Он развернулся.
К машине скорой помощи везли носилки, с которых безвольно свешивалась Зойкина крепкая рука.
— Зоя! — рванула к ней Вера.
Кислородная маска прикрывала её лицо. Она была без сознания.
— Видимых повреждений нет. Скорее всего отравление продуктами горения, — сухо прокомментировала врач.
— Зойка, — сжала её руку Вера, глотая слёзы, — ты держись, а. Ты нам нужна!
Каталку подняли в машину. Дверь хлопнула.
Вера заплакала навзрыд.
Сильные родные руки прижали её к себе.
Шёл дождь. В воздухе невыносимо пахло гарью. Они стояли обнявшись. И над чем сейчас Вера плакала больше: над несчастьем, что обрушилось на Зойку или над счастьем, что Марк вернулся — она не могла сказать.
Он рядом, здесь, живой…
Осознание, что он вернулся, обрушилось на неё разом, хоть и так не вовремя. Но нахлынуло, захлестнуло именно сейчас на чужом пепелище. Отозвалось щемящим чувством горькой радости и её, Вериной, найденной потери, согрело теплом его тела и разлилось теплом внутри, но… уже не заполнило ту зияющую пустоту, что осталась в душе, когда он уехал. Не излечило.
Он уехал и увёз с собой её крылья.
Он вернулся. Но для чего ей теперь эти мёртвые обрубки, что остались за спиной.
Вера отстранилась.
— Бедная моя Зоечка, — всхлипнула она и прошептала чуть слышно: — Пожар. Опять пожар.
Но Марк услышал.
— Опять?
— Склады Измайлова тоже подожгли, когда требовали съехать, — вытерла она слёзы. — Но там быстро потушили, отделались лёгким испугом.
Марк задумчиво нахмурился, но ничего не сказал. С той минуты, как они подъехали, он и так был странный. Словно не в себе. Словно глядя на чадящее груды утеплителя и обугленные стропила видел что-то своё. Что-то, что видел только он.
— У неё есть семья? Муж, дети? — тряхнул он головой, словно опомнившись.
Вера покачала головой в ответ.
— Родители?
— Мама с младшей сестрой и её семьёй уехала в Новую Зеландию. А отца давно нет.
— Друг?
— Не знаю. Мы всё собирались с ней посидеть, поболтать. Но за лето так ни разу и не встретились. У неё сезон. У меня работа.
Позади что-то рухнуло. В воздух взметнулся сноп пепла.
Вера закашлялась.
— Пошли отсюда, — потянул её к машине Марк.
— Кошка! — дёрнулась Вера, словно её ударили, и остановилась. — У неё кошка!
— А ключи?
— У соседки. Она меня знает.
— Ну тогда поехали за кошкой, — снова открыл дверь машины Марк.
Глава 9. Марк
Чужие квартиры. Чужой быт. Чужая жизнь.
Сколько раз Марк заходил в дома, которые принадлежали не ему.
Но сейчас, стоя посреди Зойкиной квартиры, заставленной грязными бокалами и пустыми бутылками от вина, заваленной вещами, думал не о том, хотел ли он свой дом. Чистый, уютный, пахнущий свежестью дом, с белыми мраморными полами и развевающимися на ветру занавесками — именно такой дом почему-то всегда возникал у него перед глазами, когда он говорил «мой». Сейчас он думал о том, что люди считают успехом.
Говорила ли себе, падая вечером с бокалом вина в руке на эту кровать со смятым несвежим бельём в захламлённой квартире, поднимая над собой рахитичного котёнка, предприниматель года, владелица двух огромных строительных магазинов, с сайтом и отлаженной доставкой:
— Жизнь удалась!
Пела ли дурным голосом в душе по утрам что-нибудь боевое задорное?
Хрен знает, что там обычно поют миллионеры, собираясь утром на любимую работу.
И когда, оглядываясь назад, люди вдруг понимают, что у них всё прекрасно? Они добились всего, чего хотели. Успеха, денег, любви, счастья. Что да, они где-то там в списках счастливчиков, которых бог поцеловал в задницу.
А если деньги, успех, признание не спасают их от разочарований, горького пьянства в одиночестве и блохастых кошек в друзьях, то зачем это всё?
— Ешь, ешь маленькая, — гладила Вера кошку, что выхватывала из миски куски кошачьего рагу, словно и правда сидела тут неделю голодом. Хотя наверняка хозяйка, уходя утром на работу, её покормила.
Булькая, фонтанчиком лилась вода в электрической кошачьей поилке. Громко тикали настенные часы. В открытое окно доносился шум с дороги, что проходила прямо под окнами. Шум вечного движения, гонки, скоростей.
Марк убрал с сиденья дивана распятую на нём рубашку и сел, держа её в руках. Нет, сначала он положил её рядом, но потом стал искать пульт от телевизора, что висел на стене как раз напротив того места, что он занял, поэтому снова взял её в руку. А когда экран загорелся, просто не успел положить — вошла Вера.
Он поймал себя на том, что готов к отповеди. Белка всегда ругала его за то, что где бы ни оказался, дома, у себя, у неё, в гостях, первым делом включал телевизор.
— Словно тебе самому с собой скучно!
Сейчас бы он ей ответил: «Не скучно. Но чтобы в голову не лезли вот все эти мысли о бренном, о вечном, лучше занять мозги поглощением любого ненавязчивого контента».
Но она уставилась на злополучную рубашку.
Она не просто на неё уставилась. Вера забрала её у Марка и понюхала.
Он выключил телевизор и с недоумением посмотрел на её лицо, ещё в следах слёз, но какое-то озабоченное.
— Ты чего-то не знала о своей лучшей подруге? — спросил Марк.
— Я уверена, что не ей дарила эту рубашку, — расправила она клетчатую фланелевую ткань и встряхнула за плечи.
— Размер явно Зойкин, — может, и неудачно пошутил Марк, но Зойка со школы была девочкой крупной, бойкой, сильной и уверенной в себе.
Глядя на бокалы, правда, теперь он сомневался, а так ли это на самом деле. Но все по-разному снимают стресс, кто-то алкоголем, кто-то сексом, кто-то тисканьем кошки. Стресса на работе у Зои явно хватало. И после того, как Вера достала из прикроватной тумбочки початую коробку презервативов, Марк подумал, что, похоже, Зойка практиковала все доступные способы.
Но Вера на этом не остановилась.
С настойчивостью маньяка она трясла грязные вещи, заглядывала в шкафы и холодильники, один из которых, кстати, был для вина. Добралась даже до ванной. Туда Марк вошёл, когда уже раздался её вопль:
— Вот сука!
Белка сидела у открытой стиральной машинки и двумя пальцами держала за резинку трусы. Мужские.
— Ну, ты сама сказала, что давно с ней не общалась. Возможно, ты знала не всё.
— Похоже, я ничего не знала, — швырнула она шёлковые боксеры на пол и, приняв помощь Марка, встала.
— Это трусы моего мужа, — показала она пальцем на пол, словно там валялась дохлая мышь. — Я нечаянно подпалила их ребром утюга, и они стали натирать ему задницу в том месте. Поэтому я вырезала полоску сплавленной ткани и дырку зашила. — Прошагала до гостиной и снова ткнула пальцем. — Это рубашка моего мужа. Я привезла её с семинара по вертикальному озеленению. Видишь, логотип? — Да, Марк видел что-то вроде дерева с воткнутым в него топором. — Он смеялся, что в ней как дровосек. А я поправляла: как ламбросексуал. Он тогда ещё бороду отрастил. И ему шла эта густая рыжая бородища, но он всё равно её сбрил.
— Рискну предположить, что Зойке она не нравилась?
— Пять баллов за догадливость. Да, Зойке она не нравилась, — выдохнула Вера. Схватила из вазы яблоко. С хрустом откусила. Белка, улыбнулся Марк. Упёрла руки в бока и оглянулась по сторонам.
Всё, что она думала было написано у неё на лице, а может, Марк, добавил от себя, но он прочитал: «И он променял меня на это?!»
Да, по сравнению с чистотой, что была в её квартире, где каждая вещь лежала на своём месте и подходила к остальным, здесь можно было вешать табличку «Городская свалка» и оставлять мешки с мусором — их всё равно никто не заметит.
Марк тоже оглянулся по сторонам. Он никогда не верил в женскую дружбу, но ко всему тому, что он уже успел подумать об успехе, одиночестве и блохастых кошках добавилась ещё одна обнажающая мысль: может, так Зойка лечила чувство вины?
