везу ее к Павлову в офис, хоть она того и не знает. Не проехав половину пути, как на телефон поступает звонок. А вот и сам Павлов.
Кидаю предостерегательный взгляд на девчонку, про себя молясь, чтобы она молчала, и принимаю вызов.
— Слушаю.
— Твое время истекает, Зорин, — кидает. — Если моя дочь не будет через полчаса у меня, можешь начинать себе рыть могилу.
— Свою дочь тебе лучше держать на коротком поводке, — не раскрываю сразу все карты, чувствуя нутром подвох.
— Ублюдок, — шипит и сбрасывает. — До двенадцати жду на пороге.
Он не сомневается. Сомневаться не в стиле Павлова. Он считает себя слишком крупной шишкой, чтобы допустить саму мысль о том, что пойдет не по его плану. И его дочь ему под стать. Капризная маленькая девочка. Ко всему прочему не шибко смекалистая, ведь до нее доходит уже тогда, когда я нажимаю «отбой».
— Это отец?
— Пора вернуть тебя домой, принцесса, — решаю, что с нее достаточно на сегодня стрессов. Однако она не выдыхает, напротив резко вдыхает воздух в легкие, неестественно выпрямляя спину. Напряжение от нее исходит волнами, будто она не знает, где ей хуже здесь или дома. Не то чтобы, меня это волнует…
Следом я получаю еще один звонок. На сей раз Мурчик. Никак папаша очнулся.
Я не беру, но когда он звонит еще раз, что-то во мне щелкает. Мурчик редко звонит своим сыновьям, еще реже несколько раз подряд, считая, что в этом нет необходимости. Неувязочка выходит…
Я пару секунд в смятении задерживаю палец над панелью экрана, но после все же принимаю звонок.
— Ты уже отдал девчонку? — его голос встревожен, вдруг осознаю я.
— Нет.
— Не думай, что Павлов тебе это просто так спустит.
— Но он ведь не дурак, знает, что я здесь не при чем, — честно отвечаю.
— Зато он знает, что я здесь «при чем». Не дури, сын. Гони обратно.
Я в дерьме!
Сбрасываю звонок, резко тормозя. Откидываюсь на сиденье, осознавая, что всего в паре кварталов от офиса Павлова, что уже наверняка устроил мне засаду. Даже если я не захочу, меня заставят подписать документы. Отдать землю. Но я не могу. Не сейчас. Не так, даже достойно не поборовшись. Так даже проиграть стыдно. По дурости.
Отец прав. Павлов не мне не простит, а ему. Он наивно полагает, что для Мурчика сыновья его слабость.…
Трижды ха! Если бы… Он же нами прикрывается, старый лис! Играет в игры с Павловым, выдавая себя за страдающего отца, что печется о своих детях.
Я не готов пока отдать то, что по праву принадлежит мне. Я еще поборюсь. Поэтому, принимаю единственное верное решение.
Вновь завожу тачку, разворачиваюсь и гоню совсем в противоположную сторону, не обращая внимание на шокированную рядом девчонку.
Соня
Мы едем в другую сторону, понимаю я. Хотя еще секунду назад, я бы уверена, что мы почти возле офиса папы.
Что произошло? Почему мы развернулись? Что такого было в этом телефонном разговоре, что Демьян, кажется, стал еще озлобленнее и раздраженее.
Тролль! Злой, хмурый, противный тролль!
— Ты же сказал, что меня возвращаешь, — несмело произношу, когда мы выезжаем на трассу за город. В ответ — тишина.
Это реальный повод для беспокойства. Он же неадекватный психопат! С него станется закопать меня в лесочке, перед этим воспользовавшись мной. Вон, какая харя набитая! Поди, каждую неделю девок портит. Сперва запугивает, потом играет в «рыцаря», а затем в кусты и делает свое грязное дело.
Моя неугомонная фантазия разгоняется на той же скорости, что и машина. Меня не по детски несет, и я накручиваю себя до такой степени, что мысленно уже со всеми прощаюсь.
Прости, Варька, что так и не оценила твой новый рецепт, а еще мне, похоже, не доведется поплясать на твоей свадьбе и стребовать с Морозова выкуп. Прости, Улька, что так и не успела тебе отдать то платье, при виде которого ты закапала слюной мой ковер в гардеробной. Прости, Дунька, что так и не поладила с Беловым. Папочка прости, что не оправдала твоих надежд. Борис Михайлович… Боренька… Шиш тебе, а не мое тело. Уж пусть лучше этот псих, чем старый пердун.
Забавно, что выбор у меня невелик. То ли в койку к старому извращенцу, то ли в кусты с просто извращенцем. Эх, Володька Селезнев! Говорил ты мне на выпускном про любовь, жаль, что не повелась…
Меня трясет, распирает от неуместного истерического хохота. Тело обдает жаром и холодом одновременно, и я хохочу, утыкаюсь лицом в колени и некрасиво, прерывисто, икая, хохочу.
Не знаю, что на этот счет думает Демьян, но меня и не волнует. Я в растерянности, неизвестно где, неизвестно с кем и везут меня непонятно куда. Что мне остается?!
— Успокойся, — опускается на мое плечо тяжелая рука, которую я тотчас же сбрасываю. — Успокойся, я говорю, — грубо встряхивает меня, но я, точно ужаленная, отлетаю к двери, ударяясь головой о ручку. Подбираю под себя ноги, сворачиваясь в клубочек, пытаясь себя защитить. Так себе защита, я вам скажу.
— Чехлы мне потом постираешь, — замечает, что я с обувью залезла на сиденье. Он замолкает на некоторое время. Стучит нервно пальцами по коробке передач, вздыхает и обороняет, — ну хочешь ныть — ной. Меньше пописаешь, останавливаться не придется. Дорога у нас долгая.
Только сейчас замечаю, что уже плачу. Слезы текут по щекам настоящие, а не фальшивые. Горячие и соленые, глаза щиплет, а сама я тихо всхлипываю.
— К-какая д-дорога? — выжимаю из себя, рукавами размазывая по щекам слезы.
— Долгая.
— Ты издеваешься надо мной?!
— Планы поменялись, принцесса, — ухмыляется. Его «принцесса» отнюдь не уменьшительно-ласковое, скорее насмешка и оскорбление. — Скажи спасибо своему папочке. А точно, — щелкает пальцами, — ты ж не можешь. Будешь себя вести хорошо, и все будет в порядке. Дам тебе совет: не выводи меня из себя, девочка, и я тебя не выкину посреди леса.
Какого еще леса?
Оглядываюсь по сторонам. В окнах вижу нечеткие очертания лысых деревьев по сторонам от трассы. Кругом ни единой души, и даже машины не едут на встречу. Мы где-то позади оставили наш город, но все еще в области.
Двадцать третий километр гласит табличка на трассе, мимо которой мы пролетаем мимо. Счет пошел двадцать четвертому…
Впервые
