Улыбка Виктора погасла, печаль окутала его.
— Я должна. Ты много чего обо мне не знаешь, я не могу делать все, что захочу, идти куда захочу. — Взяв его за руки, я крепко сжала их. — Все не так просто как хотелось бы. Я нашла тебя, но не хочу снова потерять тебя.
Я открыла рот, чтобы возразить — потребовать, чтобы он забрал меня с собой. Куда бы он ни направлялся, я заслуживала быть рядом с ним.
У меня не было другого выбора.
Я достаточно сильна, чтобы сделать это.
Он будет охранять меня.
Я ему доверяю.
Чтобы доказать это, я повернулась к нему спиной и направилась домой.
Я даже не оглянулась.
Я должна была оглянуться назад.
Я не смогу сделать, что дядя от меня просит. Я не смогу предать его.
Я направилась в сторону своего дома.
Рассвет сделал все возможное, чтобы отодвинуть луну, земля блестела от дождя. К тому времени, как я поднялась на крыльцо, мое сердце превратилось в снежный ком.
Было труднее всего попросить меня остаться.
Я не знала, сможет ли он когда-нибудь простить меня, если я предам его доверие.
Если что-то случится…
Я отрицательно покачала головой.
Ничего не случится.
Мне не следовало возвращаться.
Мне следовало бежать в противоположном направлении.
Я подчинилась, потому что верила своему дяде. У него есть то, что мне нужно.
Мне не следовало доверять ему.
Но другого выбора у меня нет.
Я чувствовала, как от напряжения сжимается желудок. Руки вспотели, про себя я молилась, чтобы все прошло нормально.
Я вошла в дом, отключив сигнализацию. Я любила этот момент. Входя в дом, я с удовольствием рассматривала со вкусом декорированные комнаты, их чистый и свежий запах, смешанный со сладостью ароматической смеси.
Я закрыла дверь и заперла замок одним движением. Я была так растеряна, что не сразу зажгла свет. И в следующий момент она замерла в темноте, поскольку почувствовала, что не одна в доме.
Я услышала щелчок, когда он включил лампу в холле:
— Ну и где ты была? — спросил дядя, своим громким, глубоким голосом. Я вся покрылась мурашками, пока он говорил.
— Мне же не пять, я хожу там где я хочу.
— Интересно. Ты живёшь в моем доме, я тебя все время кормил и поил. Ты должна благодарить меня. А теперь отвечай, где ты была? — закричал он.
Я вздрогнула от его тона, пытаясь предугадать, что он сделает, ударит меня или что нибудь похуже.
— Я была с другом. Ты его не знаешь.
Он хмуро посмотрел на меня и повернулся к тумбе, которая была возле его кресла, сложив вместе руки и слегка покусывая нижнюю губу он рассматривал то, что на ней лежало.
— Друг. Не знаю… — шептал он. Он схватил бумажки и кинул их в меня. — Вот этот ублюдок твой друг? Вот с ним ты всю ночь провела? — Мои глаза сначала обратились к моему дяде, потом на бумажки возле моих ног. Это были мои рисунки, а точнее лицо Виктора, которого я рисовала много и много раз.
— Ты их взял у меня из комнаты!
Дядя вскочил со своего стула.
— Черт возьми! Виктория, ты глупая маленькая сучка! — прорычал он и, схватив меня за руку, грубо отпихнул. Моя спина вдруг ударилась о стену, я почувствовала боль и закусила губу, чтобы не заплакать. Слезы сделают только хуже, он ненавидел слезы, говорил, что плачут только слабаки. В его глазах был гнев и жестокость, он занес руку, презрительно глядя на меня. Я задержала дыхание, ожидая удара. Я знала, что ничего не могу сделать, кроме как молча принять удар. Он размахнулся и залепил мне пощечину.
Всему рано или поздно приходит конец, так же случилось и со мной, когда он показал, кем я именно была для него. Мое сердце начало изнывать от боли, когда я поняла, какая жизнь у меня. Иногда он был заботливым и нежным, а в следующую минуту становился жестоким и относился ко мне как к какой-то грязи.
Непробиваемой. Бесчувственной. Вот какой я хочу быть. Это ломает меня и с каждым разом все сильнее. И в один из таких дней я сбегу, оставив все это дерьмо позади. Если бы только не моя гребенная зависимость узнать своих настоящих родителей. Если бы только я не хотела этого больше, чем свою свободу.
Мои колени сильно дрожали поэтому, я не была уверенна, что смогу стоять.
— Ты никогда, слышишь, никогда не сможешь быть счастлива пока я тебя не разрешу. Ты будешь делать все, что я тебе скажу.
— Не буду. Я больше не буду тебя слушать. — шепотом сказала я и отвернулась.
— Не смей отворачиваться от меня. — Его рука схватила меня за горло, и он сжал его, таким образом, доказывая свою власть. — Ты будешь меня слушать, иначе ты никогда не узнаешь о своих родителей. Я сделал все, чтобы они тебя не нашли. Ты обязана мне жизнью.
— Почему я?
— Я хочу мести за своего брата. Я хочу каждого уничтожить, кто виновен в его смерти. И первый будет твой друг. Говори ты все сделаешь? — его терпение было на грани.
Я покачала головой.
— Н… нет. Я не смогу.
Быстрым движением, дядя сунул руку за спину и вытащил из-за пояса пистолет.
Я знала, что он был там. Я видела, как он блестел, как черная смерть. Он подошёл к креслу и грузно в него уселся. Его челюсти были стиснуты, глаза сужены. И кармана своей рубашки он достал фотографию. На ней были изображены трое, как мне показалось это была семейная фотография.
— Выбирай. — в руке он держал пистолет и демонстративно, с грохотом положил на стол. — Твои родители или парень.
Я мельком взглянув на фотографию я увидела совсем немного. Не цветное. Только черное и белое.
Мой разум упорно обрабатывал информацию, поглощая шумы и приходя к диким выводам о том, что происходило передо мной. Перед мной стоял непростой выбор.
Я хотела получить ответы, но не хотела показывать свою слабость. Если я не буду подталкивать, сколько я смогу узнать из его оговорок и случайно проскальзывающих фраз?
Почему я не могу вспомнить?
Мой живот ныл от боли, от горя — потеряв последнее, что я не могла вспомнить. Это намного больнее, чем что-либо.
11
®Виктория
В доме было необычайно холодно, когда я тихонько спускалась по лестнице вниз. Было темно, и лишь свечение от сине-красных лампочек, мигающих за окном, освещало мой путь. Я остановилась в лестничном пролете, моя хватка усилилась на перилах, холодок прошелся по коже, вызвав мурашки.
Я знала, что так будет, — предвидела и боялась, — но мое дыхание все равно учащается из-за осознания того, что я в ловушке.
Я так боялась этого дня, тайно надеясь, что мне достанется другой выбор, но где я сейчас и что я делаю?
То сжимаю, то разжимаю; то вновь сжимаю, то снова разжимаю кулаки. Проходят секунды. Или минуты? Я стояла и смотрела на Виктора. Я снова забралась к нему в комнату через балконную дверь.
Приросла к месту, не двигаясь вообще. Он не знал, что я была у него дома. Даже не догадывался о причине моего прихода.
Он стоит боком, спина прямая, уголки рта приподняты вверх, словно он думал о чем то прекрасном.
Я жадно впитываю каждую деталь, связанную с ним. И вдруг происходит нечто странное: он поворачивает голову. Всего лишь плавный поворот, и я чувствую, что его внимание приковано ко мне. Вот я обнаружена. Разоблачена. Он понимает, что я не такая прежняя какая была раньше.
Мое сердце бешено колотится.
Я хочу, чтобы он отвернулся. Он занимает слишком много пространства. Такое чувство будто он вдыхает столько кислорода, сколько могло бы хватить на двенадцать человек, и при этом не оставляет ничего для меня. Жар, исходящий от него, прогоняет холод, которым окружена я.
Сегодня он выглядел таким невероятно горячим, в красиво сидящих синих джинсах и белой рубашке с коротким рукавом, которая низко была расстёгнута. Она обнажала его горло и часть изведанной мною невероятной груди, которая была скрыта под тканью. Заставив себя поднять взгляд обратно к его лицу, я проглотила желание, которое поднималось у меня в горле. Его волосы, как обычно, были в совершенстве уложены. Лицо было безупречно, а прекрасные полные губы так и заставляли хотеть дотянуться до них пальцами и проследить по ним. Воздух покинул мое тело одним долгим, нуждающимся вздохом.
