— Эй! Эй, чувак! Снимешь для нас видео? Мы собираемся прикончить это пиво. — Он протягивает мне свой телефон с разбитым экраном, указывая на своего друга — гораздо более низкого парня с лицом, которое испищрено прыщами, — уже стоящего на изготовке с пивом в руке.
— Я уничтожу тебя, Трэвис, — невнятно бормочет его друг.
Рэн вскрикивает, хватая Коротышку за голову и трясет его, как будто его черепушка — это скорлупа, а внутри гремит ядро ореха.
— Да, чувак! Уничтожь его! Ты сделаешь это!
Коротышка слишком пьян, чтобы понять, что Рэн издевается над ним. Он думает, что тот искренне пытается его поддержать, а это чертовски смешно. Я знаю своего друга. Тот скорее выбьет несколько зубов Коротышки правым хуком, чем будет участвовать в таком глупом, мужском дерьме. Однако у нас есть легенда, которую нужно поддерживать, а это означает, что мы должны подыгрывать.
Я могу это сделать.
Рэн может это сделать.
Макс же физически не способен притворяться. Парень не смог бы сыграть убедительно, даже если бы от этого зависела его чертова жизнь. Он растворяется в толпе, бросая нас на произвол судьбы, как бессовестный ублюдок, коим и является.
Я снимаю, как идиоты высасывают пиво из банок, рассеянно задаваясь вопросом, сделали ли они прививки от столбняка.
— Да-а-а-а! Да! Гребаный УБИЙЦА! — Трэвис выигрывает нелепое состязание. Потом швыряет свою раздавленную банку из-под пива на кухонную плитку, запрокидывает голову и воет, как бешеный волк. — Вы двое! Пошли! Выпьем шоты!
С дикими глазами, мысленно протестуя (я слышу, как он кричит в своей голове), Рэн бьет парня в плечо достаточно сильно, чтобы оставить синяк, смеясь при этом, как серийный маньяк. И Коротышка, и Трэвис подверглись нападению моего друга, но ни один из них не настолько проницателен, чтобы понять это.
— Ага! Показывай дорогу, чувак! — орет Рэн. — Чертовы ШОТЫ!
Четыре раунда «Джима Бима» спустя я достиг своей критической точки. Хватаю Рэна сзади за футболку и начинаю пятиться.
— Извините, парни. Нам нужно найти нашего друга. У него расстройство антисоциального поведения. Иначе он пригвоздит кого-нибудь к стене, если мы не будем держать его в узде.
Толпа поглощает нас. Через две секунды мы уже на другой стороне кухни, и наших новых друзей нигде не видно.
— Господи, черт возьми, мне срочно нужен душ, — шиплю я сквозь стиснутые зубы. — Ненавижу это притворное дерьмо. Мне нужно смыть это с себя. Ты заставил меня не любить себя, Джейкоби, а я всегда нравлюсь себе. Это одна из многих вещей, в которых я мастер.
— Прекрати ворчать, чувак. Здесь тебе не твой особняк семнадцатого века в английской сельской местности.
Никто не может выбить из колеи парня, вроде Рэна Джейкоби. Кроме меня, когда я действительно постараюсь. Бросаю на него суровый взгляд, закатывая глаза.
— Тебя когда-нибудь катетеризировали?
— Катетеризировали?
— Да. Когда в дырочку твоего члена втыкают катетер. Это действительно отстой, чувак. Охренительно больно. Вот что я сейчас чувствую. Словно меня обмотали колючей проволокой, и я мочусь бритвенными лезвиями. И это я всего лишь стою на месте. А когда иду, мне кажется, что кто-то пытается засунуть разбитое стекло в мою уретру, используя щетку для бутылок, чтобы реально втиснуть его туда…
— О боже, что с тобой, черт возьми, не так? Прекрати! — Его глаза реально слезятся. — Ты выглядишь как греческий гребаный бог. Мы на вечеринке полной полуголых, пьяных девушек. Лучше найди кого-нибудь, кто поцелует его. Я возьму Пакса и позабочусь обо всем. Будь готов свалить через тридцать минут. — Он растворяется в море извивающихся тел, что прекрасно и в то же время чертовски отстойно.
Люди часто делают предположения обо мне. Думают, что я хороший мальчик. Из-за моего происхождения и воспитания считают, что я джентльмен, но они не могут быть более неправы. Я, дамы и господа, раздолбай. Мне нравится плести интриги и устраивать беспорядок. Нравится поджигать вещи, просто чтобы посмотреть, как они горят. Ничто не сделало бы меня счастливее, чем подняться наверх и присоединиться к парням на следующем уровне хрени, которую они запланировали, но я действительно испытываю серьезную боль.
Поэтому успокаиваю себя тем, что узнаю все подробности, когда вернусь домой. Тем временем я хватаю со столика в коридоре нетронутую бутылку водки и маркер.
— Что, черт возьми, делает этот парень?
Показываю средний палец группе идиотов, которые собрались, чтобы посмотреть, как я работаю, а затем возвращаюсь к делу. Я, конечно, не Пикассо, но отступаю от своего шедевра, когда заканчиваю, чувствуя некоторую гордость за себя. Ученики «Эдмондсона» не единственные, кто любят рисовать члены на вещах, есть еще тот, кто нарисовал на фотографии своего отца жилистое волосатое чудовище, нацеленное прямо в рот придурка.
— Вот так. — Ухмыляясь, перебрасываю маркер через плечо. — Выкуси, ублюдок.
ГЛАВА 6
КЭРРИ
— Ах, черт. Внимание. Там Мара и она направляется сюда.
Мара никогда не пропускает вечеринку, независимо от того, где она проводится. Два горячих парня, Прес и я играли в пиво-понг друг с другом, смеясь себе под нос, когда мою спину омывает ледяной ветер, заставляя меня вздрогнуть. Ветер не настоящий. Это просто холодное настроение Мары.
— Какого черта, Кэрри?
Съежившись, поворачиваюсь и смотрю на девушку. Мара красива. У нее длинные черные, как смоль, волосы, ярко-голубые глаза и невероятно высокие скулы. Она прекрасна так же, как прекрасны лавины и ураганы: впечатляющая и потрясающая на расстоянии, но невероятно опасная вблизи.
Мара была милой пышечкой, когда мы только подружились, ее нос-пуговка и огромные глаза, как в Манге, придавали ей детский вид. Однако два года назад детский жирок девушки сгорел, и черты лица стали угловатыми. Точенными. Ее глаза, когда-то невинные и полные любопытства, стали более хищными. Теперь Мара невероятно привлекательная девушка.
— Ты здесь, а мне даже не написала, — жалуется она.
Я должна была
