дыхание растекается по моим щекам.
Прижимаю ее теснее к члену и начинаю трахать прямо так, через одежду, как одержимый. Уже плевать на все, я теперь ее точно трахну. Трезвую, чтобы запомнила каждую секунду!
Ногти Лены раздирают мне кожу на затылке, она стонет, в сладкой судороге выгибая спину, и копна ее волос накрывает нас спустя несколько секунд, когда она обмякает в моих руках.
Проснулась я оттого, что машина остановилась и хлопнула водительская дверь. Разлепив глаза, увидела, как Мирон вышагивает к моей двери. Походка у него, конечно, класс, несет свои два метра, гордо расправив плечи.
А куда это он меня привез? Это не мой дом! Дверь распахнулась, и койот полез ко мне своим ручищами, намереваясь вытащить.
— Руки убери! Ты куда меня привез? В логово свое? — отталкивая его лапы от себя, сразу накинулась на него.
— Очухалась, маньячка? Выходи. — кивнул мне в сторону крыльца Мирон, гнусно усмехаясь.
Уставилась на вывеску над стеклянными дверями, и до меня дошло, что приволок меня он в клинику Липновых. А что это он обзывается? Я его убить пыталась? Когда бы я успела, если я в машине сразу вырубилась?
— Сама дойдешь? — приобняв меня за талию, прижался к моему боку Мирон, закрывая машину.
Сладко занывший низ живота это совсем не то, что я должна чувствовать, когда он меня обнимает! Как же от него обалденно пахнет! Так и хочется уткнуться носом в его шею!
— Да не трогай ты меня! Тебе лишь потереться своими гениталиями? — рявкнула я так, что у него глаза из орбит полезли.
— Восхищен… твоей наглостью! — присвистнул койот.
— Попрошу отца, чтобы сменил охрану! — возмущалась я, шагая в эту клинику.
— Отлично! — обрадовался гадкий Рон. — Прямо сейчас у тебя будет такая возможность, — задрал он голову наверх.
Проследив, куда он там свои прожекторы направил, я мысленно чертыхнулась. На втором этаже у окна стоял папа и наблюдал, как мы входим в двери клиники.
Предатель! Гнусный, гадкий койот! Сдал меня папе, скотина лесная! Мне бы один фиг досталось, но прямо сейчас я не готова слушать нотации! Думай, Ленточка, думай! Блин, мозг какой-то раскиселенный! Ни одного годного таракана!
— Вы что так долго? Плохо было? — встретил нас в фойе Тоха с Санечкой под мышкой.
— Да как сказать… — хмыкнул Мирон, с подозрительно пылким взглядом скосив на меня глаза. — Кому-то из нас точно было очень хорошо! А мне и сейчас плохо!
На что это он намекает, я тоже не успела сообразить, на всех парах к нам подлетел папа.
— Что на этот раз? Машину отберешь? Кредитку? Или просто в подвале на цепь посадишь? — не дожидаясь, когда он начнет меня отчитывать, сразу перехожу к наказаниям.
Папа нахмурился, молча переводя взгляд на Мирона и Тоху. Парни проявили понимание и ушли куда-то, уводя за собой и Саньку.
— Завтра сама решишь, — сказал папа так устало, что весь мой настрой воевать с ним за свою свободу исчез.
Проторчали мы в клинике еще около часу, но только зря разбудили Джексона.
— Период полураспада короткий, метаболические преобразования… — бубнил сонный врач.
— Короче, Склифосовский! — перебил его папа.
— Промывать желудок смысла уже нет, дадим абсорбенты, теплый чай и спать.
— Тут? — ужаснулась я, ненавижу больницы! Никогда в них не лежала и не собираюсь!
— Дома, — улыбнулся добрый дядька Джексон.
Папа с Джексоном еще болтали, а я смотрела через стекло на охраняющего стену Мирона. Гадкий пес! Пожаловался моему папочке на собственную беспомощность! Подумаешь, выпила немного! Меня даже не тошнило! Поспала часок и вообще нормально себя чувствую!
Ну раз так, то и я пожалуюсь папочке! Борзому! Надо только завтра хорошенько подумать, какое наказание для койота будет самым болезненным!
Попрощавшись с Джексоном, мы молча шли до машины. Папа со мной рядом и предатель позади нас.
— Я отвезу, — подал голос Мирон, когда мы остановились на парковке.
— Да тоже прокачусь с вами, — обернувшись, кивнул папа.
Отправив своего водителя за нами следом, папа уселся со мной на заднее сиденье, разрешив Мирону нас отвезти.
— Дочь, иди сюда, — позвал меня папа, протягивая руку за мою спину, — ты же не глупая у меня, понимаешь, что могло случиться, если бы ребята не успели?
Когда Джексон перестал балаболить на своих терминах, до меня дошло, что мне и Саньке что-то подсыпали в стаканы. И, конечно, тут с папой не поспоришь. Я слышала о таком много раз, но Даня выглядел таким милым и безобидным! Он даже не пытался со мной флиртовать! Просто общался по-дружески!
— Не хочу я тебя наказывать, но как тебя остановить, тоже не знаю, — признался папа.
— Мне двадцать, пап! Я живу в академгородке под тотальным контролем, ты даже на каникулы с друзьями меня не отпускаешь никуда! А с парнем встречаться ты мне к тридцати годам разрешишь или даже не мечтать?
— Это от тебя зависит. Если к тридцати поумнеешь, то можешь мечтать, а пока ты сбегаешь от охраны и вытворяешь черт-те что. Я бы и рад не вмешиваться, но ты только сегодня в очередной раз доказала, что без контроля тебя оставлять нельзя. И что за парень у тебя на уме?
Взгляд койота выжигал мне висок, и уверена, этот гад подслушивал каждое слово, поэтому при нем я не захотела рассказывать папе о Кевине, хотя момент был очень подходящий. Вечно все портит этот гадкий койот!
Конечно, я понимала, что в этот раз вляпалась гораздо серьезнее, чем обычно. И дело не в том, что тут люди хуже, а в том, что в Штатах один маленький проступок будет стоить тебе карьеры. Украдешь на спор батончик шоколада в магазине и можешь забыть о престижной работе, как и об универе. Один привод в полицию, и на твоем будущем жирный крест. Поэтому там все мои шалости в жестких рамках вовсе не из-за запретов папы.
Папа всю дорогу говорил мне, как это безответственно — поступать как хочется, а не как правильно, но я не спорила. Просто испепеляла взглядом глаза Мирона в зеркале заднего вида. Не случилось же ничего страшного, зачем надо было сразу звонить папе?
Для полного моего осознания своих эгоистичных поступков папа проворчал, что у него завтра игра на
