до утра. Павел Борисович капельницы отменил. Посмотрим, как она будет себя чувствовать без них. Завтра с утра я вновь приеду, так как она еще очень слаба и напугана.
Киваю, поднимаюсь и выхожу из-за стола. Приобняв женщину за плечи, иду с ней на выход. Слишком официальный тон, наталкивает на мысль, что она злится.
— Спасибо, Нина Николаевна, вы незаменимый помощник. Кстати, вы сменили прическу? Вам очень идет, — подаю локоть, и мы спускаемся по лестнице.
— Вот уж дамский угодник, — с плохо скрываемой улыбкой произносит Нина Николаевна.
Помогаю надеть даме легкий кардиган, так как на улицу опустились сумерки и ощутимо похолодало. Выходим на крыльцо. Даю знак парням подать машину.
— Макар… — решившись, зовет меня.
— Да?
— Это правда, что она сказала?
Вот что не дает ей покоя.
— Правда, — отвечаю, переводя взгляд на двор.
После недолгого молчания Нина Николаевна обходит меня и останавливается напротив, сверля недовольным взглядом.
— Я не желаю выяснять причину крайне досадного факта, что ты поступил как мерзавец. Спрошу лишь одно: собираешься ли ты ее и дальше обижать?
— Не собираюсь и не обижу, — отвечаю честно, глядя в метающие молнии зеленые глаза. — Сейчас я не могу отпустить ее, на это есть свои причины. Как только всё решится, обещаю вам, она покинет этот дом целой и невредимой.
Женщина вглядывается в мое лицо и недовольно поджимает губы.
— Я искренне надеюсь, что так и будет. В противном случае можешь забыть о моем существовании и о дороге в наш дом. Не разочаровывай меня, Макар.
Не дожидаясь ответа, передергивает плечами, спускается по ступенькам и садится на заднее сиденье автомобиля, громко хлопнув напоследок дверями. Машина плавно трогается и выезжает за ворота, скрываясь за поворотом.
Повезло Борисовичу с женой. Не женщина, а кремень.
Провожаю взглядом автомобиль, жду, пока закроются ворота, и, проверив охрану периметра, захожу в дом.
Сворачиваю на кухню, включаю свет, лезу в холодильник. Нужно поесть, что ли. В холодильнике полно контейнеров с готовой едой. Достаю первый попавшийся и ставлю в микроволновку, разогреваться. Пока жду еду, заправляю кофемашину и достаю приборы из кухонного шкафа.
Мысли сами собой который раз возвращаются к нарушительнице моего душевного равновесия. За последние два дня, которые девушка всё еще провела в отключке, я, словно верный пес, не отходил от нее ни на шаг. Перетащив бумаги в спальню, работал и прислушивался к ее размеренному дыханию, не раз ловил себя на том, что, отложив очередной важный документ в сторону, вглядывался в ее кукольное личико. Мне кажется, что я с закрытыми глазами, по памяти смогу воссоздать ее портрет с неимоверной точностью, перенеся все детали на бумагу.
Я так и не уловил момент, когда именно внутри меня всколыхнулись давно забытые, казалось бы, выжженные до тла сочувствие и сострадание. Я сознательно избавился от них, как только попал в группировку, так как они крайне усложняли мою жизнь и мешали работе. А, чуть позже осознал одну простую истину — именно деньги определяют наличие власти. Даруют долгожданную свободу и неограниченные возможности.
Ощущение власти пьянит и дурманит, всё глубже затягивая в водоворот безумия. Со временем ты отвергаешь мораль, этику, закон. Становишься опасным как для окружающих, так и для себя. Так и рождаются бездушные чудовища в человеческом обличии. Но у всего есть обратная сторона медали.
Моя, как ни странно — скука.
Да, оказывается, свобода, тонко граничащая с вседозволенностью, тоже может приесться. В мире, в котором я существую, нет места искренности. За сияющими улыбками лощеных женщин скрываются лишь лицемерие и алчность. За крепкими рукопожатиями партнеров — жажда наживы и вероломство. Всё вокруг искусственное, вылепленное из пластмассы, уродливое. И я был таким же уродом, не гнушался ничем, когда шел к поставленной цели.
Порой мне нравилось играть с ними. Я ловил чистый кайф, когда меня боялись и ненавидели. Когда под маской раскрепощенности и авантюризма, тупому стаду удавалось, разглядеть меня настоящего. Страх — вот неопровержимая, искренняя как слезы девственниц эмоция. Древнейший механизм выживания человека, как живого существа. И я научился использовать его в своих интересах. Достаточно лишь посеять в душе крохотное зерно ужаса, вовремя подпитывая нужными эмоциями и ты обретаешь послушное орудие, готовое жрать землю серебряной ложкой по твоей указке.
Но эта девочка своим недолгим присутствием, что-то сломала внутри бездушного чудовища. Презренное, унизительное чувство жалости жалит изнутри, царапая сознание тысячами раскаленных игл. Оказывается и моральным уродам вроде меня, не совсем чужды муки совести. Неприятное открытие.
Узнав о смерти брата, я испытал целую бурю эмоций, но только не те, что почувствовал бы в этот момент нормальный человек. Жажда возмездия, ярость, гнев, безумие — вот мой удел. Всё, на что я способен. Был способен, до ее появления.
Пожалуй, впервые в жизни мне не хочется внушать страх. Тянет с головой окунуться во что-то новое, неизведанное, заинтриговавшее своей чистотой и искренностью. Вкусить, почувствовать настоящие, неподдельные эмоции. Почему-то я уверен, что с ней именно так и будет
Микроволновка пищит, нарушая гробовую тишину кухни. Достаю контейнер и выкладываю содержимое на тарелку. Сегодня на ужин плов с бараниной. Какая волшебница все-таки моя Зинаида. Пожилая женщина живет неподалеку, в соседнем поселке, и три раза в неделю приходит сюда приготовить еду и прибраться. Добрая, хорошая женщина. Уже и не вспомню, как она попала в мой дом, но готовит просто божественно.
Ополаскиваю за собой посуду и складываю ее в посудомоечную машину. Нужно попросить Зинаиду приходить каждый день, пока Ольга будет жить здесь. Это я вечно в разъездах, а ей нужно питаться нормально. Допиваю кофе, убираю за собой и поднимаюсь на второй этаж, со спокойной душой ожидая увидеть мирно посапывающую девушку в кровати.
Но действительность превосходит все мои ожидания, потому что стоит только толкнуть дверь, ведущую в спальню, как взгляд натыкается вначале на разобранную пустую кровать, а затем на аппетитные ножки и округлую попку перевалившейся через открытое настежь окно хозяйки радующих глаз прелестей.
***
Ужом проскальзываю в дверной просвет, стараясь двигаться бесшумно и, направляюсь к окну, благо пушистый ворс ковра приглушает мои шаги. Осторожно обхватываю ладонью женскую талию, чтоб от неожиданности не сорвалась и кидаю взгляд вниз, отдавая должное находчивости несостоявшейся беглянки.
— Решила воздухом подышать на сон грядущий? — перевожу взгляд на замершую под тяжестью моей ладони, словно статую девушку.
Та лишь прикусив от досады губу, молча проводит по мне взглядом полным досады и разочарования и, вновь устремляет взгляд вниз, на свисающую белым парусом простыню, привязанную хлипким узлом к кованому карнизу.
— Умничка, — дергаю пару
