Без объяснений. Или же напоминал про непосаженные семь розовых кустов. Он "заботился" о том, чтобы я не стала ленивой и не потеряла свою женскую суть.Хотя я хотела бы посмотреть на людей, которые для Матвея являлись авторитетом. И пообщаться с женами его единомышленников. Своими глазами увидеть тех женщин, которые уже достигли счастья своим служением мужу.
От слова «забота», повторяющегося изо дня в день в уродливо вывернутом контексте, меня начинало потряхивать. А ведь в какой красивый фантик заворачивает настоящее дерьмо?! Ругает меня – значит, заботится о том, чтобы я стала лучше.
Однажды так "позаботился", что меня стошнило. Причем в буквальном смысле слова. И я его возненавидела окончательно.
– Ты что-то совсем тощая стала, как корова старая. Кожа да кости. Совсем не ешь сладкого? Нехорошо. Женщина должна заботиться о своем теле. И меня не балуешь вкусненьким. Сделай –ка торт к моему приходу.
Не чуя подвоха, я соорудила пышное великолепие на жирных сливках. Летала, как пчелка Майя. Может, и правда, сладкое смягчит его!
Встретив мужа, помогла ему раздеться, усадила в кресло, помассировала плечи – это ж почетное право так проявлять свою любовь. Покормила его и поставила чайник на плиту, готовясь подать десерт.
– Ты торт испекла?
– Да, ты же просил.
– Я не нищий, чтобы просить. Я сказал, что нужно сделать, – резко осадил меня он. – Неси.
Принесла. Поставила на стол. Разрезала. Достала блюдца и только собралась положить мужу кусок, как он меня остановил.
– Нет. Сначала сама.
Он поднялся со стула, взял большую тарелку и вывалил туда почти половину торта.
– Ешь! – приказал он. – Не думал, что и в этом вопросе тебя придется контролировать.
Я съела немного и отодвинула тарелку.
– Матвей, давай я чай поставлю. Я ведь для тебя готовила.
– Ты давно не ела сладкого, давай наверстывай. Садись и ешь.
Он стоял рядом, и я послушно глотала, опасаясь, что, если откажусь, то он затолкает этот торт в меня насильно. Хотя сейчас это и было самое настоящее насилие. Слезы катились по щекам, меня уже тошнило, но Матвей крепко держал меня за плечи. У меня появилось странное желание стать гусем, которого откармливают для фуагра. Ему хотя бы через трубку вливают убийственно калорийный корм прямо в желудок, минуя процесс осознания – «не хочу есть».
– Матвей, пожалуйста! – с трудом сдерживая рвотный порыв, взмолилась я. – Я все поняла. Я буду есть сладкое.
Рука мужа разжалась, и я метнулась в туалет, чтобы меня не стошнило прямо здесь.
На тот момент слабо представляла, что вообще когда-то захочу есть.
На помощь пришла беременность. Малышка словно хранила меня от гнева мужа, и я стала есть, как не в себя. Правда, не сладкое.
Я надеялась, что что –то изменится с рождением ребенка, но напрасно. Меня ждало еще большее потрясение. Оказывается, у мужчины нет детей, у него есть женщина, у которой есть дети. И у мужчины есть долг перед богом заботиться о женщине, у которой есть дети.
И когда я родила дочку, она не вызывала у Матвея никаких эмоций, кроме раздражения.
– Долго она орать будет? Что ты за мать, если не можешь утихомирить ребенка? – рявкал он, и я хватала малышку и убегала на улицу, если позволяла погода. Или забивалась в самый дальний угол, если лил дождь.
Я утешала себя, что вот как только Ладушка подрастет, закончатся животики и всякие другие проблемы, и мужу станет интересно общаться с ней.
Но чуда не произошло. И когда я попыталась намекнуть, что дочке отцовского внимания не хватает, получила по полной. Он меня ударил. Вернее, позаботился о том, чтобы из меня дурь вышла, происки демона какого-нибудь.
Иногда я и, правда, думала, что в меня вселилась какая-то сущность, которая поработила и уничтожила мою личность, превратила в бесправное и бессловесное существо. Я была согласна с тем, что женщина должна быть мягче и где-то уступать, но потом сделать так, как нужно. Известно же, что мужчина – это голова, а женщина шея. То, чего нельзя добиться требованием и уль.тиматумом, можно получить обходным путем. Но в моем случае это правило не работало. Муж был головой, но похоже без шеи. Его мое мнение не интересовало, и после того, как он озвучил свое, диалог прекращался, не успев начаться.
Мои надежды на то, что все поправимо, все непременно станет лучше – надо только разобраться, поработать над собой, «начать с себя», "измениться", «осознать, что во всем исключительно моя вина», что «я во всем виновата», «провоцирую его», «не достаточно вдохновляю», потому что я «недоженщина», «недомать», «недохозяйка», никак не оправдывались. Я стала бояться, что вот так просто умру от осознания собственного ничтожества, а моя малышка пропадет, зачахнет с таким отцом. Если он еще не сдаст ее в приют.
Я поняла, что нужно что-то менять. Ради ребенка. И к этой мысли меня подтолкнула одна ситуация.
Мы с Ладушкой приехали в детскую консультацию. Пока я раздевала малышку, рядом оказалась супружеская пара. В отличие от меня, они не тащили ребенка по сугробам на саночках – папа в руках вертел брелок от «мерседеса» с ключом. Я не знаю, чем провинилась мама, но она огребала по полной. И примерно в тех же красках, что и я. Только я дома, без свидетелей, а здесь муж, не стесняясь посторонних, высказывал, какое она «ничтожество недоделанное, раз позволила ребенку заболеть».
Женщина затравленно озиралась и умоляла его прекратить, но папаша не унимался. Было ощущение, что он гордится собой. Девочка шмыгала соплями и жалась к маме.
У меня все оборвалось внутри. Я не хочу, чтоб моя дочь жила в таком же страхе и поэтому начала продумывать планы бегства.
Окончательным пинком стало решение мужа купить корову. Он снова «заботился», чтоб у нас продукты были экологически чистые, свежие. Правда, купленная корова была еще в том состоянии, когда молоко не дает, а только ждет теленочка. Но я успела надорваться с тяжелыми ведрами воды и корма.
