка! – он широко раскидывает руки и я, как в детстве, бросаюсь ему на грудь.
– Пап, привет, ужасно соскучилась!
Отец целует меня в волосы, и я чувствую себя маленькой девочкой. Но мы не одни, и он первым обращает внимание на чужака.
– Знакомься, это Костя, мой… товарищ, – представляю я спутника.
– Здравствуйте, Константин, – протянул руку отец, – зовут меня Геннадий, отчества не надо.
Костя широко и искренне улыбается, крепко пожимает отцовскую ладонь – знает, как очаровать озабоченного появлением "товарища" родителя.
– Приятно познакомиться.
Обнимая меня за плечи, и шагая по дорожке выложенной терракотовой плиткой, отец повел нас к дому. Вокруг цвели обожаемые мамой кусты роз, одуряюще пахли лилии, жужжали осы над блюдцем с собранной клубникой, забытом на грядке. Вдруг отец остановился, и, внимательно глядя в глаза гостю, спросил:
– Как вы считаете, Константин, то, что она занимается, не побоюсь этого слова, проституцией… это нормально?
Приехали. Часто отец сравнивал мою работу с проституцией, мол, за деньги "желтки" на все готовы, вот и сейчас решил узнать, как товарищ относится к моему труду в мега-холдинге.
Надо отдать должное Константину – со ступором он справился быстро.
– И я ей говорил… молодая, красивая… – дальше у него не пошло, потому, что не знал мой "товарищ", как вывернуться из щекотливой ситуации, а вдруг я ляпну, что он не возражал, и даже предлагал "присмотр".
– Кто же должен, по-твоему, заниматься тем, что противопоказано молодым и красивым? – не удержалась я, собираясь выяснить Костину позицию в этом вопросе.
– То есть ты не против самого явления? Да ты ханжа, мой друг!
– Алла, дело не в возрасте, – вступился за него отец, – но начинать жизненный путь со скользкой дорожки, это слишком. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь.
– Постараюсь, пап, – пообещала я.
Ну вот, первый этап, можно сказать, прошел нормально, еще бы мама восприняла мое появление с мужчиной правильно.
– Пап, мы очень есть хотим, – сказала я, и добавила, – и Константину надо в обратный путь.
Отец удивленно посмотрел на меня, потом на Костю и произнес:
