— А что такое? — глумится Ран. — Обиделся из-за того, что не дала?
Если бы он знал. Эх, если бы он только знал истинную причину моей неприязни к Грановской, то точно бы не веселился. Потому что это ни черта не весело. Скорее — трагично.
— Ситуация в клубе — полбеды, — выдаю мрачно. — Как выяснилось, она и есть тот прицеп, который папина гадюка притащила в наш дом.
Недоверчивый взгляд Измайлова фокусируется на мне. Друг явно не догоняет, шучу я или говорю всерьез.
— Чего уставился? — усмехаюсь. — Да-да, моя сводная сестрица-тупица собственной персоной.
— Гонишь, — тянет с сомнением.
Я закатываю глаза, и он наконец понимает, что это ни хрена не стеб.
— Ема-а, — друг закусывает кулак, а его тело сотрясается в беззвучном хохоте. — А как так вышло-то? Ну, что она еще и в нашем универе учится?
— А ты догадайся. Очевидно, мой папашка в попытке выслужиться перед своей кралей пристроил ее дочурку в престижный ВУЗ. На что только ни пойдешь ради большой любви, мать ее за ногу, — отвечаю с досадой.
— Это все понятно, но… Мехмат? — в лице друга читается недоумение. — Она что, камикадзе?
Да уж. Меня самого до сих пор мучает этот вопрос. Зачем пихать пустоголовую блондинку на одну из самых сложных специальностей в университете? Теория чисел, дискретная математика, механика сплошных сред — да она же после первого семестра взвоет! Ведь можно же было определить Грановскую на какой-нибудь туризм или на экономфак, как сделали родители Ланской. Смысл от этого бы не поменялся, а учиться было бы легче.
Хотя… Возможно, сестрица вообще не планирует учиться? Может себе позволить. Денег-то у моего отца куры не клюют.
— Черт знает, — пожимаю плечами. — История с ее поступлением какая-то мутная…
— М-да, — Ран почесывает подбородок, а затем насмешливо добавляет. — Зато теперь у тебя снова есть шанс трахнуть эту малышку.
— Ты укурился, что ли? Нафиг она мне упала! Дура отбитая.
— А че сразу дура-то? — никак не угомонится этот олень. — Добрее надо быть, Алаев, добрее.
— Доброта хуже воровства, — ворчу я, распахивая тетрадь и хватаясь за ручку.
Препод наконец соизволил перейти к теме лекции.
— Нет, а серьезно? Чего ты на нее так взъелся? — полушепотом продолжает Измайлов. — Я бы за такую сводную сестренку душу дьяволу продал.
— У тебя нет души, — напоминаю. — Так что продавать было бы нечего.
— Это уже детали, — отмахивается Ран. — Суть в том, что на твоем месте я бы воспользовался ситуацией в своих целях. Она ведь зацепила тебя в клубе? Да не отнекивайся, Тим, зацепила, — заметив мой недовольный взгляд, он быстро пресекает возможные возражения. — И ваше внезапно выявившееся «родство», — изображает в воздухе кавычки, — не сделало ее менее сексапильной. Ну, признай, Тим?
Набираю воздух в легкие и шумно выпускаю его через нос. Я понимаю, о чем толкует Ран. Он смотрит на ситуацию с точки зрения возможностей. Раньше и я рассуждал точно так же. Однако в случае с Грановской все как-то иначе…
Не знаю точно, в чем причина, но у меня не получается абстрагироваться от эмоций и воспринимать Леру просто как красивое тело. Она адски, прямо до белых кругов перед глазами меня бесит. Так сильно, что, если бы не уголовный кодекс, я бы с удовольствием сомкнул пальцы на ее тонкой белой шее. До хруста, до кровавых синяков на нежной коже.
Возможно, глупо ненавидеть человека, которого знаешь чуть больше недели, но почему-то именно это я и испытываю. Ненавижу Грановскую. Она видится мне олицетворением, всего, что когда-то разрушило мой покой: отцовского предательства, женского коварства и хищной корысти.
Знаете, иногда мне кажется, что именно батя своими нескончаемыми изменами подкосил здоровье матери. Что он доконал ее. Что именно из-за него за считанные месяцы она превратилась в бледную тень некогда цветущей женщины.
Отец не любил маму и искал эмоций на стороне. А потом встретил гадюку Елизавету и, по его словам, обрел счастье. Мне мерзко осознавать, что рядом с этой смазливой фурией отец светится, словно долбаная рождественская елка.
Так, как никогда не светился рядом с мамой.
А Лера… Лера стала последним гвоздем в гробу моего душевного равновесия. Поначалу я не знал, что Елизаветы есть дети, и смириться с ее появлением в жизни отца было как-то проще. Ну подумаешь, какая-то ушлая баба. Ну подумаешь, трахает он ее. Я мальчик большой, меня подобным не удивишь.
Но потом началась настоящая жесть: громкие и максимально нелепые заявления о любви, скоропалительная свадьба и, как итог, переезд двух пронырливых куриц в дом, где еще совсем недавно жила моя мама.
Единственный человек в этом бездушном, насквозь прогнившем мире, которым я по-настоящему дорожил.
И если к присутствию Елизаветы я более-менее привык, то ее зараза-дочь до сих пор костью стоит поперек глотки. Наблюдать за тем, как отец сюсюкается с этой тупоголовой нахлебницей, откровенно тошно. Лера — умница, Лера — красавица, Лера такая примерная девочка… Тьфу, блин. Как вспомню, так передергивает.
У старика словно случился внезапный приступ отцовской заботы. Только вот забота эта направлена отнюдь не на меня. Не на родного сына, а на какую-то левую девку, которую он знает без году неделю. Это вообще нормально?
Нет, серьезно, за все восемнадцать лет жизни я не могу припомнить ни одного случая, чтобы отец разговаривал со мной так же, как с ней: мягко, участливо, на равных. Я даже не подозревал, что он так умеет! Но стоило Лере-мегере появиться на пороге нашего дома, как батя отчебучил перевоплощение века: из бесчувственного деспота превратился в любящего папочку. Всего за несколько недель!
Магия, ей-богу.
Я, конечно, допускаю, что он просто повелся на ее огромные невинные глаза олененка Бемби, но… Черт возьми! Это же так несправедливо! С чего он взял, что ей его поддержка нужнее, чем мне? Почему решил, что она лучше?
Я знаю, что с точки зрения родителя не являю собой идеал ребенка, но все же и конченным ушлепком меня не назовешь. Учился всегда нормально, на наркоту и алкоголь не налегал, в ВУЗ сам поступил. Не так уж и паршиво, согласитесь? Или здесь работает какая-то другая формула? Типа ребенок любимой женщины априори хороший, а нелюбимой… Ну, вы сами понимаете.
Он ведь и в дом меня обратно затащил только потому, что хотел своим ненаглядным гарпиям угодить. Мол, смотрите, девочки, вот мой сын, и он тоже в восторге от ваших милых мордашек. Сейчас мы заживем одной большой дружной семьей и будем безгранично счастливы.
Приторно до дрожи. Того и гляди, жопа слипнется.
Интересно, отцу самому от этого паршивого спектакля не противно? Или он думает, я настолько имбецил, что не способен отличить реальность от постановки?
— Меня от Грановской воротит, — чеканю твердо, чтобы Ран наконец понял. — На физическом уровне ее не переношу.
Пару секунд друг сверлит меня задумчивым взором, а затем кивает. Кажется, до него наконец доходит, что эта придурочная лупоглазка неимоверно меня злит.
— Ну раз такой расклад, может, поиграем с девочкой? Помучаем ее немного? — во взгляде Измайлова загорается недоброе пламя. — Обидно, когда такая красивая игрушка пропадает.
— Продолжай.
Не хочется признаваться, но его идея мне нравится. Я бы с радостью посмотрел, как огромные глаза Леры наполняются слезами. Наверняка это потрясающе красивое зрелище.
— Ничего такого, просто невинная шалость, — он откидывается на спинку скамьи и хищно ухмыляется. — Но, думаю, будет весело.
Глава 13
Лера
Странно это осознавать, но мы с мамой теперь вроде как богаты. Ведь родительница — официальная жена Анвара Эльдаровича, а он — самый что ни на есть олигарх. Но я, если честно, до сих пор никак не привыкну к подобному раскладу дел.
Всю сознательную жизнь я провела в относительной скромности. Ну то есть как? Деньги у нас всегда были: и на вкусняшки, и на красивые шмотки из масс-маркета, и на поездки раз в год в Турцию. Мама зарабатывала нормально. Мы жили не хуже, чем другие. Небогато, конечно. Но и нужды не знали.
