– Вы замечательно подобрали контраст между цветами, – сказал Тейт, шумно жуя конфету. – Что вы хотели выразить?
Макс запрокинул голову, разглядывая собственное творение. После беседы с Эллиотом об уходе Лиззи ему отчаянно захотелось отправиться в художественный класс и что-то нарисовать.
– Сам не знаю, что я тут наворотил, – признался Макс, разглядывая диагональные красные и оранжевые мазки. – И не надо задавать мне глупые вопросы.
– Согласен, не надо, – улыбнулся Тейт. – Я вместе с вами ломаю голову, только и всего.
Часть конфеты не помещалась у Тейта во рту. Продолжая наслаждаться этой странной сластью, Тейт направился к другому пациенту. Макс улыбнулся ему вслед. Живописи Тейт его не научит, но с этим парнем не соскучишься.
Групповые сеансы, беседы с Эллиотом, рисование… Все это благотворно влияло на состояние Макса, но он упускал из виду один очень существенный момент: пройдет какое-то время, и маятник качнется в обратную сторону. Рождественское убранство, обильная праздничная еда, веселая музыка, наконец, трогательные подарки (реабилитационный центр преподнес ему коробку шоколадных конфет и носки). Макс впервые за долгие годы наслаждался праздником, пусть и вдали от дома и друзей.
Словом, эта теплая атмосфера, эта обстановка милой сентиментальности и любви к младенцу Иисусу и всем, кто тебя окружает, сослужили Максу плохую службу.
Почему? Да потому, что Макс О’Хейр как был, так и остался внутри пессимистом. Вырываясь на поверхность, его пессимизм превращался почти в болезнь. Но дни складывались в недели. Макс привык к обстановке реабилитационного центра. Ему стало казаться, что он действительно движется по пути освобождения от пагубной зависимости. Его мысли больше не управлялись гневом и душевными терзаниями. Тяга к кокаину, прежде не оставлявшая его ни на час, тоже отступила на задний план и стала чем-то похожей на зудение комаров над головой.
Какой же он был дурак! То, что он считал оставшимся далеко позади, однажды вернулось. Маятник качнулся в обратную сторону.
Макса снова все начало раздражать. Например, снисходительно-покровительственное выражение лица Эллиота. Нечего на него так смотреть! Пару недель назад он бы и внимания не обратил, однако сейчас это его всерьез бесило. Макс не понимал, что́ выбивало его из колеи, заставляя раздражаться по незначительным поводам, а то и просто без всякого повода. Макс пробовал перенаправить свою злость на тренажеры спортзала. Тренер пока ограничился лишь настороженными взглядами, однако Макс понял: еще один такой всплеск – и в спортзал его больше не пустят. Тогда он решил измотать себя на беговой дорожке. Макс бежал, пока не свалился от усталости. А раздражение не исчезало.
– Вы сегодня звонили по телефону, – сказал Эллиот, отхлебывая из своей неизменной кружки. – Кому, если не секрет?
– Картеру, – ответил Макс, развалившись на стуле и шумно выдохнув.
– Прекрасно, – улыбнулся Эллиот. – И как он?
Макс скрипнул зубами:
– Помолвлен.
Это слово вылетело из него, как револьверная пуля. Макс вдруг почувствовал себя уязвленным. Он завидовал Картеру и злился на лучшего друга.
– Он, черт бы его побрал… помолвлен.
Макс тер пальцами лоб, ненавидя это слово и собственный эгоизм.
Эллиот поставил кружку на столик. Звук рикошетом ударил Максу по мозгам. По его усталым, запутавшимся мозгам. Долбаный Картер! Впервые за месяц пребывания здесь Максу отчаянно захотелось втянуть в себя дорожку кокса.
Нет, не одну, целых три дорожки.
И бутылку мексиканской текилы «Патрон», которую бы держала женщина с длинными ногами, большими сиськами и без каких-либо моральных принципов.
Максу отчаянно захотелось жаркого, потного, подхлестнутого кокаином секса. Эта встряска мигом прочистила бы ему мозги.
– Вы сердитесь, – сказал Эллиот.
И это не было вопросом.
– Да, – мгновенно огрызнулся Макс, не успев подумать. – То есть… нет. Я сам не понимаю, что со мной.
Здесь он сказал чистую правду. Голова его напоминала приемник, одновременно принимающий полтора десятка станций.
Макс вскочил со стула, подошел к окну, выходящему в заснеженный сад. Снег красиво искрился на послеполуденном солнце. В этом году оттепелей не было, и повсюду лежал густой белый покров. Макс закрыл глаза, уткнувшись лбом в холодное стекло. Они с Картером неплохо поговорили. Новость ошеломила и разозлила Макса, однако он сумел скрыть свои чувства. Как хороший мальчик, он поблагодарил за рождественский подарок. Поговорили еще о разных пустяках. Пошутили над желанием Райли устроить мальчишник. Картер говорил спокойно и непринужденно. Максу непринужденность приходилось изображать, скрывая напряжение.
– Даже не знаю, почему мне вдруг стало так паршиво. Словами не опишешь.
Пружина внутри закручивалась все сильнее, угрожая лопнуть.
– Я понимаю, – тихо ответил Эллиот.
– Вы? – с вызовом переспросил Макс, поворачиваясь к психотерапевту. – Понимаете?
– Конечно. Картер – ваш лучший друг. Вы с ним знакомы чуть ли не двадцать лет. Вы вместе проходили через труднейшие жизненные испытания, а теперь… Вы чувствуете: его жизнь движется вперед, а ваша топчется на месте.
Макс даже заморгал. Чертов док! Попал в точку.
– Но вы, Макс, вовсе не топчетесь на месте, – тоном проповедника заявил Эллиот. – За последние две недели вы заметно изменились в лучшую сторону. Начали раскрываться.
– Сам я этого не ощущаю. – Макс засунул руки в карманы. Потом вздохнул и вернулся на стул. Молчание Эллиота было хуже упреков. Макс попытался спрятаться под капюшоном. – Я искренне хочу, чтобы Картер был счастлив, – наконец признался Макс, впиваясь ногтем в кожицу ногтя на другой руке. – Вряд ли кто-то заслуживает счастья больше, чем он.
– И на ком он женится?
– На Кэт. Они познакомились, когда он сидел в Артур-Килле. Хотя на самом деле они впервые встретились намного раньше. Долго рассказывать. Скажу лишь, что Макс спас ей жизнь, когда ему было одиннадцать. – Он невесело рассмеялся. – Картер трясется над нею как ненормальный. Пылинки сдувает.
– Так было и у вас с Лиззи.
Макс дернулся, но больше по привычке. Упоминание о Лиззи уже не вызывало в нем прежней боли.
– Да, можно сказать и так.
– И в этом вся проблема. – Эллиот подался вперед.
– Наверное, – признался Макс.
Быть может, он просто завидует Картеру, нашедшему то, чего так недостает ему самому. Может, в нем прорвалась злость. Картер сейчас живет полноценной жизнью, а он заперт в этой комфортабельной клетке. Или же Макс О’Хейр – просто законченный эгоист, неспособный быть благодарным человеку, столько раз выручавшему его из разных передряг. И мотать за него срок в Артур-Килл отправился не кто-нибудь, а все тот же Картер.