— Всем привет, — Максим помахал рукой.
— Привет, — раздались голоса с дивана.
Мы подошли ближе, и я увидела перед собой шесть человек: три парня и три девушки, немного необычной наружности.
— Знакомьтесь, это Маша.
Максим положил мне руку на плечо, и я расплылась в довольной улыбке.
— Маша, это Галя, Ксюша, Карина, Никита, Саша и Ренат.
Вокруг меня образовалась странная композиция звуков от одновременно произнесённых «привет, хай и очень приятно». Они подвинулись, уступая нам место, и мы разместились на разных диванах, друг напротив друга.
Следующие два часа были самыми странными в моей жизни. Со мной никто не разговаривал и ни о чем меня не спрашивал, поэтому я сидела молча с глазами по пять рублей. Богема представляла собой людей, которым было за двадцать пять, в странной мешковатой одежде. Они пили дешевое вино из коробок, слушали музыку, в которой не прослеживалась мелодия, обсуждали политику, живопись и труды Канта. Атмосфера напоминала ток-шоу на первом канале, где эксперты собираются для того, чтобы обсудить, что все вокруг виноваты и только они одни знают, как правильно жить. Слова, которые использовала местная элита, мне были не понятны, и значения этих терминов я не знала. Максим сидел с горящими глазами, явно воодушевлённый всем происходящим, постоянно поддакивая Гале, которая мне показалась самой неприятной. Она была высокой брюнеткой с грубыми чертами лица, большим носом и лохматой прической не имеющей формы. Жестами Галя напоминала Ренату Литвинову, но без манерного томного голоса, ее голос был низким с хрипотцой. Любую вещь она произносила с большим апломбом и производила высокомерное впечатление.
Я ждала, когда закончится этот сюр, и мы разойдёмся по домам, жутко хотелось спать и от монотонной музыки у меня заболела голова. Но Максим не спешил уходить, я чувствовала себя собакой, которую привязали к перилам супермаркета, дожидаться своего хозяина.
Когда этот вечер, наконец-то, закончился, и мы вышли из здания, я жадно вдохнула свежий воздух.
— Ну как тебе?
Максим прикурил сигарету.
— Это было странно, — мне не хотелось ему врать.
— Почему? Они очень клёвые, интересные ребята.
— Откуда ты их знаешь? Они выглядят намного старше тебя.
— Галя познакомила. С ней мы знакомы много лет. Она художница. И гений.
Я поежилась от холода и обхватила себя руками. До дома ещё полтора часа пути, которые мне пришлось провести, слушая о гениальности работ Гали и концептуальности ее идей. А потом и про всех остальных участников местной богемы. Впервые в жизни мне захотелось, чтобы Кораблёв заткнулся.
Когда я добралась до дома и залезла в кровать, вдруг поняла, что не такие уж мы с Максимом одинаковые. Все то, что я о нем знаю, только верхушка айсберга. А я плаваю где-то рядом и тону, потому что для меня слишком глубоко и не понятно то, что я сегодня увидела.
Глава 11
Маша, 5 октября
Сегодня очень важный день, в первой половине меня ждали две контрольные работы по физике и геометрии, а вечером конкурс талантов. К урокам я не готовилась, потому что Максим подсадил меня на Виктора Пелевина, и все свои вечера я проводила за чтением. Я жутко волновалась перед выступлением, потому что знала, что оно пройдёт не так как я хочу. Я выбрала песню Кристины Агилеры Hurt, которую тысячу раз исполняла дома. Мне нравилась ее мелодия, она подходила мне по тембру голоса. Я много фантазировала, как я должна быть одета во время выступления, как будут двигаться мои руки, с какой стороны должен падать свет. В моей голове выстраивалась полноценная картинка, я всегда видела этот номер со стороны, как-будто я его режиссирую. И все это невозможно в рамках школьного актового зала. От мысли об этом становилось грустно.
Контрольные я завалила, как и добрая половина нашего класса, поэтому атмосфера вокруг стояла гнетущая.
— Я все жду, когда у тебя проснётся совесть, — Таня смотрела на меня с укором, отложив в сторону булочку, — Ты помнишь, что у тебя есть подруга?
Мне стало стыдно, я действительно очень отдалилась от неё, перестала звонить, писать и обсуждать последние сплетни. Как, впрочем, и от всех остальных, я больше не ходила гулять в компании одноклассников.
— Ты права, обещаю исправиться.
Я поставила на поднос тарелку недоеденного винегрета и виновато посмотрела на неё.
— Мы с Воронцовым уже десять дней встречаемся, а ты и не заметила.
Я не удивилась, но сделала шокированное лицо, хотя всегда знала, что Женька ей нравится, как и она ему. Просто нужно было подождать, когда он перестанет играть в детский сад и сделает первый шаг.
— Я очень за тебя рада, Таня. Прости за мою невнимательность. Может прогуляемся вечером? Я хочу услышать эту историю с самого начала.
В этот момент к нашему столику подошли Воронцов и Зуев, бросили рюкзаки на пол и уселись рядом. Танькины щеки залились краской.
— Маша, ты прекрасна, как всегда.
Зуев расплылся в довольной улыбке, затем демонстративно почесал голову, и я заметила, что короткий ёжик потихоньку начал отрастать. Почему так быстро? Сколько времени прошло с нашего разговора? Я вжалась в стул.
— Что собираешься петь вечером?
Он понял, что его жест не остался без внимания и сидел с видом победителя.
— Песню, — я злостно на него зыркнула.
— Это понятно. Быструю или медленную?
— Зачем тебе?
— Он танец хочет подготовить, будет твоей подтанцовкой — заржал Воронцов, Таня скромно похихикала.
— Готовь медленный танец, Лёша, плавный, горький, обжигающий, чтобы душа горела от печали.
— Вот это ты загнула, — Зуев удивленно на меня уставился, — Похоронный марш что ли?
— Дурачок ты, Лёша, — я встала из-за стола и жестами позвала с собой Таню, — Мне кажется или у тебя волосы немного отрасли? Хочешь гейскую прическу как у Кораблева?
Я ехидно на него посмотрела и хотела, чтобы Воронцов начал гоготать, а Зуев смущаться и оправдываться, чтобы появилась возможность отменить пари. Но вокруг стояла полная тишина и неловкой ситуации не получилось.
— Ага. Отращиваю, — Лёха провёл рукой по волосам, — Ходят слухи, что причёска волшебная, как только челка отрастает до гейской длины, так сразу красивые девчонки бегут тебя целовать.
Он снова довольно заулыбался, а я схватила Таню под руку и потащила подальше от столовой.
— Ты что, пообещала поцеловать Зуева, если он перестанет стричься?
Танька уставилась на меня во все глаза.
— Ничего не спрашивай, — быстро выпалила я и печально вздохнула.
— Совсем долбанулась, подруга.
Танька покрутила пальцем у виска, а потом выразила мне соболезнования.
Лёха
Про то, что скоро буду ходить как петушара, предупредил пацанов сразу же. Правда не сказал, что собираюсь это сделать по доброй воле. Пришлось наврать, что проспорил Машке, а спор- дело святое. Первые несколько дней они бесконечно меня подкалывали, и предупреждали, чтобы я не поворачивался к додику задом, но потом общее внимание переключилось на то, что Воронцов у нас сейчас Ромео.
Машка совсем перестала с нами гулять и больше не ходила к Золотухину, вместо этого она везде таскалась с Кораблевым и на каждой перемене о чем-то с ним шушукалась. Я ужасно по ней скучал. Но она выглядела такой довольной и буквально святилась от счастья, что я не мог на неё злиться.
После разговора в столовой немного расстроился, Машка собирается петь что- то грустное, и я снова не узнаю под какую песню она задорно пляшет перед зеркалом.
У выхода ловлю мелкого пацанёнка за лямки рюкзака:
— Эй, гном, из какого ты класса?
Мальчишка пугливо смотрит на меня снизу-вверх:
— Из второго «Б».
— На концерт сегодня идёте?
— Идём.
— Слушай сюда, дело есть. Последним номером будет выступать Маша Соколовская, красивая русоволосая девочка с красными губами. Мне нужна твоя помощь. У тебя телефон есть?
Гном кивнул.
— Когда начнёт петь, я выключу свет, а ты должен включить фонарик на телефоне и поднять вверх, двигая им под музыку. С меня чупа-чупс. Своих тоже предупреди, все должны быть с фонариками. Я в долгу не останусь.
